Повешение босых девушек – повешение девушек смотреть онлайн | Бесплатные сериалы, фильмы и видео онлайн

Николь » Страница 2 » Пытки и казни

Полчаса пролетели очень быстро, и на пороге комнаты появилось уже изрядно надоевшее улыбчивое лицо. Роберт сжал руку девушки и прошептал: — Прощай, милая, пусть тебе будет легко пройти через это. Николь едва сдерживала слезы, когда он вышел из комнаты и она осталась одна с солдатами. На этот раз ей не стали надевать наручники, а просто отвели по тому же коридору в соседнюю с выходом комнату. «Видимо, это обычный маршрут приговоренных к смерти», — подумала журналистка. В комнате за столом сидела женщина в военной форме. После того как Николь ввели в комнату, она приказала конвойным выйти, причем улыбчивый подчинился с большой неохотой.

— Раздевайтесь, — сказала женщина по-английски, когда они остались вдвоем. Николь беспрекословно подчинилась, ожидая, что ей дадут специальную одежду. Оставшись в одном нижнем белье и туфельках она аккуратно сложила одежду стопочкой на стол.

— Это тоже, — указала она на обувь. «Ну да должно быть комично я буду выглядеть на виселице в робе и туфельках», — усмехнулась девушка, ощутив босыми ногами прохладу каменного пола.

— И это, — палец женщины переместился с лифчика на трусики.

— Раздентесь полностью.

Оказавшись полностью обнаженной, Николь почувствовала себя неуютно. Машинально она прикрыла руками груди и лоно, но заметив ухмылку тюремщицы, опустила руки. Трусики и лифчик девушка сначала положила на стопку, но потом, подумав, засунула их под одежду. В голову закралась ужасная мысль: «Неужели они хотят меня повесить голой. Но там же люди. Нет, это невозможно». Однако тюремщица быстро развеяла опасения девушки. Из шкафа в углу она достала сверток и распаковала его. В свертке было всего две вещи. Кусок светлой холщовой ткани и что-то похожее на памперсы.

— Что это? — спросила Николь, опасливо указывая на памперс.

— Это поможет тебе сохранить твое женское достоинство, — коротко ответила женщина.

Девушка покраснела, и стала одевать памперс. Ей казалось, что во всем этом есть что-то унизительное. Кусок ткани оказался длинным не то плащом, не то халатом с капюшоном сзади. Плащ довольно оказался просторным, а внизу доходил почти до лодыжек. Грубая ткань слегка раздражала нежную кожу. Тем временем женщина достала из ящика стола дощечку на шнурке с иероглифами и кусок веревки.

— Здесь написано, за что ты будешь казнена, — пояснила она, надевая дощечку, так чтобы она оказалась у Николь на груди. Процедуру приготовления тюремщица завершила, связав девушке руки за спиной куском нейлоновой веревки. Сделала она это очень ловко. Запястья были стянуты крепко, но не туго, и боли узлы не причиняли.

— А обувь? — спросила Николь, когда женщина отошла полюбоваться своей работой.

— У нас вешают босиком, — последовал лаконичный ответ. Опустив глаза, девушка посмотрела на свои аккуратные босые ножки и пошевелила пальчиками. «А впрочем какая разница — простудиться ведь все равно не успею». В это время в комнату зашел необычно высокий для китайца и крепкий мужчина в черной униформе без знаков различия… «Мой палач», — догадалась Николь. Тюремщица кивнула ему, и мужчина взяв девушку за локоть жестом приказал идти с ним. В коридоре их ждал конвой. Знакомой дорогой журналистку вывели во двор, где на это раз их ждал открытый грузовик с надписями на бортах. Солдаты приподняли Николь и поставили ее в кузов. Ее одну усадили на лавку у кабины а солдаты расселись у бортов. Лавка Николь оказалась немного выше остальных, так что ее лицо и дощечку должно было быть хорошо видно с улицы. От угла рядом с лавкой что-то накрытое брезентом тянулось вдоль борта. Машина тронулась и выехала за ворота. Заработал громкоговоритель на кабине. Из него по-китайски произносили одни и те же фразы. На улицах почти все люди обращали на грузовик внимание, многие показывали на руками на Николь.

На одном из перекрестков какой-то европеец с довольным лицом несколько раз сфотографировал ее. Чтобы избежать любопытных взглядов девушка опустила глаза, и принялась рассматривать свои босые ножки. В голову ей пришло странное сравнение: «Я сейчас совсем как Эсмеральда у Гюго, которую везли на покаяние. Тоже на виду у всех, тоже босая. Да и закончу как она в петле». На одном из перекрестков машина резко повернула, и что-то выехало из-под брезента к ногам Николь. К ее ужасу это оказалась моток веревки с петлей на конце. Девушка инстинктивно отодвинулась, но как завороженная продолжала смотреть на орудие своей смерти. Пеньковая веревка оказался не настолько толстой, как это представлялось ей, сантиметра 3-4 в диаметре, узел был похож на те, которые показывают в фильмах про Дикий Запад, но выглядел не таким массивным. «Интересно, какая она на ощупь», — подумала журналистка и тут же ужаснулась своей мысли. Однако любопытство оказалось сильнее, и вытянув ногу Николь большим пальцем медленно провела по внутренней поверхности петли. Веревка оказалась жесткой и шершавой, и вновь испугавшись девушка оттолкнула моток назад под брезент. Тем временем машина въехала на площадь. Подходы к ней были оцеплены, а сама она уже была забита почти до отказа. Многотысячная толпа встретила появление грузовика протяжным гулом. Две цепи солдат образовывали проход в этом людском море, по котором они медленно ехали. Стоявшие у прохода люди что-то выкрикивали в адрес Николь и размахивали самодельными транспарантами. Среди них девушка разглядела пару штук написанных на английском. «Смерть торговцам наркотиками» было написано на одном из них, «Наркодилеров на виселицу» гласил другой.

Николь изо всех стил старалась не выказывать охватившего ее панического ужаса и спокойно смотреть прямо перед собой. Она боялась не столько собственной казни, сколько этой разъяренной толпы, готовой разорвать ее в клочья. Наконец путешествие сквозь людское море прекратилось, и машина въехала на огороженную пустую площадку предназначенную для казни….

Сидя спиной к кабине Николь не могла видеть куда они едут и увидела виселицу, только когда машина въехала под нее. Машина остановилась прямо под ней, и теперь виселица высилась практически у нее над головой. Устройство было предельно просто, два массивных квадратных деревянных столба каким-то укрепленных в земле на расстоянии трех метров друг от друга, а сверху на них на высоте метров пять не менее массивная круглая перекладина. Пока она пустовала, но палач уже отдернул брезент и взял веревку. Кроме нее под брезентом оказалась еще толстая широкая доска почти трехметровой длины. Назначение ее пока было непонятным для девушки. Тем временем палач ловким движением перебросил веревку через перекладину. Это движение было встречено толпой радостным возгласом. Оглянувшись и смерив взглядом Николь, палач немного опустил петлю, а другой конец веревки надежно привязал к правому столбу.

«Это ужасно, что они заставляют меня смотреть на все эти приготовления», — думала девушка глядя на болтающуюся петлю.

— «Хорошо хоть, что завязывать ее не стали у меня на глазах». Палач что-то крикнул шоферу, и машина продвинулась немного дальше, полностью выехав из-под перекладины. После этого солдаты взяли доску и выдвинули ее из кузова в сторону виселицы на две трети, так что ее конец оказался как раз пол перекладиной. Двое из них встали на лежащий в кузове конец доски, удерживая ее в горизонтальном положении своим весом.

Палач подошел к Николь, заставил ее подняться, подвел к краю кузова возле доски, а сам стал чуть сзади. С другой стороны к краю подошел улыбчивый офицер, на ходу разворачивая какую-то бумагу. Теперь девушка оказалась на виду у всей площади, и толпа встретила это очередным радостным гулом. Улыбчивый через громкоговоритель начать читать по-китайски, видимо, оглашал приговор… Николь не отводя глаз смотрела на висящую в ожидании ее шеи петлю. «Вот значит как они это делают», — не угасал в ней журналистский интерес.

— «Поставят меня на край доски, накинут петлю, а потом палач столкнет меня. Что-то вроде пиратского хождения по доске. А я должна упираться и сопротивляться для их удовольствия. Нет уж, такой радости я им не доставлю. Как только он коснется меня, чтобы столкнуть, прыгну сама». Офицер закончил чтение, и последняя фраза потонула в буре аплодисментов. Палач взял Николь.за плечи и направил ее на доску. Чувствуя нарастающую дрожь во всем теле, девушка осторожно, словно боясь обжечься ступила на нее. Палач встал за ней и, все так же сжимая ее плечи, стал подталкивать вперед. Гул толпы теперь не прекращался, а только постепенно нарастал с каждым ее шагом. Отчаянно пытаясь сохранить самообладание смертельно бледная Николь медленно двигалась навстречу своей смерти. Она остановилась почти у самого края доски, когда до веревки оставалось всего несколько сантиметров. Петля слегка.покачивалась на ветру где-то на уровне ее груди закрывая дощечку. Видимо поэтому палач раздвинул пошире петлю, так что ее нижний край поднялся до подбородка девушки.

Теперь она смотрела на мир через ее круглое веревочное окно. «Вот он кругозор висельницы», — вновь мысленно продолжала свою статью журналистка, — «который постепенно сужается до размеров шеи». В это время палач, встав на колени, подвинул ее ноги к концу доски, так что большие пальцы оказались на линии края, и, немного приподняв плащ, связал ноги у щиколоток нейлоновой веревкой. Затем палач резко накинул на ее голову капюшон. Крики достигли пика, а внезапно погрузившаяся во тьму Николь вздрогнула от неожиданности. Узкая полоска света проникала только через небольшую щель внизу, где передний край капюшона неплотно прилегал к груди. Однако через нее было видно только дощечку да сведенные вместе пальчики своих босых ног. Палач стал надевать девушке петлю. Она вновь вздрогнула, когда веревка легла ей на плечи, и еще раз когда узел затянулся на затылке. «А все говорят, что за левым ухом», — удивилась Николь. Веревка была затянута так, что полностью прилегала к шее девушки, но не сдавливала ее. К тому же петля захватила свободный край капюшона, и Николь оказалась в полной темноте. Под капюшоном стало жарко и душно от ее собственного дыхания. Гул и крики переросли теперь в ритмичное скандирование. В голове беспорядочно роились всякие ужасные мысли и догадки: «А что если веревка оборвется, такое ведь бывает. Они меня помилуют? Или стану вешать снова? Но я больше не смогу пройти этот страшный путь по доске». С удивлением услышала девушка отдаляющиеся шаги палача, он похоже возвращался в кузов. Она не понимала, что присходит и зачем он вернулся. Пауза затягивалась.

Николь овладел панический страх смешанный со странным возбуждением. Воздух под капюшоном раскалился, от неровного учащенного дыхания грудь судорожно вздымалась и опадала слегка подбрасывая дощечку, но девушке казалось, что она она подскакивает на добрых полметра. Скандирование усилилось. Ноги Николь.мелко тряслись под плащом, колени сами собой подгинались, а пальчики босых ног нервно елозили по краю доски. Такое состоянии раньше бывало у нее только при интимной близости с желанными мужчинами. Она и сама не почувствовала как набухли и затвердели ее соски. Девушка находилась в состоянии близком к помешательству и чувствовала, что вот-вот лишится чувств. Сознание сверлила одна-единственная мысль: «Ну когда же наконец». В это время вернувшийся в кузов палач, выдержав паузу, дал знак солдатам и они синхронно сошли с края доски, и та, потеряв противовес со стуком упала на землю. Для Николь, ожидавшей возвращения палача, это стало полной неожиданностью.

Теряя опору под ногами и бессознательно пытаясь захватить край доски пальцами, она дернулась вниз и повисла на натянувшейся веревке. Петля мгновенно сдавила шею, полностью перекрыв дыхательные пути. Из широко раскрытых глаз девушки брызнули раскаленные слезы, и она дико закричала. Однако наружу прорвался лишь приглушенный капюшоном страшный хрип и бульканье. Следующие 45 секунд, в течение которых повешенная Николь была в сознании показались ей целой вечностью полной боли и страданий. А последним осознанным чувством был жгучий стыд, когда она поняла, что полностью потеряла контроль над своими органами. А прекратившая скандирование толпа, затаив дыхание смотрела как бьется в петле молодое сильное тело. Они не могли видеть, как постепенно вылезали из орбит расширившиеся слезящиеся глаза, как рвался наружу сквозь сжатые зубы распухший язык, как лились изо рта потоки горячей слюны, как синело и темнело некогда прекрасное личико, теперь искаженное страшными гримасами мучений. Просторный плащ скрывал от них и причудливые изгибы извивающегося в петле тела. Все что они видели это мощные ритмичные, но беспорядочные рывки висящей на веревке девушки. Стоявшие были всех могли заметить как одновременно поджимаются и разгибаются пальчики на выгнутых ступнях, а из кузова было видно как связанные руки то сжимаются в кулаки, то растопыривают пальцы.

Вряд ли кто-то смог бы точно сказать, сколько продолжалось это словно заворожившее всех зрелище. Однако рывки постепенно стихали, и вскоре тело повешенной с бессильно свесившейся на грудь головой безжизненно повисло, раскачиваясь лишь по инерции. Вновь площадь потряс радостный возглас. Однако он был преждевременным. И палач, и стоявшие возле самой ограды могли заметить, что девушка еще жива по мелким конвульсивным подрагиваниям тела. Плащ почти полностью скрывал эти еле заметные движения, было только видно, как периодически немного приподнимаются большие пальцы вытянувшихся вниз босых ног. Это продолжалось еще несколько минут, а потом тело Николь в последний раз напряглось, судорожно выгнулось и затихло уже на всегда. Когда повешенная перестала раскачиваться машина подъехала к виселице, и палач, также исполнявший обязанности доктора, засунув руку под плащ, засвидетельствовал смерть. Левая грудь девушки была еще теплой и мягкой, но сердцебиения уже не было. После этого машина выехала с площади, и народ постояв еще немного тоже начал расходиться. Виселица с казненной Николь простояла до вечера, и не сумевшие попасть на саму экзекуцию, приходили полюбоваться хотя бы ее результатами. Они пробирались поближе и подолгу пристально рассматривали повешенную с дощечкой на груди. Когда стемнело, доступ на площадь перекрыли. К виселице подъехала крытая машина, веревку обрезали, тело девушки погрузили внутрь и отвезли в специальное отделение морга. Там служители развязали обрывок веревки, несмотря на прослойку из капюшона оставивший вокруг шеи глубокий фиолетовый след. Потом сняли с тела плащ и изрядно потяжелевший памперс и сожгли их. Обнаженный труп обмыли, завернули в простыню и засунули в холодильник, до прибытия лиц из посольства с гробом. Во время всей процедуры все старались не смотреть на лицо Николь….

www.torturesru.com

Амата, Казнь через повешение » Пытки и казни

Автор: SergeyS

— Пятая камера, справа. — буркнул мне стражник в ответ на мой вопрос, и, с лязгом, открыл засов железной решетчатой двери, преграждавшей вход в тюремный коридор. Здесь пахло сыростью, тусклый свет из оконца в конце коридора и несколько свечей еле-еле разгоняли тьму. Откуда-то доносился тихий плач, приглушённые вздохи. «Амата, ты не заслужила этого… Не заслужила».

В моей голове застыл её образ. Она улыбалась мне, под лучами солнца, на фоне зеленого, летнего леса, около звенящей речки. Распустив темные волосы и сбросив туфли, она, звонко смеясь, носилась по берегу и брызгалась водой, а я, казалось, тонул в её больших, искрящихся радостью, озорных глазах.

Чёрт же дёрнул меня уехать в тот роковой месяц. Двое пьяных военных, вечер, тёмный городской переулок. Какие мерзости они творили с ней — я не хотел-бы знать. После этого её видели плутающей по городу, босой, голодной, в разорванной одежде, с затуманенным взором.

От безысходности, она вновь начала воровать — как жила до встречи со мной. И попалась, как попадались множество её прошлых знакомых. Когда мы вместе были в городе, она никогда не ходила на центральную площадь в дни казней, и я понимаю, почему — ей было больно видеть смерть своих бывших подруг. Лишь один раз мы присутствовали на казни, когда на виселицу отправили её лучшую подругу и ещё пятерых преступниц. Бедняжка, совсем ещё девочка…

Амата не могла не проститься с ней. Иногда мне вспоминаются глаза той девочки, полные ужаса, когда петля обвила её тонкую шею, и тяжёлый сапог палача упёрся в краешек её табурета. Часто в памяти всплывают пыльные ноги, задергавшиеся в отчаянной попытке дотянуться до дощатого помоста…

О Господи, и теперь Амата, почти выкарабкавшись из этой трясины, разделит судьбу той бедняжки!..

Пятая камера. Я не сразу узнал Амату: она лежала на какой-то подстилке, в мешковатом грязно-сером платье. Но это была она. Я тихонько окликнул её, и она тут же вскочила. В её заплаканных глазах вспыхнул жаркий радостный огонёк. Она подбежала к решетке камеры.

— Ты пришёл. Я знала, что ты не бросишь меня. — с жаром шептала она мне через решетку.

— Я никогда тебя не брошу, никогда…

— Я знаю, я верю. — слабо, и как-то виновато, улыбнулась она — Да, мы должны проститься…

— Ты.. ты подожди, я найду способ вытащить тебя, я пойду к судье… — шептал я невыполнимые обещания, зная, что судья вечером прошлого дня временно покинул город. Как тяжело мне было видеть её в этой камере. Как я хотел ей помочь!

— Не нужно. Обвинение уже вынесли, и я буду… — она неловко замялась — повешена. Уже завтра, в полдень. Прости меня. Так, видимо, всё и должно закончиться.

— Нет, нет, это ты должна меня простить. Это я виноват, виноват во всём, что с тобой случилось. Ты не заслужила этого! — меня разрывало бесконечное отчаяние и острое чувство вины. Я оставил её…

— Тебе незачем просить прощения… Знаешь, ты подарил мне самые счастливые моменты в моей жизни. — она мягко взяла меня за руку. — Чудо, что я вообще еще жива. Я всегда понимала, что рано или поздно так закончу. Не вини себя.

— Но… н.. — я хотел сказать хоть что-нибудь, но её руки через решетку пригнули меня к её губам, и мы слились в жарком поцелуе. На миг я забыл обо всём на свете.

— Эй, время посещения вышло! — тяжёлая рука стражника дёрнула меня за плечо. Глаза Аматы мягко улыбались мне.

— Прощай… — шепнула она.

— Прощай, любимая… — я развернулся и побрёл к выходу, полный смешанных чувств, не видя перед собой ничего, кроме застывшей картинки её глаз.

Пол-ночи я провёл в кабаке. Здесь только и было разговоров, что о завтрашней казни. Казни не были редкостью, и говорили об этом так же непринуждённо, как и о ценах на лошадей. Из обрывков фраз я узнал, что казнены будут, кроме моей Аматы, ещё пятеро. Я пил, пил и пил. Ко мне подсел какой-то, насквозь пропахший перегаром, рабочий.

— Эй, парень… ты что это… смурной такой?.. — еле составляя фразы, осведомился он у меня.

В ответ я лишь буркнул что-то неразборчивое. Мне было больно и очень плохо. Настроения болтать с пьяным работягой у меня совсем не было.

— Ну и… сиди… Завтра на площадь идёшь, а? — не переставал донимать меня мужик. Я молча смотрел в одну точку.

— А я пойду… — продолжал он говорить сам с собой. — Люблю когда воровок молоденьких вздёргивают… Сначала они болтаются, крутятся, а потом, хех, ссутся и кончают, будто их там, в петле, сам дьявол трахает! — он громко расхохотался над своим сравнением. — А в этот раз, я видел, одна там есть — темноволосая такая, большеглазая, молоденькая — ни за что не пропущу, как она, хе-хе, будет подыхать и писаться…

Вне всяких сомнений, он говорил об Амате. О моей Амате… Слушать это — было выше моих сил. Сжав руку в кулах, я с размаху ударил этого пьяницу так, что он покатился по полу, вслед за чем, я быстро покинул кабак и, шатаясь, ночными переулками, побрёл домой.

Я очнулся от беспокойного пьяного забытья уже около одиннадцати. Все душевные страдания возобновились, и моё воображение рисовало образ несчастной Аматы, умирающей в петле из-за меня. С тяжёлым чувством я пошёл к городской площади.

Посреди площади, на двухметровом помосте, возвышалась деревянная виселица в форме шестиугольника. С каждой её стороны свешивалась верёвка с петлёй, под которой стоял табурет или какой-нибудь ящик. Площадь уже была наполнена разнородной толпой: на углу помоста стоял палач в чёрной маске; около виселицы важно прохаживались стражники; бедняки, торговцы и какие-то знатные господа — все смешались здесь, наполняя воздух гулом и суматохой. Я протискивался ближе к виселице. Я хотел, чтобы она заметила меня, когда её приведут; чтобы знала, что я не оставил её.

Зажатый между тучной хохочущей барышней и каким-то больным стариком, я остановился недалеко от помоста и мог хорошо всё видеть. Время подходило к полудню. Я нервно оглядывался, ожидая — когда-же, когда-же их приведут. Шесть петель покачивались на лёгком ветерке, и я мог только гадать, какая из них затянется на нежной шее Аматы.

Людской гомон усилился, и я, наконец, заметил вдалеке процессию, медленно движущуюся от тюрьмы сквозь толпу, расталкиваемую стражей. Впереди шёл начальник стражи, за ним следовал глашатай. Дальше медленно брела змейка осуждённых, окруженная стражниками. Я вглядывался цепочку из шестерых фигурок, одетых в серые балахоны до колен, стараясь разглядеть Амату.

Сердце забилось быстрее: я увидел её, пятой в ряду. Она брела, в волнении оглядывая людское сборище, и, пока, не увидев меня. Первой шла понурая молодая женщина, по видимому, проститутка. За ней брела ещё одна — на вид, ей было лет тридцать, её лицо выражало мрачное безразличие и смирение с судьбой. Третьей и четвёртой шли две девушки. Они жались друг к другу и испуганно озирались по сторонам. За Аматой шла совсем ещё юная девочка, в её глазах отражался смертельный испуг и какое-то удивленное непонимание происходящего.

Осужденные остановились у лестницы на помост. Глашатай поднялся и пафосно зачитывал приговор. Толпа притихла. Я не слушал его, сквозь толкучку стараясь разглядеть Амату. По-одному осужденные начали подниматься к виселице.

Первую женщину палач тут-же грубо подтолкнул к ближайшему деревянному ящику. Та, пошатнувшись, влезла на него. Следующая расположилась на табуретке рядом. Номер три вся дрожала, чуть-ли не теряя сознание от ужаса. Я смог расслышать, как женщина, стоявшая рядом с ней, шепнула:

— Не трясись ты так. Когда вешать будут — представь, что тебя твой парень имеет, и всё быстро кончится…

Наконец, подошла очередь Аматы. Гул толпы усилился. Амата, медленно ступая, осторожно прошла к своему табурету — прямо напротив меня. Моё сердце остановилось, я не мог оторвать от неё взгляда…

Так радостно и так тяжело было вновь её увидеть! Ну почему я вижу её не в своих объятиях, а на помосте виселицы?! Она заметила меня. Она взглянула мне прямо в глаза, и гордо встала на табуретку. Ей было страшно, но она еле-заметно улыбалась мне, подбадривая, как будто-бы казнили меня, а не её. Последняя, шестая, девочка уже стояла на двух ящиках: с одного она не доставала до петли. Шаткая конструкция угрожающе скрипела под её ногами.

Тем временем, палач шёл по кругу и накидывал висельницам петли, плотно затягивая их на шеях. Одна из девушек жалобно скулила, другая легонько приседала, пробуя, как затянется петля. Амата вытянулась на носочках, позволив палачу отточенным движением надеть ей петлю и затянуть её, вслед за чем опустилась на пятки, и веревка оказалась почти внатяжку.

Девочка, последняя, тут же подсунула пальцы под веревку на шее и охватила её руками, видимо, полагая, что так ей будет менее больно. Над площадью повисло затишье. Все шестеро осуждённых стояли на своих подставках, с петлями на шеях. Палач отправился на свой третий, и последний, обход виселицы. Его сапог упёрся в краешек ящика под первой женщиной. Было видно, как её грудь часто-часто вздымалась под одеждой, а руки мелко дрожали. Пауза затянулась…

Ящик вылетел из-под ног, и, с грохотом, свалился вниз, а женщина, дернувшись, закачались в паре десятков сантиметров над помостом. Я видел её лишь со спины. Через несколько секунд и вторая женщина, бросив последний взгляд куда-то за горизонт, лишилась табуретки под ногами и, издав булькающий звук, довольно смирно повисла в резко затянувшейся петле.

Следующая девушка сразу же забилась на конце веревки, словно рыба, вытащенная из воды. Узел её петли неуклюже съехал набок, неестественно выгнув тонкую шею. Должно быть, это было очень больно…

Интересно, она последовала совету женщины, и представила, что её «имеет» её парень? Еще один глухой удар по табурету, и босые ноги её подруги также задрыгались в воздухе.

«О Господи, сейчас же повиснет Амата!» — я, в отчаянии, посмотрел на неё. Она глядела на меня. И даже сейчас, перед лицом смерти, в её глазах сохранялся тот странный, улыбающийся огонёк. Казалось, её губы еле заметно прошептали «Прощай». Я зажмурился, взмолившись, чтобы её веревка оборвалась…

Услышав стук упавшего табурета, я открыл глаза. Веревка не оборвалась, и Амата, моя Амата, с удивленно-мученическим выражением на лице, повисла на конце веревки. Её падение было самым коротким из всех. Из сдавленного горла вырвался натужный хрип. Она вся напряглась и вытянулась; тщетно она тянулась пальчиками ног к качающемуся внизу помосту. Я еле устоял на ногах, моё сердце словно упало в холодную бездну…

Бедняжка несколько раз дёрнула ногами и медленно повернулась на веревке. Уже будучи повешенной, она ещё смотрела на меня…

Как мне хотелось схватить её за ноги и разом прекратить её муки! Ещё два ящика упали с помоста вниз, и шейка шестой девочки также оказалась стянута петлей, придавившей ей пальцы. Первая женщина уже затихла, лишь изредка конвульсивно взмахивая руками или ногами. Вторая висела неподвижно. Третья девушка всё ещё извивалась в петле, быстро теряя силы. Четвёртая уже обмякла. Видимо, ей повезло больше всех — её лицо, обращенное куда-то в мою сторону, уже темнело и было пусто, а по ногам, тонкими струйками, на помост стекала моча. Последняя повешенная, девочка, ещё активно брыкалась, тщетно пытаясь оттянуть петлю от шеи.

А Амата медленно задыхалась. Она висела довольно спокойно, изредка выбрасывая ноги вперёд, и снова загибая их в коленях. Но её взгляд был осмыслен и наполнен болью…

Я не мог, просто не мог видеть этого, не мог выносить пронзительный взгляд её глаз, и опустил голову вниз.

Амата последней потеряла сознание. И когда остальные пятеро уже лишь мерно покачивались в своих петлях, пальцы её рук и ног всё еще слабо подрагивали.

До глубокого вечера, пока толпа не разошлась с площади, я бродил неподалёку, разбитый и подавленный. Шесть тел всё ещё оставались на виселице, которую охранял стражник. За умеренную плату, он пропустил меня на помост. Амата висела с закрытыми глазами, чуть выпустив кончик языка. Её лицо стало бледнее. Шея, глубоко передавленная веревкой, от долгого нахождения в петле, вытянулась. Я мягко прижал её тело к себе, и горячо поцеловал её в мертвенно холодные губы.

После чего ушел, стараясь не оглядываться, и направился к ближайшему бару — глушить боль через виски. В баре, в зоне для особо важных гостей, сидел городской судья. Оказалось, его поездка была перенесена, и последние два дня он всё-таки провёл в городе…

www.torturesru.com

Повешение » Страница 2 » Пытки и казни

www.torturesru.com

Приговор » Пытки и казни

Written by Colucci

— Приведите ко мне подсудимую, — сказал стражнику судья Роберт Доу, войдя в свой кабинет после рассмотрения дела.

Вина Жуаниты Флорес была полностью доказана. Девушка зарабатывала на жизнь проституцией, но не всегда довольствовалась той платой, которую мужчины давали ей добровольно. Если Жуанита чувствовала, что с посетителя можно взять больше, она добавляла ему в бокал вина снотворное, а когда он засыпал в её объятиях, аккуратно изымала столько денег, во сколько оценивала свои прелести. На следующий день клиент уже не мог вспомнить, сколько денег у него было и сколько он прогулял, поэтому не подозревал обмана. Жуанита знала меру в изъятии денег и не брала лишнего. Прокололась она на другом. Как-то раз она налила очередному посетителю то ли слишком много снотворного, то ли не из той склянки, то ли у юноши было слабое здоровье — короче, он заснул и больше не проснулся. А происходил он из влиятельной знатной семьи Альбертини, и его родственники настояли на тщательном расследовании. Жуаниту схватили, пригрозили пыткой… Она призналась во всём. И вот она на скамье подсудимых, закованная в цепи, и ей грозит смертная казнь.

Закон давал подсудимому право после рассмотрения дела в суде, но до вынесения приговора поговорить с судьёй наедине. В этой последней беседе он мог сообщить факты, не предназначавшиеся для посторонних ушей, более откровенно рассказать о мотивах преступления, а мог просто просить о милосердии. А если подсудимая — молодая красивая девушка, кто ей откажет? Поэтому, когда Жуанита вошла в кабинет Роберта Доу, в её душе теплилась надежда на лучшее.

Судья внимательно оглядел девушку. Это была цветущая юная красавица девятнадцати лет, чуть выше среднего роста, с роскошными чёрными кудрями, округлыми плечами, пышной грудью, хорошо заметной сквозь тонкую ткань лёгкой белой рубашки. Её крепкие загорелые ноги были открыты выше колен, а щиколотки скованы тяжёлой стальной цепью, так что девушка могла идти только маленькими шажками. Другая цепь, соединённая с первой, шла к массивному браслету, которым были скреплены за спиной руки преступницы. Большие чёрные глаза смотрели на Роберта с нежностью и мольбой.

Жуанита подошла к Роберту и опустилась на колени. Вошедший вместе с ней стражник отдал судье ключи от браслетов, которыми были скованы руки и ноги девушки, поклонился и вышел. Теперь красавица была в полной власти Роберта. Но ему показалось, что ещё немного — и он будет в её власти, так нежно и проникновенно смотрели на него её глаза. Неужели он, судья Роберт Доу, должен отправить это юное создание на виселицу?

— Жуанита Флорес, вы только что признали себя виновной в убийстве Гильермо Альбертини, ограблении четырнадцати человек и разврате. Что вы можете сказать в своё оправдание?

— Господин судья, я виновата и каюсь в содеянном. Если можно, пожалейте меня и не отправляйте на смерть! Я ещё так молода, я не хочу умирать…

— Но ты совершила преступление, которое по законам нашего города карается смертью.

— Да, я заслужила самое страшное наказание. Но будьте милосердны! Я не хотела убивать синьора Гильермо, я ошиблась…

— И тем не менее ты убила его. У него были отец, мать, сестра, невеста — всем им ты причинила тяжкое горе. Неужели ты не понимаешь, что сможешь расплатиться только своей жизнью?

Роберт ошибся. Он начал убеждать преступницу в том, что наказание, которому он намерен её подвергнуть, справедливо. Он вообще не любил судить женщин из-за того, что ему трудно было им отказать. Скольким воровкам он уменьшил количество ударов плетью, скольким проституткам сохранил груди, которые по закону полагалось проколоть раскалённым железом или вообще отсечь! Теперь помилованные вернулись к своим преступным занятиям и смеются над его мягкосердечием. А тут эта красотка, которой место на виселице, — но как хороша! Роберт невольно представил себе Жуаниту, полностью обнажённую, в постели рядом с собой… От одной грешной мысли перехватило дух. Нет, с женщинами надо обращаться строго, не давать ни малейшей поблажки. Вот недавно в соседнем городе женщину за подобное преступление приговорили к пожизненному заключению. Теперь она никогда не выйдет из подземного каземата, не увидит солнечного света, не согреется в мужских объятиях… Да, страшное наказание. Весь остаток жизни несчастная будет медленно угасать, лишённая всякой надежды. Но ей больше тридцати лет, она успела насладиться жизнью. А эта девчонка? У Роберта сжалось сердце, когда он представил себе, что станет с прекрасной Жуанитой через десять лет, проведённых в тюрьме. Нет, она заслужила смерть — и она умрёт.

А Жуанита прижалась щекой к судейской мантии Роберта. Как разжалобить сурового судью? Не может быть, чтобы он остался равнодушным к девичьей красоте.

— Добрый господин, неужели вам не жалко меня? Грубые жестокие солдаты заковали меня в кандалы, а теперь хотят повесить… Посмотрите на мою шею — вы хотите, чтобы её стянула верёвка? Чтобы моё тело расклевали вороны? Сжальтесь надо мной, ведь ещё не поздно!

Роберт погладил обнажённые плечи девушки. Ему действительно было жалко её, жалко отдавать прекрасное тело в руки палачей… но закон есть закон. Чем можно заменить смертную казнь? Проституткам положено остригать волосы, вырывать передние зубы, а особо «отличившимся» — терзать грудь раскалёнными щипцами. Конечно, сейчас проституток не преследуют специально, но если девушка попадётся на чём-то другом — лишение красоты ей обеспечено. А Роберт не мог допустить, чтобы палачи изуродовали прекрасное тело Жуаниты. Если бы можно было ограничиться хорошей поркой… Но тогда девушка, выйдя на свободу, снова возьмётся за старое. Ещё есть каторжные работы в каменоломнях, но там сильные мужчины недолго выдерживают, а девчонка надорвётся в первый же день. Что же делать?

Жуанита почувствовала сомнения судьи. Ещё немного — и он уступит её мольбам! Девушка ещё теснее прижалась к Роберту, теперь её полуоткрытая грудь касалась его ноги. И она прошептала:

— Ведь я нравлюсь тебе? Посмотри на меня — я в твоей власти. Я дрянная девчонка, глупая, легкомысленная, но тебе будет со мной хорошо. Сделай со мной всё, что хочешь, только не отправляй на виселицу! Хочешь, я стану твоей рабыней?

Этого только не хватало. Неужели девчонка не понимает, что у судьи помимо желаний есть и обязанности, есть долг перед обществом? Есть закон, который она преступила и должна быть наказана. А теперь, чтобы избежать наказания, она пытается соблазнить судью… Как блестят её глаза, как раскраснелись щёки, как порывисто вздымается нежная грудь! Сейчас Жуанита в своей стихии. Как трудно решиться послать такую красавицу на смерть! Но он это сделает, он исполнит свой долг. А если девушка не хочет на виселицу — что же, есть и другие способы казни.

— Жуанита, встань с колен, — приказал Роберт.

Девушка осторожно, гремя цепями, поднялась. Как будто невзначай её прелестная босая ножка наступила на сапог Роберта. Бедная милая шалунья, как она трогательно наивна в своей девичьей хитрости! Сейчас она почти уверена, что судья сжалится, но её ждёт горькое разочарование.

— Жуанита, я выполню твою просьбу. Ты не будешь повешена, — громко, многозначительно сказал Роберт и позвонил в колокольчик. Тут же появился стражник.

— Уведите её, — приказал судья и передал стражнику ключи от оков.

Девушка попыталась вновь опуститься на колени, но стражник взял её за скованные руки и повернул лицом к выходу.

— Спасибо, господин! — шепнула девушка, прежде чем выйти. На её губах играла радостная улыбка.

Через десять минут судья Роберт Доу вошёл в зал суда. Все встали. Судья передал секретарю лист бумаги, и тот начал читать.

— Именем закона, по решению судьи городского суда Роберта Доу, обвиняемая Жуанита Флорес, девятнадцати лет, признана виновной в убийстве синьора Гильермо Альбертини с целью ограбления, а также в ограблении ещё четырнадцати человек, в том числе пяти знатных синьоров, и разврате. За эти преступления закон предусматривает наказание в виде смертной казни через повешение. Однако обвиняемой было предоставлено право на последнюю беседу с судьёй. Во время этой беседы обвиняемая вела себя непристойно, совершала недопустимое воздействие на судью с целью добиться смягчения наказания. На основании этого решено ужесточить наказание. Обвиняемая Жуанита Флорес приговорена к смертной казни через посажение на кол. Приговор является окончательным и обжалованию не подлежит. Казнь состоится завтра утром на центральной площади города.

Пока секретарь читал приговор, судья смотрел, как меняется выражение лица Жуаниты. Вначале весёлая, улыбчивая, она побледнела после слов «вела себя непристойно», при словах «ужесточить наказание» с болью и гневом посмотрела на судью, а когда услышала про кол, слёзы хлынули из прекрасных глаз. Стражник, стоявший за спиной девушки, довольно ухмыльнулся, затем со словами «не бойся, красотка, это не больно» положил руку ей на плечо. Жуанита не слышала его. Всё её тело содрогалось от рыданий. Её посадят на кол! Да как он посмел, этот судья? Ведь она пошла на всё, она готова была отдаться ему! А он, такой негодяй, отверг её бесценный дар ради своего ублюдочного закона… Да не просто отверг, а публично унизил, растоптал… Что теперь делать? Теперь ничего не сделаешь, и меньше чем через сутки её юное горячее тело будет насажено на кол!

Роберт пришёл на площадь через два часа после начала казни, когда основная масса народа уже разошлась. Лишь несколько зевак бродили вокруг кола, рассматривая насаженную на него обнажённую Жуаниту. Девушка была ещё жива. Палачи хорошо сделали свою работу: толстый деревянный кол, войдя в задний проход юной преступницы, прошёл сквозь всё её тело, не задел ни одного жизненно важного органа и вышел через рот, выбив несколько зубов. Руки Жуаниты были по-прежнему скованы за спиной стальным браслетом, а согнутые в коленях ноги бесстыдно раздвинуты и залиты кровью, сочащейся из пронзённой промежности. Лицо было искажено страшной болью, всё тело вздрагивало в предсмертной судороге, мускулы трепетали, цепляясь за уходящую жизнь. Сейчас Жуанита показалась Роберту ещё прекраснее, чем накануне в суде.

— Разрешите поговорить с ней, — обратился Роберт к стражнику, охранявшему преступницу от толпы.

— Пожалуйста, — ответил тот.

Когда Жуанита увидела своего губителя, её лицо исказилось страшной гримасой ненависти. Девушка не могла говорить, её голосовые связки были разорваны, но по её лицу Роберт прочитал всё, что она хотела сказать. Она попыталась, опершись на левую ногу, разогнуть правую и ударить Роберта, но тот наступил на её правую щиколотку и придавил к земле, а затем попросил стражника закрепить ноги преступницы. Стражник достал верёвку и крепко связал девушке щиколотки, притянув их с двух сторон к основанию кола. Затем он обвёл верёвочную петлю вокруг пышных бёдер Жуаниты и изо всех сил затянул узел между бёдрами, так что верёвка глубоко вдавилась в нежную кожу. Теперь девушка была совершенно беспомощна.

— Жуанита, тебе больно, — сказал Роберт. — Придётся потерпеть. Ты прожила короткую, но весёлую и беспутную жизнь. Теперь ты расплачиваешься за свои грехи. Я мог бы заточить тебя в темницу до конца жизни. Я мог бы оставить тебя на свободе, но лишить красоты, и ты, изуродованная, должна была бы всю жизнь кормиться подаянием. В любом случае тебя ждали долгие годы страданий и слёз. Разве этого ты хотела?

Девушка смотрела на Роберта с отчаянием и болью. Зачем этот человек пришёл к ней — чтобы насладиться её мучениями?

— Ты прекрасна даже сейчас, когда твоё восхитительное тело наколото на смертоносное острие. Я чуть не влюбился в тебя. Мне было трудно отправить тебя на смерть, но я бы ни за что не позволил, чтобы тебя сделали нищей калекой. Прости меня и пойми: я сделал для тебя всё, что мог.

Лицо Жуаниты просветлело, и Роберт заметил на нём какое-то подобие улыбки. И он продолжил:

— Тебе осталось жить несколько часов. Скоро ты предстанешь перед Богом. Я уверен, что он будет милостив к тебе. Ведь никто не может быть дважды наказан за одно и то же деяние, а ты уже искупила свою вину. Прощай!

И Роберт решительным шагом пошёл прочь. На этот раз он устоял перед женскими чарами и выполнил свой долг. Сможет ли он сделать это в следующий раз, когда очередная преступница будет плакать и молить о пощаде? Насколько всё-таки легче работать с мужчинами…

www.torturesru.com

Вина (повешение) » Пытки и казни

Автор: CTPA}I{

Небольшой микроавтобус ехал по проселочной дороге в дождливый осенний вечер. Сидевший за рулем мужчина лет двадцати пяти с трудом вел машину так, чтобы она не застряла в грязи надолго, поэтому ехал он очень медленно. Денек выдался нелегкий и грязный во всех смыслах слова…

Работа у него была довольно высокооплачиваемая, но не самая приятная: он помогал уходить на тот свет людям, которые по разным причинам хотели, но не могли сделать этого сами. По сути, он был убийцей, но считал, что делал благое дело. За все время работы Алексей – а именно так звали нашего доброжелателя – «помог» полусотне людей. И если бы не отличная конспирация (место жительства он менял регулярно, и все время это была сельская глушь), он бы уже давно сидел пожизненно в колонии строгого режима. Впрочем, у него всегда был план для отступления: пистолет Макарова с одним магазином. Достаточно, чтобы покончить с собой и, при надобности, устранить того, кто мог бы этому помешать.

В тот день он возвращался с похорон очередного клиента. Тела он закапывал каждый раз в разных местах, будучи уверенным, что их не найдут. Обычно он делал это в лесу. Исключением не стал и этот случай: из жизни ушла одинокая женщина тридцати пяти лет, которая около года назад потеряла родителей, а семьи у нее никогда не было. Обменяв квартиру, на вырученные деньги она начала пить, а потом поняла, что это все бесполезно. Она нашла в интернете объявление Алексея – а в то время правоохранительные органы не особо наблюдали за Сетью – и заплатила ему, лишь бы уйти из так надоевшей ей жизни.

У Алексея самым частым способом лишить клиентов жизни было банальное повешение. Только в отличие от суицидальных попыток, часто заканчивающихся неудачей, у него процесс всегда происходил наверняка. Жертва обездвиживалась, а затем Алексей делал все возможное, чтобы она не смогла освободиться из петли, делая смерть как можно легче и безболезненнее.

Размышляя о работе, он все-таки добрался до дома. Это был обычный кирпичный деревенский дом с двумя комнатами, газом и водопроводом. Рядом стоял железный гараж и выкопан неглубокий погреб, а вся усадьба была огорожена деревянным забором, овиваемым диким виноградом.

Алексей еще издалека обнаружил у калитки фигуру, одетую в куртку. «Клиентка» – подумал Алексей. Так оно и было: эта девушка обратилась к нему несколько дней назад, и он назначил ей встречу на завтра, но она почему-то появилась уже сегодня. Это не входило в планы Алексея.

— Здравствуйте, – тонким голоском проговорила девушка.

– Добрый вечер, – сказал ей Алексей. – Почему вы приехали так рано, мы же договаривались на завтра?..

Алексей не мог не заметить, что девушка была очень красива лицом, невысокого роста с стройной фигурой. После одного случая его отношения с противоположным полом в целом зашли в тупик, что и было одной из причин, по которой он занялся своим делом. А сейчас перед ним стояла красивая шатенка с приятными чертами лица, словно сошедшая с картины маслом. На ней почти не было макияжа, но он ей был не нужен. «И зачем такой, как она, захотелось уйти из жизни?» – промелькнуло в голове Алексея. Но после пятидесяти трупов, вывезенных из дома, всякая сентиментальность была ему чужда.

Она ничего не ответила, пока они не прошли за изгородь, а потом спокойно сказала:

– Я так больше не могу, и хочу уйти из жизни прямо сегодня… Поверьте, это очень важно. Я заплачу вам больше, чем платят обычно.

Больше денег – это хорошо, и Алексей прекрасно усвоил это правило. Иногда клиенты делали специальные просьбы вроде как «вместо повешения зарезать ножом, предварительно оглушив», но за все это он брал дополнительные деньги. Часто его просили отправить анонимные письма с предсмертными записками. А сейчас клиентка его торопила. Обычно он не убивал больше одного человека за день, но ради такой симпатичной клиентки мог сделать исключение, ведь это было ее последнее желание. Или все же дело было в деньгах?..

– Проходите, – сказал Алексей, открыв дверь дома.

Прошло около пятнадцати минут, пока они оба сняли верхнюю одежду и оказались в комнате. Алексею очень хотелось согреться, потому он поставил самовар, попутно предложив чаю гостье. Девушка не отказалась.

– И как вас зовут? – спросил Алексей, когда они уже сидели за столом.

– Олеся, – спокойно ответила девушка все тем же тихим голосом.

Алексей никогда не спрашивал причину ухода из жизни, а если клиенты пытались излить душу палачу, он обычно прерывал их, иногда даже прибегая к насильственным мерам. К счастью, у него была масса способов остановить истерику клиента, при этом не прибегая к силе.

– И как вы хотите уйти из жизни? – спросил у нее Алексей, при этом у него впервые подкатил комок к горлу. Такого не было очень давно…

– Молча, – неожиданно ответила Олеся. – Лишь бы надолго не затянулось. Повесите меня и все.

Она выглядела очень молодо, была стройна. На вид ей нельзя было дать больше 17 лет. Но он решил не спрашивать. Примерно половина его клиентов была подростками, что неудивительно.

Когда они допили чай, он сказал:

– Пройдите в ванную, искупайтесь. Сейчас я дам вам тампон и прокладку, обязательно положите это в трусы. Я не занимаюсь погребальным омовением, а во время… казни с вами может много чего произойти, – Алексей старался говорить как можно тверже, хотя он впервые чувствовал себя настолько неудобно.

Девушка прошла в прихожую, достала кошелек и положила деньги на комод, а затем, приняв из его руки пакет, отправилась купаться.

Прошло около двадцати минут, прежде чем Олеся вышла из ванной. Алексей всегда вешал людей в одежде, а они обычно не изъявляли желания заканчивать свою жизнь в обнаженном виде. Однако Олеся вышла из ванной в лифчике и трусиках, надетых сверху на сравнительно небольшой подгузник. «Она прекрасна» – про себя отметил Алексей. Точеная фигурка, слегка выпиравший в районе пупка животик (что лишь добавляло ей шарма), небольшие, но упругие груди. Девушка не была худой, и кости из-под кожи не были видны: ни ребра, ни бедра, ни локти, ни колени, несмотря на узкую талию, тонкую шею и длинные стройные ноги. Алексею ее фигура показалась прямо-таки идеальной.

– Вы хотите умереть прямо… так? – спросил он, буквально остолбенев. В брюках ему сразу стало тесно, хотя он крайне редко ощущал сексуальное возбуждение во время работы с клиентками. Наверное потому что все они были одетыми или несимпатичными.

– А почему бы и нет? – впервые за весь вечер на ее губах проступило подобие улыбки. – Я многое испытала при жизни из-за своего внешнего вида, хочу умереть красивой.

Алексей боялся, что и она начнет изливать ему свою душу, но этого не произошло. Он уже подумывал ей отказать и заставить ее одеться, но почему-то решил разрешить вешаться полуголой… впервые в жизни. Виселица была уже готова, посреди зала стоял табурет. Алексей связал Олесе руки за спиной, согнув их в локтях. Когда она встала на табурет, он связал ей и ножки. В комнате было тепло, но все ее тело покрылось «гусиной кожей», но ненадолго. Наверное, сказался страх, но внешне она выглядела совершенно спокойной.

Палач накинул ей на шею петлю, затянул ее, а затем легким толчком опрокинул табурет под ножками девушки. Она резко вытянулась, инстинктивно пытаясь достать пальцами ног до пола, но, конечно же, безуспешно. Девушка дергалась в петле около трех минут, и все это время Алексей стоял у нее за спиной не в силах оторвать взгляд от ее стройных плеч и лопаток. Со временем девушка затихла, но все еще оставаясь жива, пытаясь глотнуть хотя бы немного воздуха. Ее розовый язычок чуть-чуть высунулся изо рта, она в последний раз попыталась вздохнуть и резко уронила головку на грудь, поскольку веревка была тонкой.

Олеся умерла: Алексей проверил ее пульс на запястье через минуту. Посмертно она сильно вытянулась, выпрямив связанные ножки и растянув животик так, что выпячились нижние ребра и тазовые кости. Ее тонкая красивая шейка также вытянулась под действием веревки, стянувшей горло. Личико девушки слегка посинело, глаза прищурились, но не закрылись совсем, а ямочки на щеках стали еще выразительнее.

Вот такой предстала мертвая девушка обескураженному такой красотой взору Алексея. Ведь все, кого он вешал ранее, были либо намного старше, либо весьма полной комплекции, да и вообще были одеты. Тела сразу после смерти он помещал в пакеты и хоронил прямо в том виде, в котором они умерли. Алексей еще десять минут просто не сводил глаз с бледнеющего бездыханного тела. Потом он внезапно подумал, что нужно будет ее одеть и увозить, а уже темнело…

Мужчина подошел к висевшему телу, привычным движением подхватил ее за подмышки, а другой рукой отвязал веревку. Расслабленное обмякшее тело девушки повисло на нем, как бы боясь упасть на пол. Непривычное ощущение прикосновения к остывающему голому телу молодой девушки сделало свое дело, он сильно возбудился, а потом положил тело девушки плашмя на диван. Так как руки он ей не развязывал, ее живот вытянулся еще сильнее. Алексей повернул тело на бок, развязал руки и протянул их вдоль тела. А затем сделал то же самое с ногами. Потом Алексей закрыл девушке глаза, приоткрыл рот, засунув туда язык, и закрыл его обратно. Затем он пошел за одеждой, даже не представляя, как будет одевать тело клиентки, ибо никогда ранее этим не занимался.

Когда парень вернулся с блузкой, кофтой и джинсами девушки, он был снова поражен картиной. Мертвая Олеся лежала такая стройная, бледная, с протянутыми вдоль тела руками, слегка повернутой на бок головкой… казалось, будто она спит блаженным сном. Алексей, не спуская с нее глаз, положил вещи на стул, а затем кинулся к телу и сел рядом с ним. Он мысленно отмотал время назад на момент, когда Олеся пришла к нему. Парень почему-то представил, как было бы здорово, если бы он с ней познакомился получше, узнал, почему она хочет покончить с собой, уговорил бы ее не делать этого… Алексей понял, что влюбился в нее с первого взгляда еще когда она была жива. Он представил, как на вырученные деньги они уезжают куда-то далеко, где их никто не увидит и не узнает…

В реальность его вернул вид лежащего рядом тела девушки. Он уже, повинуемый неведомой силе, целовал ее еще теплые руки, потом уже остывшие алые губы, а затем плавно спустился к животу, облизывая ее длинный вытянувшийся пупок… На глаза Алексея навернулись слезы: как бы он хотел вернуться на полчаса назад, чтобы Олеся была жива. Он был сам не свой…

Алексей отпрянул от тела только через десять минут. В белом лифчике и узких трусиках она была очень обаятельна, в этом образе присутствовала какая-то естественная посмертная сексуальность, которой не требовалось полное обнажение тела… она была привлекательна и так. Чтобы снять с девушки потенциально запачканный подгузник, Алексей поднял девушку на руки и принес в ванную. Он понял, что просто так уже не расстанется с этим телом.

Погрузив Олесю в ванну наполовину, он снял с нее трусики вынул мокрую прокладку и тампон, тщательно промыл ее промежность, вымывая оттуда следы высвободившейся из ее живота мочи. Затем, оставив тело в ванной, Алексей пошел в спальню и разобрал кровать, застелив ее чистым белоснежным бельем, и принес туда вытертое насухо тело, на которое снова одел ее белые кружевные трусики. Головкой и плечиками он положил девушку на подушку, руки сложил вместе на животике, а затем сдвинул ее тонкие стройные ножки… в такой позе юное мертвое тело Олеси было просто прекрасно. Алексей расправил ее волосы, нежно и благоговейно поцеловал ее в обнаженный лоб.

Олеся была мертва уже полчаса. Ее личико осунулось, тело побелело, кожа на открытых местах остыла, губы высохли и обветрели, а глаза остекленели. Он понял, что если хочет быть с ней, то это надо сделать прямо сейчас… Через час на теле появятся трупные пятна (хотя, называть прекрасное создание трупом у него язык никак не поворачивался), а еще через два она окоченеет, также надо будет решать вопрос о том, где ей «ночевать»…

Мужчина разделся и лег рядом с телом девушки. Обняв ее за спину, он как бы невзначай расстегнул и снял с нее лифчик. Алексей уже несколько лет не видел голой груди, и небольшие аккуратные соски Олеси произвели на него неизгладимое в прямом смысле впечатление. Он прильнул к ним губами, дергал их зубами, облизывал… Потом Алексей опустился ниже, все еще облизывая холодное тело, стягивая с девушки трусики, проводя губами по ее ногам до самых кончиков ногтей, аккуратно обстриженных и покрытых розовым лаком.

Сняв трусики, он немного раздвинул ножки, а затем запустил пальцы в ее влагалище. Алексей понял, что она уже не девственница. Он раздвинул чистые вымытые половые губы и провел по ним языком… Уже через три минуты он не смог больше сдерживать свое возбуждение, и нежно обняв тело девушки за талию и закинув ее руки себе за спину, он вошел в нее и кончил уже через минуту, когда соприкоснулся с телом животами. Лишь потом он заметил, что внутри она была еще теплая. Словно поблагодарив покойницу за доставленное наслаждение, он нежно поцеловал ее в губы, а затем лег рядом с ней, положив голову ей на грудь. Он даже не заметил, как уснул.

Когда Алексей проснулся, дело шло к ночи. Прошло около три или четыре часа: так долго спал Алексей после недавнего наслаждения. Первое, что он ощутил — это едва заметный запах от тела Олеси. Но он не вызывал отвращения, а наоборот только дурманил Алексея. Пальцы и мышцы умершей уже затвердели, а когда он повернул тело на бок, то заметил темные пятна у нее на спине в местах, которыми тело соприкасалось с простыней. Когда он, снова возбудившись от прикосновений, вошел в нее, оказалось, что она остыла уже внутри. Ее влагалище немного огрубело, и ему с большим трудом удалось расшевелить свой член, попавший в ледяной плен мертвого тела. Лишь выработав свой собственный сок, Алексей смог двигаться в ней свободно. На этот раз он получил куда большее и растянутое во времени удовольствие, с силой впиваясь своими пальцами в спину девушки, попутно целуя и облизывая ее белое нежное личико, залезая языком в рот. Ее зубы уже были крепко стиснуты, носик заострился, щечки и глаза еще сильнее впали, и лицо девушки выглядело еще более строгим и осунувшимся, узкая синяя борозда от веревки портила вид ее нежной тонкой шейки. Ах если бы она была жива…

Он занимался с умершей любовью уже полчаса. Все это время он менял позы, иногда даже переворачиваясь на спину. Но в такой позиции было неудобно, так как девушка не двигалась, а лишь лежала на нем, прижимаясь к его телу своей грудью и животом, раздвинув ноги в разные стороны. Когда Алексей кончил, он снова аккуратно положил ее тело. Надо было вынести его на улицу: стоял ноябрь, были первые заморозки, и она бы хорошо сохранилась при такой температуре. Еще… на пару дней. Ему почему-то захотелось одеть тело. Сперва Алексей натянул на умершую Олесю трусики и лифчик, потом белую блузку, продев руки в рукава, а потом надел на нее джинсы. Так как тело сильно вытянулось в процессе повешения и уже после него, блузка оказалась девушке коротка, и оставался обнаженным узкий и длинный пупок. Он сложил ее ручки на животе: так, как она лежала бы в гробу. Алексей оделся, а потом, поцеловав девушку в обнаженный низ живота, положил ее в черный полиэтиленовый мешок, наглухо его закрыв. Тело он положил в погреб, а потом пошел спать, упав, как убитый, в постель, на которой еще недавно лежало тело.

На следующий день Алексей проснулся около восьми утра. Все произошедшее вчера казалось ему каким-то сном: ничего подобного в его жизни еще не бывало. Он сразу пошел в погреб и принес оттуда тело Олеси…

Она изменилась. Еще сильнее стало окоченение, на котором сказалось пребывание в холоде. Ее тело сменило цвет с белого на желтоватый, и теперь голый низ живота Олеси контрастировал по цвету с белой блузкой. Тело немного усохло, однако на лице это сказалось слабо.

Мужчина снова раздел ее до нижнего белья, но теперь это далось ему труднее: застывшее тело ему сопротивлялось, и чтобы снять с девушки блузку, пришлось загнуть ее закоченевшие ручки наверх. Но все это он делал с трудно передаваемым удовольствием. Трупные пятна на спине, ягодицах и ногах стали выразительнее, но ненадолго исчезали, если их придавить пальцем. Вскоре тело снова лежало в той же позе, что и после обмывания, с руками на еще сильнее впавшем животе и слегка опущенной на грудь головкой. Она как будто спала, и только цвет ее тела, выпиравшие кости, неестественно вытянувшееся тело и бездыханная грудь выдавали то, что спала она уже вечным сном.

Алексей представил, что было бы, если бы Олеся повесилась сама. Уже вечером ее, скорее всего, нашли бы: родители или еще кто-то, с кем она жила. Может быть, ее молодой человек (если он у нее был). Позвонили бы в скорую и полицию, ее тело бы вскоре оказалось в морге полностью раздетым в холодильнике. Потом было бы опознание, если ее нашли не дома и чужие люди. Близким показали бы лицо умершей…

Ну а затем стандартная процедура осмотра тела и вскрытие. Когда, глядя на покойницу, он представлял, как ее режут и потрошат, ломая ей кости, распиливая череп, выворачивая кишки наружу… ему становилось отвратительно, он ни за что не подверг бы такой процедуре ее прекрасное тело. Олесю бы вскоре зашили и обмыли, но после вскрытия ее тело выглядело бы, конечно, лишь тенью ее целой и невредимой, со швом от подбородка и до паха, зашитым ртом, а также остриженными в районе трепанации волосами. Алексей уже был рад, что она умерла у него дома…

После вскрытия и обмывания ее тело снова положили бы в холодильник, а потом вынули лишь чтобы одеть в белоснежное свадебное платье и похоронить. Как всех самоубийц ее бы не отпевали, но без прощания никуда, и безутешная мать проливала бы слезы над ее припудренным пожелтевшим и осунувшимся за два дня после смерти личиком. Ее целовали бы в венчик на лобике, а затем навсегда погрузили бы юное тело в землю, предварительно плотно заколотив гроб…

Представляя все это, он снова ласкал ее лицо и тело. Он не мог оторваться от девушки, хотя в теле уже проходили первые гнилостные процессы: все-таки его природный холодильник был далеко не идеален. Алексей представил себе, как она уже через месяц будет совсем не похожа на себя, но решил, что наслаждаться приятными моментами нужно сейчас… Он не представлял, как сможет жить потом без нее. Даже бездыханной и мертвой.

Алексей снова стянул с нее нижнее белье и без лишних ласок вошел в тело Олеси, обняв его за спину. Теперь она была тверже и неповоротливей — не то, что через полчаса после смерти, когда тело беспомощно повисало, запрокидывая голову. Однако,плоское и закоченевшее, оно все равно сохраняло сексуальность, хотя многие части тела утратили свою мягкость и нежность. Смерть только подчеркнула ее стройную фигуру, плоский животик, точеные ножки, тонкие пальчики рук… Алексей связал пальцы обеих ручек покойной и запрокинул их себе за спину: выходило, словно Олеся обнимает его, прикасаясь холодными пальцами и ладонями к его спине.

Днем Алексей, снова положив тело девушки в погреб, съездил в близлежащий город в магазин и купил белое платье с небольшим декольте и узкой талией, обрамленное кружевами, которое по размерам подходило Олесе. Он уже размышлял о похоронах. А его покойница должна быть самой красивой покойницей в мире. Гроб он сколотил сам и обил его изнутри белой тканью.

На следующий день он с утра забрал тело девушки из погреба, и в последний раз занялся с телом сексом. Она еще сильнее пожелтела, трупные пятна проступили еще явственнее, но трупный запах, к радости Алексея, совсем не усилился. Наверное сказалось то, что в прошедшую ночь мороз был сильнее. Но из-за этого тело Олеси пришлось дольше растирать, чтобы вернуть ему эластичность. Через час после секса Алексей начал готовить тело к погребению. Алексей в последний раз увидел ее голый животик с продолговатым пупком, сильно возбуждавшим его; небольшие сосочки на среднего размера грудях, стройные бедра, за которые он иногда держался во время страстных соитий с телом умершей. Перевернув тело на спину он увидел уродливые пятна, но ее спина не теряла стройности, лишь кожа на местах, которыми тело прижималось к полу, была приплюснута и огрубела, особенно на ягодицах. Тем не менее, ее маленькие лопатки и прямой позвоночник по-прежнему выделялись.

Сначала он надел на нее нижнее белье, а потом — новое платье, которое обтянуло стройную фигурку девушки, доставая до середины ляшек. Под платьем ее вытянутость была не сильно заметна. Затем Алексей положил в гроб подушку, на которой она ранее лежала у него в постели, а потом положил туда Олесю. Слегка приподняв тельце, он сделал так, что ее головка была немножко наклонена на грудь. Алексей посмотрел на тело и понял, что борозда на шее все же выделяется, потому он прикрыл ее волосами, которые у Олеси доходили до плеч, а головку наклонил посильнее вперед. Алексей нашел в сумке девушки косметичку, и кое-как используя свои познания в макияже, припудрил ей щечки и лобик, легко подкрасил глаза и ресницы, смазал помадой губки, которые снова стали алыми, как и при жизни. Потом парень сложил ее ручки на животике: это было сделать легко, так как она лежала в погребе как раз в такой позе. Затем он одел ей на ноги белые чулки, в которых она к нему пришла, и накрыл ее тело простыней, загнув ее у рук. Тело девушки было готово к похоронам.

Прощание с покойницей длилось около получаса. Алексей целовал ее строгое и в то же время кроткое личико, прижимаясь губами ко лбу, щекам, векам и ресницам, губам, заострившимся носику и подбородку: все это уже было неживым, холодным, твердым, но по-прежнему источало такую неземную нежность, какой он не испытывал никогда. Алексей спустился пониже, дотронулся руками до плеч девушки, потом потрогал ее небольшие, но очерченные платьем и лифчиком груди, а потом взял в руки ее правую ручку и начал осыпать поцелуями ее длинные восковые пальчики. Казалось, это можно было делать вечность…

Но пришла пора заканчивать, и Алексей это осознавал. Надо сказать, что все свое время пребывания с телом Олеси он делал фотографии. Снимал девушку в разных позах в разные дни после смерти, в одежде и без, в кровати и в мешке. Теперь он сделал последний снимок усопшей в гробу, потом в последний раз поцеловал ее в лоб, закрыл тело простыней и заколотил крышку гроба.

Алексей отвез тело глубоко в лес, а когда машине стало невозможно проехать, тащил гроб вручную, петляя и запутывая следы. Потом он нашел место и, копая целых два часа затвердевшую почву, совершил погребение. Он еще никогда не ощущал себя настолько утомленным. Возвращаясь домой, он никак не мог отделаться от чувства вины за совершенный поступок, и комок, подкативший к горлу, не давал ему дышать. А перед глазами стояла Олеся, только живая. В одном лифчике и трусиках с грустным выражением лица, обреченным голосом и желанием лишить себя жизни. Алексей еще не знал, что будет делать в будущем, как повернется его «карьера», но этот опыт останется в его жизни навсегда. Милая приятная девушка, которую успел полюбить всем сердцем хладнокровный палач и убийца, зарабатывающий этим на свою скучную и неинтересную жизнь, а теперь обреченный чувствовать вину до конца своих дней…

www.torturesru.com

Светка » Пытки и казни

Автор: Bor

На казнь Светка пришла в белых босоножках с тонкими ремешками на щиколотках. Сначала она хотела надеть другие, но вспомнила, что должны быть с ремешками, чтобы не упали. Под легкое платьице она надела свои самые красивые белые трусики, с вышивкой на лобке. Девочкам, сказали, разрешат трусики не снимать.

Мама осталась дома, хотя приглашение ей прислали, как и всем родственникам. Она сказала, что не сможет на это смотреть. Конечно, впечатлительная какая! Все – вон, ходят – и ничего. Светка обиженно надула губки, но потом вспомнила, что решила сегодня ни на кого не обижаться и всех прощать.

До центра Светка доехала на метро. Опаздывать было нельзя, и она на всякий случай выехала пораньше, так что пришла еще за полчаса до назначенного времени. Без пяти девять симпатичная белокурая медсестра выглянула из двери.

— Кто на казнь – заходите. Родственники, провожающие — прощайтесь и проходите в зал, там сейчас концерт. Казнь начнется ровно в десять.

Светке не с кем было прощаться, и она пошла первой.

В кабинете, кроме медсестры, их ожидала очаровательная зеленоглазая брюнетка лет двадцати, в военной форме с сержантскими нашивками, прекрасно смотревшейся на ее точеной фигурке. Черная приталенная рубашка с коротким рукавом не скрывала округлостей высокой груди девушки, а короткие шорты плотно облегали ее соблазнительной формы попку. Тонкая талия была туго перетянута широким военным ремнем, а полусапожки на высокой шпильке подчеркивали изящность стройных ног.

Когда все расселись, она, улыбнувшись, начала инструктаж:

— Сейчас я буду называть фамилии. Те, кого назову, встают.

Всего их было двадцать шесть. Светка пересчитала. Молодые женщины, девушки и совсем юные девочки. Светка заметила, что старше тридцати в их компании не было ни одной. Рядом с ней сидела худенькая девочка приблизительно ее возраста. Большие, почти черные глаза ее были на мокром месте, и Светка решила заговорить с ней.

— Привет! Тебя как зовут? – Она наклонилась к девочке, стараясь шептать потише.

— Настя. А тебя? – Ответила та тоже шепотом.

— Меня Света. Тебе сколько лет? Тебя за что?

— За сигарету. Я только попробовала! Направление из школы — наркотики. А мне только пятнадцать исполнилось! Месяц назад…

— А мне уже шестнадцать… почти. Через месяц исполнится. – Светка запнулась, — Исполнилось бы, если бы не… Меня тоже за наркотики. После медкомиссии. Приехали в школу неожиданно, и всех – на анализы. Засада! Вот я и попала. Еще тринадцать девчонок из разных классов. Только из нашего — трое. Боишься?

— Ужасно! – Бедная девочка передернула плечами. – Я, конечно, видела, сколько раз, и в школе занятия проводили, но когда тебя саму, вот так… Да еще сколько народу смотреть будет, как я буду дрыгаться… Если бы где-нибудь… не при людях… И еще голая, страх какой! А твоих одноклассниц – не сегодня?

— Нет, по разным дням определили. Нинку с Юлькой вчера повесили. Я ходила смотреть. Ты не бойся. Я тоже немножко стесняюсь, но девчонок до восемнадцати чаще в трусиках вешают. Так что уже не совсем голых. Давай будем вместе! Вместе не так страшно.

— Хорошо! Ато тут никого знакомых. Я только боюсь, как они будут смотреть все… И мама, и Тетя Вера…

— Твои пришли на казнь? А моя мама – наотрез! Ну, ничего! Мы не хуже других!

Тут сержант назвала ее новую подружку:

— Теслина Анастасия!

— Я! – девочка вскочила. Девушка сделала пометку в журнале.

— Садитесь.

Через несколько человек вызвали и Светку.

Когда все фамилии были названы, симпатичная улыбающаяся сержант встала и начала инструктаж:

— Дамы, прошу слушать меня внимательно и не перебивать! Я расскажу, что вы должны делать. Потом вы сможете задать мне вопросы. Итак! Сейчас вас всех повесят на нашей виселице, на сцене. Вы, наверное, не раз бывали в зале и видели, как это происходит, но сегодня в центре внимания будете как раз вы. В зале восемьсот человек. Я надеюсь, вы их не разочаруете.

Сейчас вы все идете в душ. Вот медсестра, ее зовут Лена, она вас проводит. Все ваши вещи складываете в пакеты и подписываете. Лена вам покажет. Их мы вернем родственникам. Обязательно снять все украшения, кольца, сережки, цепочки, браслеты. У кого пирсинг – тоже снять. Если возникнут проблемы – обращайтесь к Лене. Я тоже буду все время с вами. Туалет рядом с душем. Всем обязательно сходить в туалет. Волосы, у кого длинные, обязательно уложить. Как – решите сами, но никаких заколок, только резинки. Лена вам поможет. Шея должна быть обязательно открытой. После душа Лена вас осмотрит и взвесит.

Потом мы будем вызывать вас по одной, и отводить в комнату, где Лена свяжет вам руки и нанесет наклейки, а я буду отводить вас на помост, к виселице. Там вас будет ждать палач, который выполнит процедуру. Девочкам, кому нет шестнадцати, Лена подберет трусики. Тем, кто захочет. Можете отказаться. Все, кто старше шестнадцати – идут на виселицу обнаженными. Только обувь. Туфли или босоножки, если они на ремешках. Можно свои. На босу ногу. У кого нет – Лена подберет по размеру.

Я думаю, все вы подготовились. Но если кому-то надо где-нибудь поправить, подбрить, там, или подстричь – обращайтесь к Лене. Теперь, у кого есть вопросы – задавайте.

— А кто нас будет вешать?

— Сегодня вашим палачом выступает доктор-лейтенант Софья Полозова. Соня профессионал с большим опытом. Ей еще будет помогать Марина, наша новая медсестра.

— А можно косметикой пользоваться?

— Конечно, но только нашей. Косметика должна быть несмываемой и стойкой, у нас очень большой выбор туши для ресниц, губной помады и духов, на любой вкус. Лена вам покажет. Вы же не хотите, чтобы когда вас… В самый ответственный момент – Быстро поправилась девушка, — У вас потекла тушь или размазалась губная помада?

— А если волосы не успеют высохнуть?

— Не волнуйтесь. У нас есть и фены и лак для волос. Мы дадим вам время высушить волосы. Еще вопросы? Нет? Тогда идите за мной.

Светка нежилась под теплыми струями. Рядом тщательно, и даже как-то ожесточенно намыливалась мягкой мочалкой Настя.

— Не три так сильно, — посоветовала ей Светка, — останутся полосы. Возьми, вот гель.

— Ой, я прямо не знаю. Я так боюсь! Мне что-то не по себе. – Она всхлипнула.

— Ну не надо, не реви! Глаза будут красные. Не так уж это и страшно. Ну, повесят, и что? Давай я тебе спинку потру.

Голое, худенькое тело девочки было еще по-мальчишески угловатым и узкобедрым, с острыми плечами, коленками. Волосы Насти были густыми, почти черными. Она была немного ниже Светки, и выглядела совсем как подросток лет тринадцати. Только на выступающем лобке ее, под плоским животом кучерявилась уже довольно густая поросль. Под выступающими ключицами девочки подрагивали небольшие, только недавно прорисовавшиеся грудки, остроконечные, с темными торчащими сосочками. Русоволосая Светка, несмотря на небольшую разницу в возрасте, была гораздо более развита. Груди ее уже значительно округлились, попка налилась, созревающее тело стало приобретать женственные очертания. Но соски у Светки были розовыми, и светлые волосы на лобке – мягкими и пушистыми.

Намыливая мочалкой Настину спину, всю в выступающих позвонках, Светка вспоминала, как год назад учительница у них в классе повесила девочку…

Тогда это был первый урок анатомии в учебном году. Ребята были все загоревшие, веселые, обменивались впечатлениями о весело проведенных каникулах. И когда Александра Генриховна вошла в класс, ведя с собой симпатичную девочку, все подумали, что это их новая одноклассница. Только девочка была почему-то без портфеля, и с ними в класс вошла молодая женщина в полицейской форме.

— Здравствуйте, дети! Садитесь! Сегодня у нас будет очень интересный урок. Мы будем повторять то, что проходили в конце прошлого учебного года по повешению. Джейн, и Аня, принесите, пожалуйста, наглядные пособия.

Девчонки с готовностью вскочили и выпорхнули из класса. Все заинтересованно притихли. Учительница продолжила:

— Вот, знакомьтесь, эту девочку зовут Оля, ей пятнадцать лет. Она очень красивая, правда?

Девочка засмущалась, щечки ее порозовели.

— Сейчас мы с вами повесим ее, и вы увидите в подробностях, как происходит этот процесс. Это – Эмма Викторовна, экспедитор полиции, — кивнула она на женщину, — Она здесь, чтобы проконтролировать процесс казни и составить протокол умерщвления. Она потом заберет тело. Оленьку для наглядного пособия нам любезно предоставило исправительная школа номер шестнадцать. Вы пока можете сесть здесь, за моим столом. – Кивнула она экспедиторше.

Девочки принесли плакаты и веревки.

— Так, Джейн, развесь плакаты на доске. А ты, Анечка, приготовь петлю, как мы учили. Стяни узел плотнее, чтобы петля затягивалась с усилием. Итак, все вы помните, что мы проходили в конце года по повешению девочек. Повторим материал. Кто мне ответит, с какого возраста разрешается казнить девочку через повешение?

— С тринадцати!

— Правильно. А почему?

Дети наперебой тянули руки. И Светка вместе со всеми.

— Девочки в тринадцать лет становятся взрослыми!

— В тринадцать обычно начинается менструация, и девочка созревает для начала половой жизни!

— Хорошо, молодцы. В этом году все вы достигнете возраста, разрешающего повешение. Оленька, ты пока раздевайся. – Повернулась к ней учительница. – Одежду складывай сюда, Эмма Викторовна потом все заберет. Раздевайся догола, и туфельки тоже снимай. Дети, а кто мне скажет, в каких случаях не разрешается вешать девочку, достигшую возраста?

— Если она больна или на третьем месяце беременности!

— Более трех месяцев беременности, — поправила учительница, — Хорошо. И потом ее…

— Вешают, когда она выздоровеет, или через неделю после родов!

— Правильно, молодцы!

Оля тем временем уже разделась, аккуратно сложив одежду и обувь в пластиковый пакет. Пакет она отдала полицейской даме, а сама стала боком к классу, стыдливо прикрываясь руками. Девочки уже приготовили петлю, развесили наглядные плакаты со схемами и картинками.

— Оленька, подойди, пожалуйста, сюда. Руки опусти, ребята должны все видеть.

Голая девочка, потупившись, подошла к петле и стала лицом к классу, заведя руки за спину. Она заметно стеснялась своей наготы, и, опустив голову, смотрела в пол. Щечки ее стали пунцовыми.

— Итак, ребята, кто мне ответит, какие бывают способы и методы повешения женщины?

Вопрос можно было не задавать, все способы были схематично изображены на плакатах, висевших на доске.

— Метод длинной петли, метод короткой петли, и метод подъема!

— Правильно, а способы?

— Способы очень разнообразны! Их много!

— Хорошо, назовите хотя бы несколько.

— За шею, за шею и связанные сзади руки, за шею и за связанные спереди руки, за шею и за ноги или за одну ногу! За лодыжки, за колени и…

— За шею и за груди! Применяется, если телосложение женщины позволяет перетянуть грудь, чтобы веревка не соскочила!

— Правильно! Из всех вас пока только Тамару можно повесить таким способом. – Улыбнулась Александра Генриховна.

Тома смущенно зарделась. Из всего класса только у нее были большие, не по годам развившиеся груди. Молодые и крепкие, они сильно выдавались вперед и в стороны, натягивая легкую блузку. Тамара очень гордилась своей грудью и специально не надевала лифчики, чтобы соски явно обозначались под тканью платьев.

— Еще способ повешения вниз головой, когда женщина подвешивается за ноги и к надетой на шею петле прикрепляется груз!

— Способ повешения в воде!

— Молодцы, достаточно пока. Сразу видно, что тема вам интересна. Сейчас мы ближе познакомимся с методом повешения подъемом. Это так называемое медленное, или мягкое повешение. Оленька, давай, я свяжу тебе ручки. Дети, зачем перед повешением женщине связывают руки?

— Для того чтобы, непроизвольно хватаясь за веревку, женщина не поцарапалась!

— Чтобы избежать травм лица, шеи и груди!

— Правильно. – Учительница связала тонкие запястья девочки и взялась за веревку.

— Теперь мы накидываем петлю, вот так, и затягиваем, вот так. Для того, чтобы обеспечить мягкое повешение, петля должна быть подтянута и располагаться вот здесь. Оленька, подними головку, чтобы ребята видели.

Александра Генриховна, взяв со стола маленький пульт, нажала кнопку, и лебедка подтянула веревку. Петля туго обхватила тонкую шею девочки под подбородком, склонив ее голову чуть набок.

— Ну, вот. Мы готовы. Теперь мы должны спросить девочку. Оленька, сейчас мы тебя повесим. Ты готова к казни? – Обратилась она к девочке.

— Д — да… Я к… Х-х-готова… — Говорить девочке мешала давившая на горло веревка.

— Тогда приступим!

Учительница еще раз нажала кнопку, и натянувшаяся веревка заставила захрипевшую девочку встать на цыпочки, вытянувшись в струнку.

— Смотрите, дети! Олины соски напряглись и отвердели, — Она нежно погладила небольшие груди девочки. Потом ладонь женщины спустилась по напряженному животу балансировавшей на носочках девочки к паху. – И вот здесь, вы видите? Влагалище нашей Оленьки увлажняется, и вот показались ее внутренние губки. Это говорит о том, что она возбуждена. Это правильно. Это хорошо. Так женский организм обычно реагирует на удушение.

Она провела пальчиком по мокрым губкам девочки, отчего вытянувшаяся в струнку Оля непроизвольно дернулась, подавшись вперед, навстречу ласкающим пальцам учительницы.

— Когда вы вешаете девочку, всегда погладьте ее грудки, попку, проведите пальчиками вот тут. Сейчас она вам будет очень благодарна. А теперь…

С нажатием кнопки ноги Оли оторвались от пола, и голая девочка закачалась в петле. Александра Генриховна подняла повешенную на пол метра, придерживая начавшее было раскручиваться на веревке тело. Тогда она положила пульт на стол.

— Ну вот, теперь наша Оленька повешена. Она в полном сознании, и, конечно, некоторое время еще будет слышать и видеть нас. Мягкое повешение позволит ей оставаться в сознании еще несколько минут. Потом сознание будет пропадать и появляться вновь. Но сказать она уже ничего не сможет. Оленька, если ты слышишь меня – согни правую ножку.

Нога повешенной согнулась в коленке и сразу резко выпрямилась, вытянув носочек. Вытаращенные глазки на склоненном набок лице повешенной поворачивались, пытаясь обернуться к женщине. По вздувшимся щечкам сбежали две большие слезы. Голое тело девочки резко вздрогнуло.

— Вот видите! Нашей Оленьке сейчас немного больно и очень страшно. Веревка не дает ей вздохнуть. Сейчас она станет дергаться. Ее движения вряд ли осмыслены. Это непроизвольная реакция на боль. К тому же она… посмотрите сюда. – Учительница повернула тело повешенной на веревке, спиной к классу. – Я специально связала Оле руки так, чтобы вам было видно. Вот: попка ее сжимается, бедра напрягаются. Смотрите, ножки сгибаются в коленках. Ее рывки сейчас почти ритмичны.

Александра Генриховна снова повернула тело девочки на веревке лицом к классу.

— Посмотрите сюда. Петля затягивается медленно, сжимая горло девочки, и прекращает доступ воздуха, вызывая удушье. Веревка также пережимает сосуды здесь и здесь, затрудняя приток крови к ее мозгу, что скоро вызовет потерю сознания, и затем конвульсии. Смотрите, как глубоко веревка впилась в ее шею. Вы видите, как краснеет и наливается ее лицо, вот, смотрите, вздулись сосуды на лбу.

Голое тело повешенной выгнулось, дернулось, потом сильнее. Ножки ее взбрыкнули.

— Теперь, с последними остатками сознания, Оленька будет непроизвольно дергаться. Это паника. Сейчас мне лучше отойти. Обратите внимание на то, как покраснела кожа между ног нашей Оленьки. И вот тут, между грудей. Это приток крови к половым органам, свидетельствующий о ее крайнем возбуждении.

Тело девочки, действительно, стало дергаться все сильнее, она стала подтягивать, и резко выбрасывать ноги, прогибаться и от рывков раскачиваться все больше. Учительница стояла чуть в сторонке, чтобы брыкающаяся на веревке девочка не могла достать ее ногами. Через пару минут бешеные рывки девочки стихли. Она лишь по инерции раскачивалась, поворачиваясь на веревке, и иногда выгибалась. Учительница чуть придержала качавшееся тело.

— Теперь Оля потеряла сознание, но оно еще может вернуться. Посмотрите: ее тело покрылось капельками пота. – Женщина провела пальцем между грудей повешенной девочки, и ее палец оставил на гладкой девичьей коже влажную дорожку. – Это тоже естественная реакция на возбуждение и удушение. Такая же реакция бывает при половом акте. Но при этом, смотрите, Олина попка и бедра покрылись гусиной кожей. У Оли очень нежная кожа, — Улыбнулась учительница, поглаживая круглую ягодицу повешенной. Она еще чуть повернула висящее тело.

— Посмотрите сюда: видите, лоно девочки приоткрыто и теперь уже переполнено влагой, и даже потекло вот тут по бедрам. Возможно, дергаясь сейчас перед нами, она испытала оргазм. Так иногда бывает, особенно, если девочку поласкать перед повешением. Теперь посмотрите на ее лицо. Глаза ее полуоткрыты, и вы видите, как теперь вывалился ее язычок. Это происходит оттого, что петля передавливает горло вот здесь, выталкивая язык повешенной наружу. Если веревка помещена правильно – она не должна давить снизу на челюсть.

Оля вдруг сильно дернулась, прогнулась назад и отчаянно засучила ножками.

www.torturesru.com

Фантазия для двух рабынь (повешение) » Пытки и казни

Автор: Олри

Две голые рабыни Пэтти и Викки, лёжа на большой кровати, наблюдали через окно, как их хозяин Джон трудится на заднем дворе, отпиливая и прибивая доски. После утреннего секса с ними и завтрака, он заканчивал сооружение новой виселицы, испытать которую сегодня первой должна была Викки. Девушки, вволю наласкавшись друг с другом, лениво играли со своими, приятно утомлёнными, письками. Каждый раз, когда Джон ударял по гвоздю, они глубже заталкивали пальцы во влагалище. Им снова хотелось его внимания и члена…

Уют мягкой постели и тепло нагретой комнаты располагали к сексуальным забавам. Чем Хозяин и занимался с ними всю неделю. Но всё хорошее кончается и сегодня был их последний день. И этот день был прекрасен. Мутанки не привыкли думать о будущем, все их мысли и чувства были сосредоточены только в настоящем и они наслаждались моментом… А за окном благоухала осенняя природа.

В далёкой, подёрнутой дымкой, синеве неба медленно таяли белые облака. Зелёно-багряные клёны, блестели под ярким солнцем, роняя листву на жёлтые кипы кустов, растущих вдоль высокого дощатого забора, ограничивающего широкий травянистый двор позади дома. Золотая листва лежала на газоне и бетонных дорожках. Для конца сентября было тепло и Джон на заднем дворе работал в одной рубашке, заправленной в холщёвые джинсы.

Когда последний гвоздь был забит, Джон вернулся в дом и, взяв рабынь, залез под душ. Девочки, нежно протирая губкой его тело, едва не подрались за право прикоснуться к члену Хозяина. Он милостиво разрешил Викки взять член в рот. Встав на колени, рабыня начала старательно сосать, в то время как Джон, ощущая горячие струи душа на плечах, целовал соски игривой Петти, приподнимая ей грудки, а другой рукой медленно исследовал скользкие складки её влагалища…

Член уже начинал наливаться силой, но кончать Джон не собирался. Предшествующая неделя и прошедшая ночь, порядком иссушили его яйца. Вернее притупили желание, но мысль о предстоящей казни Викки всё же возбуждала. Пользоваться роскошным женским телом, которое через несколько часов будет кормом для червей. Жизнь которая станет просто его воспоминанием…

Вволю наигравшись, он оделся и велел рабыням сделать друг дружке по хорошей клизме, а сам пошёл заваривать чай. Потом они все вместе сидели в гостиной, запивая чаем большие бутерброды с молочным сыром. Ели только Джон и Петти, Викки уже второй день сидела только на чае. Джон не хотел чтобы при повешении она испачкала помост новой виселицы своим дерьмом. Затем он вывел, зябко поёживающихся, голых рабынь на задний двор.

Петти получила большую метлу в руки и начала старательно сметать листья с дорожек, а Викки была поставлена Джоном на помост и с интересом разглядывала деревянное сооружение, вздымавшееся в воздух на три метра у неё над головой. Подойдя к опорному столбу, Викки чувственно провела ладонью по неровному дереву. Как и все мутанки, подверженная ускоренному взрослению и выращенная на ферме, она выглядела уже как взрослая девушка, но за свои шесть лет знала очень мало. Но это было ей знакомо.

Нечто похожее стояло во дворе их фермы, у прежнего её хозяина, и девушка несколько раз видела как на нём вешали.

— Нравиться? — спросил её Джон.

И, улыбнувшись, добавил:

— Я построил точно такую, как видел в вестернах и она очень подходит для тебя.

Затем дёрнул за рычаг, и створки люка с грохотом упали. Джон залез под виселицу, закрыл створки и зафиксировал их. Потом вернулся на помост и несколько раз подпрыгнул, проверяя прочность крепления. Викки стояла рядом, заложив руки за спину. Она воображала верёвку на своей шее и готовый открыться люк под ногами. Глядя на её обнажённую, вполне развитую, фигурку с выпуклыми шарами грудей и торчащими сосками, подтянутый живот и манящую щёлку между бёдер, Джон почувствовал, как снова напрягается его член и подошёл к ней, расстёгивая ширинку.

Подчиняясь его знаку, рабыня покорно опустилась на колени и, обхватив горячими губами его орган, тут же начала сосать… Джону очень нравилась её работа головой! Подметавшая рядом Петти, ревнуя подругу, начала яростнее скрести метлой по листве. Джон посмотрел на неё и, подняв Викки, развернул попкой к себе. Наклонившись, девка упёрлась руками в опору виселицы и услужливо отклячила зад, обнажив влажную промежность и выпуклые дольки киски.

Джон тут же схватился за круглые булки её ягодиц. Раздвинул их и, поводив головкой члена по пизде, вошёл в неё, вогнав своего дружка на всю длинну… Взяв Викки за бёдра он ритмично насаживал тёлку, с силой хлопая пахом о её пружинящую задницу. Полюбовавшись видом, вставил большой палец ей в анус. Там было жарко и … чисто. Джон не торопясь продолжил…

В его мире, женщин-нормов было так же мало как и мужчин, зато таких как эти мутанки хватало с избытком. Во время Эпидемии вирус, за три дня убивавший мужчин, у выживших женщин вызвал самопризвольный мутагенез яйцеклеток и они теперь непрерывно беременели и рожали. Созревание плода и родившихся детей, из-за изменений генома, тоже шло ускоренно. В шесть лет девочки уже выглядели 18-летними и могли производить потомство даже без участия мужчин.

Лишь один из 100 новорожденных был мальчиком или оказывался девочкой-нормой. Мутанки же, стремительно подрастая, рожали новые сотни себе подобных. И так непрерывно, сразу после полового созревания и нескольких первых месячных. Их растущую численность надо было контролировать и ограничивать, чем и занимались на фермах и в АМSC, один из филиалов которого Джон уже некоторое время и возглавлял.

Благодаря этой работе он теперь был хорошо обеспечен и имел широкий доступ к множеству молоденьких рабынь. Тёлок в основном использовали как мясной скот и рабочую силу для восстановления пошатнувшейся экономики, но особенно смазливых брали в личные рабыни, спрос на которых в последнее время стремительно рос. Благодаря протекции своего дяди Виктора, Джон оказался у самых истоков всего этого.

Но хотя он и занимался этим уже не первый год, но до сих пор ещё не съел ни одного куска человечинки, предпочитая употреблять баб более традиционным способом. Сыра из женского молока ему вполне хватало, хотя и вынужденное вегетарианство, из-за массового вымирания скота, не доставляло удовольствия. От женского мяса Джон пока воздерживался, но недавно пристрастился к волнующим играм ставшего весьма популярным долчет-движения.

Идейка родилась ещё в конце прошлого века, но после Эпидемии оказалась основой целой идеологии. Нравы Евросоюза всё более развращали умы отсталой в этом отношении Америки. Казни мутанок становились всё более популярными. По мере уменьшения продовольственного кризиса, разделка женщин на мясо постепенно приобретала вид развлечения. Тем более, исследования в лабораториях показали, что к 20-ти годам мутанки выглядели уже как 60-летние и мучительно умирали от износа всех органов и систем организма, а так же появления множества раковых опухолей.

Ускоренное развитие и непрерывные самопроизвольные беременности и роды, были несовместимы с долголетием. Половое зачатие так же сохранялось, мутанок можно было оплодотворять вполне обычным путём, как девушек-нормов, вот только подгадать нужный момент для этого было весьма затруднительно. Но когда это происходило, беременность длилась как и раньше — по 40 недель и рождённые мальчики и девочки в своём развитии являлись нормальными людьми, какими они были до Эпидемии.

Вот почему таких детей и стали называть»нормами». Учитывая огромные потери, в основном, мужского населения во время Эпидемии их берегли и культивировали, а мутанок использовали как мясо. Человечество постепенно распадалось на два вида. Джон любил читать популярную литературу и смотреть новости. Пережив лихое время он чувствовал себя свидетелем и участником возникновения Нового Мира.

И сейчас, отдыхая в недельном отпуске от работы, он развлекался с двумя рабынями-мутанками. У Викки уже второй месяц не было месячных, у Петти где-то тоже так. Вскоре у них должны были начать расти животы, а месяца через четыре наступить первые роды. Джон этого не хотел. Трахать беременных он не любил и рабынь всё равно пришлось бы менять. Вот он и решил осуществить одну из своих фантазий, подхваченную от общения с Интернетом.

Налюбовавшись видом прыгающих ягодиц Викки, Джон повалил её на деревянный настил, лёг сверху и широко раздвинул руками её ноги. Прикоснувшись к влажному лону рабыни, Джон почувствовал, как она дрожит. Он слегка лизнул её торчащие соски. А затем, больше не в силах оттягивать блаженство, вонзил член в ждущее лоно мутанки. Бешено предаваясь любви на грубых досках виселицы, он быстро довёл её до оргазма, а затем, со стоном, кончил и сам.

Джон поднялся с распластанного тела девушки и сказал:

– Пора выбрать для тебя верёвку.

Викки села, продолжая держать ноги широко разведёнными в стороны и из красной, слегка приоткрытой после ебли пиздёнки выплеснулась струйка свежей белой спермы. Потом Викки встала и последовала за Хозяином к сараю, всё ещё сохраняя внизу живота ощущения только что пережитого секса.

Стоя в дверях Викки смотрела как Джон выбирал то, что было нужно. Она и не думала, что существует столько сортов верёвок и обрадовалась когда Хозяин сообщил ей, что сумел подобрать достаточно прочную, чтобы выдержать её вес. Верёвка была из витой, белой и блестящей, шелковистой на ощупь. Длинна тоже была подходящей. Джон засунул в карман ещё пару обрезков — для связывания.

— Хозяин, я хочу пописать, — обратилась Викки к нему.

Джон разрешил и рабыня, на шаг отступив назад, присела в траву. Разведя пальчиками торчащие губы письки, она выпустила журчащую струю мочи, а затем сорвав пучок зелени подтёрлась им как привыкла делать на ферме.

Потом они прямиком направились к виселице и Джон сел на край помоста, велев Викки встать в центре, под перекладиной и заложив руки за спину. Чтобы соорудить на конце верёвки удавку, Джону потребовалось несколько минут. Удовлетворённый своей работой, он подошёл к ждущей его рабыне. Потом перекинул верёвку через перекладину виселицы и крепко привязал конец к скобе опорного столба.

Викки вздрогнула, когда петля, будто дразня, закачалась перед самым её лицом. По приказу Хозяина она поймала рукой раскачивающуюся верёвку и снова почувствовала, какая она холодная и скользкая, надевая петлю себе на шею. Опустив руку, она потёрла вновь зазудевшую письку. Джон подошёл сзади и затянул петлю настолько, что ей стало трудно дышать. Он прижался к её попке, а его руки, скользнув вниз, начали мять её груди, цепляясь за вскочившие соски. Рука Викки в письке стала мокрой…

Всё это время, наблюдавшая за их приготовлениями Петти, с громким хлопком выронила метлу из рук. Хозяин явно пренебрегал ею и, хоть эта выскочка Викки, будет повешена сегодня, это не даёт ей право столь единолично получать удовольствие. Это привлекло внимание Джона и, посмотрев на Петти, он поманил её пальцем. Оставив метлу, рабыня быстро поднялась на помост. Джон приказал Викки держать руки за спиной и немного раздвинуть ноги.

Затем он велел Петти встать на колени возле подруги и языком ласкать её киску. Петти ожидала другого, но безропотно выполнила волю Хозяина, ощутив острый запах выделений Викки. Её острый язычок погрузился в приоткрытую щель и стал вылизывать скользкие складки половых губ.

– Хозяин построил это для меня, – возбуждённо сказала ей Викки сверху. – Как тебе нравится?

В ответ Петти сжала губами её клитор, заставив Викки охнуть.

– Скоро люк подо мной раскроется, я повисну и буду висеть, пока не умру,- продолжила Викки.- Я принадлежу Хозяину и он выбрал меня.

Джон хорошо знал эти внушённые мутанкам слова и мысли, и сейчас просто возбуждённо наблюдал за соперничавшими рабынями. Спешить ему было некуда…

Он знал так же, что они иногда занимались любовью друг с другом, несмотря на то, что постоянно пытались выяснить кого из них Джон предпочитает больше. Сейчас же, вид двух голых девок, одной с петлёй на шее, другой вылизывающей у неё киску, просто доставлял ему огромное наслаждение. И Викки сейчас нравилась ему больше: стоящая на цыпочках с вытянутой шеей, с оттопыренной круглой попкой, выпрямленной спиной и задорно торчащими сиськами. Знание того, что вскоре она превратится в труп возбуждало ещё больше…

И Джону в голову пришла новая мысль.

— Не ссорьтесь девочки, — примирительно сказал он. — Я люблю вас обеих. И сегодня казню обеих, сначала Викки, а потом и тебя Петти.

— Но ты проявила недопустимое нетерпение, — обратился Джон к стоящей на коленях рабыне. — И будешь за это наказана.

Но сначала ему самому пора было облегчиться. Он встал на краю помоста и достав член из штанов, велел Петти, подползти на коленях, стоять рядом и держать член рукой. Затем расслабился и от души помочился на траву под виселицей. Девушка нежно придерживала член пальцами, зачарованно рассматривая сверкавшую в солнечных лучах струю мочи.

Когда Джон закончил, то тут же сунул свой член ей в рот. Погрузив руки в шелковистые волосы он с силой прижимал затылок рабыни, так что её губы и нос постоянно упирались в его пах. Тяжело дыша и давясь Петти прилежно сосала. Уйдя в ощущения члена Джон медленно наполнялся истомой, приближаясь к развязке. Ритмично двигая тазом он посмотрел на стоявшую с петлёй Викки и тут же бурно кончил в рот сосавшей его рабыни…

— Не глотай и открой рот, — приказал он ей.

Сжав ствол члена пальцами Джон выдавил последние капли между губ девушки и с улыбкой сказал Петти:

— А теперь покорми этим подружку…

Петти поднялась, подошла к Викки и крепко поцеловала её, переливая дар Джона в рот соперницы. Когда её язык проник в Викки, та расслабилась. Верёвка затянулась туже, мешая ей дышать, но вкус спермы, которую она глотала,доставил ей огромное удовольствие. Как и то, что последовало потом.

Петти стояла рядом с перепачканной мордашкой, ожидающе глядя на Хозяина и тогда он велел ей снять петлю с шеи Викки, а той, подать ему оставшуюся у помоста метлу. Девочки переглянулись, но поспешили исполнить сказанное. Джон снял помело с метлы и вставил черенок глубоко в щель между створками люка, как раз под петлёй. Подвинув Петти он померил высоту и убедился, что закруглённый конец черенка достаёт ей чуть пониже пупка.

— А теперь садись на этот кол! — велел он оторопевшей девушке.

Петти заколебалась и тогда Джон подхватил её под ягодицы и буквально насадил на торчащий из помоста деревянный штырь. Рабыня вскрикнула, но губки её киски покорно приняли в себя черенок. Морщась, девушка опустилась влагалищем до конца и замерла, видимо, ощутив штырь где-то возле самой матки.

Джон взял петлю и накинув её на шейку Петти, туго затянул узел за правым ухом. Светло-каштановые волосы девушки при этом волнисто спадали на её левое плечо и грудь. Последним штрихом Джон сковал ей руки наручниками, которые всегда носил за поясом, рядом с ножнами охотничьего клинка. Петти стояла боясь шевельнуться и часто дышала от испуга. В этой позе она очень понравилась Джону и он пока ограничелся этим.

Довольный своей выдумкой он решил обдумать потом какое-нибудь приспособление для крепления кола под петлёй. Такое сочетание могло ещё пригодиться в будущем. Думая так, он оглаживал податливое тело Петти, блестевшее под нежаркими осенними лучами предполуденного Солнца. Налитые молоденькие груди с тёмными кружками больших ореол и торчащими сосками. Вздрагивающий плоский животик, напряжённо выпирающий под пупком. Крутые полушария гладких ягодиц и матовую атласность бёдер.

Затем проверил пальцами упругость ануса и туго обхватившие, уже ставшую влажной поверхность черенка, большие половые губы горячей пиздёнки. Лобок рабыни, как и всё тело, кроме головы, было начисто лишено волос. Это было одним из признаков мутанок, как и отменное здоровье, и физическая красота большинства из них. Ускоренное развитие делало кости мутанок очень прочными, кожу гладкой, а мышцы эластичными.

Но основным свойством их психики была покорность и полная пассивность, что являлось положительным моментом, при их явной физической силе и выносливости. Это поддерживалось и искусственным отбором Селекционной службы на многих фермах. Все дефектные особи сразу шли на мясо или направлялись на молочные комбинаты для последующих доек после родов. На Аукционы поступали только отборные экземпляры и таких было великое множество. Красота стала доступна всем и потому уже не ценилась так как прежде.

За всеми этими делами время уже приблизилось к обеду и Джон почувствовал приступ голода. Возня с тёлками его уже утомила и опустошённые яйца требовали заслуженного отдыха. Даже не взглянув на Петти, оставшуюся стоять насаженной на черенок и с петлёй на шее, он, пинком, согнал Викки с помоста, затем закрыл её в туалете, а сам пошёл на кухню разогревать обед.

Хорошенько пообедав он выпустил Викки, терпеливо сидевшую в темноте на унитазе и, отломив полплитки шоколада, разрешил ей выпить чаю и помыть посуду. Когда она закончила с этим Джон снова отвёл девушку к сараю и вручил ей кирку и лопату. Возле кустов у забора он показал ей место, где надо было выкопать яму, которая послужит для неё могилой. Немного посмотрев как Викки копает, Джон удовлетворённо усмехнулся и вернулся в дом. Проходя мимо виселицы он приветливо помахал рукой застывшей на колу Петти.

Девушка кряхтела и переминалась с ноги на ногу, пытаясь выбрать более удобное положение между распиравшей её лоно деревяшкой и царапавшей шею петлёй. Умиротворённый Джон, включил телевизор и, развалившись на диване, предался послеобеденному отдыху…

Часа через полтора он вышел проведать девочек. Петти всё так же торчала под виселицей, а Викки, покрытая потом рыла себе могилу.

www.torturesru.com