В депрессии что делать: Не до шуток: как побороть депрессию

Депрессия захватила мир? Когда печаль становится болезнью

Читайте также

Едоки мышьяка: как немецкие крестьяне пили кофе с ядом от всех болезней Москвичка едет в Магадан на велосипеде, а Дженнифер Лопес сражается с пиратами на своей свадьбе Дом Пашкова: почему он повернут «спиной» к Кремлю, как его хозяин судился с соседкой и хитро избежал разорения

Unsplash

Многие современные историки подчеркивают новизну понятия «депрессия». За прошедшие сто двадцать лет представления о значении и лечении болезни сильно изменились. Как пишет автор книги «Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни» Джонатан Садовски, ряд методов, как древних, так и современных, действительно уменьшает страдания, но окончательное излечение пока недостижимо. «Ведомости. Город» публикует отрывок, где изучаются симптомы депрессии на основе воспоминаний заболевших и объясняется, почему люди боятся принимать антидепрессанты.

Издательство АСТ

Прикованный к постели

Депрессия буквально вызывает у вас неподвижность. В книге «Когда корни тянутся к воде: личная и естественная история меланхолии» (Where the Roots Reach for Water: A Personal and Natural History of Melancholia, 1999) Джеффри Смит пишет: «Кажется, жизненные соки утекают сквозь невидимую брешь, — и добавляет: руки и ноги страдающего меланхолией тяжелеют, а на кровь, кости и мышцы разом налипает что-то вязкое». Особенно это чувствуется во время сна. Элизабет Вурцель снилось, что ее одолел паралич, а после пробуждения она в прямом смысле не могла встать с постели. Джиллиан Марченко писала о «тяжелых, точно бетонные блоки» ногах, когда она пыталась встать с постели. О сне в мемуарах говорится довольно много: спят долго, мало или вообще не спят. 

Длительность пребывания в постели имеет множество значений и мотиваций. Частью их является физическая усталость и бесконечная апатия. Салли Брэмптон пишет о «нырке под одеяло»: как она пряталась в кровати, не отвечая на звонки, отвергая все приглашения; так выглядит та самая добровольная социальная изоляция меланхолика, известная еще с античных времен. Для Шерон О’Брайен перспектива сна и снотворного означала передышку от мучительного бодрствования. 

У Брюса Спрингстина, с его легендарным сценическим драйвом, был депрессивный эпизод, когда под грузом непрошеных мыслей и неумолчного беспокойства он не мог подняться с постели: Мне было неудобно делать все. Стоять… ходить… сидеть… все вызывало приступы необъяснимой тревоги… Все, что меня ожидало, — злой рок и дурные знамения, укрыться от которых можно было лишь во сне. Если я не смогу работать, как я буду кормить семью? Если я так и буду прикованным к постели? Кто я вообще, черт возьми, такой? Ты чувствуешь, как истончается твое самосознание. 

Состояние прикованности к кровати может казаться чрезмерным — вплоть до недобровольного. Тем не менее те, кто страдает депрессией, размышляют о границе между болезнью и нормальными жизненными невзгодами. Если частые мысли о самоубийстве — четкий критерий серьезности состояния, Лора Инман была действительно больна, поскольку совершила несколько попыток суицида. Но когда утром она не желала вставать с постели, она порой спрашивала себя: а что, разве не у всех такое бывает? Если у вас есть интерес к жизни, то и вставать по утрам легче.

Одна из самых острых потерь депрессии — потеря жизненных смыслов. Дженни Диски — автор девятнадцати книг — достаточно красноречива в описании своей пассивности: «Леность всегда была моей неотъемлемой чертой… кажется, единственным качеством, каким я обладаю… а  также в  том смысле, что в  праздности я чувствую себя собой. Не помню, когда мысль о том, чтобы пойти на прогулку, не казалась мучительной. Что до свежего воздуха, я не большая его любительница. Да, он придает бодрости, этого не отнять; но мне крайне редко хочется чувствовать бодрость. Казалось бы, то, что должно приносить удовольствие, на деле мучает больше всего остального». 

Психолог Марта Мэннинг как-то проводила отпуск в Монтане посреди глубокой депрессии: «Знаю, красиво тут и все такое, но, если быть совсем честной, — терпеть не могу природу». Отправившись в поездку в Диснейленд, Дэвид Карп остро ощутил разницу между тем, как ему полагалось себя чувствовать в самом радостном месте на земле и как он ощущал себя на самом деле. Подруга пыталась подбодрить Джеффри Смита какой-то оптимистичной мелодией, но веселье и яркость музыки ощущались для него как оскорбление. 

«Хорошая» погода сама точно насмехается над страдающими депрессией. Салли Брэмптон писала: «Ненавижу солнце. Потому что когда оно светит, я должна быть счастлива». В один из хороших солнечных дней подруга спросила Брэмптон, как она может грустить в такую погоду? На что она ответила: «А если бы я болела гриппом, ты бы задала этот вопрос?» 

Дафна Меркин пишет, что это один самых точных тестов на депрессию: когда в первый погожий день весны все остальные заново чувствуют надежду и прилив сил, больные депрессией продолжают пребывать в мрачном зимнем расположении духа. 

Забвение. Это слово часто фигурирует в мемуарах о депрессии, но не в значении того, как себя чувствуют страдающие депрессией, а при описании того, чего бы они хотели. Салли Брэмптон пишет: «Я не хочу спать, я хочу забыться».

Антидепрессанты и наркотики – один путь?

Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС), антидепрессанты третьего поколения выпускались в надежде, что нежелательные последствия их приема станут меньше, чем у ингибиторов моноаминоксидазы (ИМАО) и трицикликов, но в итоге выяснилось, что они сильно влияют на сексуальную сферу. А ведь секс важен для многих людей. 

Порой те, кто принимает антидепрессанты, опасаются, что лекарства должны приносить вред. Такие мысли могут показаться чем-то сродни суевериям — действительно, элемент магического мышления в них есть, — но ведь прием препаратов в самом деле не проходит бесследно, и зачастую, если это новые препараты, еще неизвестно, чем это может обернуться. 

Само слово «вещество» вызывает отторжение. Эпоха антидепрессантов родилась и выросла вместе с сестрой-близнецом: войной с наркотическими веществами. Что до психологических исследований, они происходили в противоположной обстановке. Антидепрессанты взращивали как любимое дитя с надеждой на большие достижения. Они были лекарством, одаренным ребенком, надеждой на исцеление. Тогда как легкие наркотики — дурной ребенок, тот, кто ничего не добьется и сгинет в тюрьме; порой даже воплощение зла и враг общества номер один. Внесу ясность: я не имею в виду, что черта между рецептурными препаратами и легкими наркотиками лежит исключительно в дискуссионной плоскости. Однако полностью научно обоснованной ее тоже не назвать. Некоторые вещества, такие как амфетамин, мигрируют из области медицины, где применялись от той же депрессии, в сферу наркотиков, а порой и обратно (теперь он применяется для лечения отсутствия концентрации внимания). Сходная траектория была и у ЛСД.

Двойственное отношение к способам лечения депрессии, вероятно, происходит и оттого, что они не предлагают окончательного исцеления. Как ни странно, даже выздоровление может вызвать противоречивые чувства. Вурцель пишет: «Странным образом я полюбила депрессию… Я любила ее, потому что кроме нее у  меня не было ничего. Я думала, что депрессия стала частью моей натуры, моим оправданием. Я считала себя настолько мелкой, способной предложить миру так мало, что единственным, что хоть как-то оправдывало мое существование, стали мои страдания… Я так боялась избавиться от депрессии потому, что опасалась, что каким-то образом худшее во мне на самом деле составляет мою сущность».

Некоторые авторы и вовсе отказались от препаратов. Но не потому, что испугались побочных действий. Энн Цветкович сделала это отчасти по причинам политического характера. Она видела причины депрессии в капитализме — в порожденном им неравенстве и отчужденности, и в том, как бесконечные требования нашего времени отодвигают на второй план возможности для творчества. То есть симптомы депрессии выступают в качестве политических проблем, требующих внимания, — значит, стремление избавиться от них с помощью лекарств лишь скрывает стоящие перед обществом задачи, а не решает их. Она утверждает, что депрессия сообщает нам нечто важное, личное или политическое, а лекарства заставляют ее молчать. Цветкович пришла к этому выводу эмпирическим путем, поскольку почувствовала смягчение симптомов от лекарств, которые после прекратила принимать. Она сделала смелый выбор, хотя и отмечает, что он подойдет не всем. 

Мемуары о депрессии

Абсолютно все авторы мемуаров о депрессии твердо убеждены в одном: депрессия — это реальное заболевание, которое сложно поддается описанию. Не относиться к себе как к больному — один из самых тяжелых ее аспектов, хотя сами авторы порой затруднялись назвать себя больными. Но они все были больны, и им всем требовалось лечение, которое в большинстве случаев принесло пользу. Также авторы сочинений рассказывают истории своей жизни и поднимают вопросы психологии. С субъективной точки зрения они поддерживают концепцию о том, что наиболее эффективным средством от депрессии является сочетание физических и психологических методик лечения. 

Этнографы часто говорят, что изучаемые ими народы, далекие от западной психиатрической культуры, подходят к этому вопросу более комплексно и системно. У них иное жизненное развитие и другой социальный контекст, так что пациентам требуется нечто большее, чем таблетка. Больные хотят, чтобы их видели, а не просто навешивали на них ярлыки. Мемуары о депрессии, однако же, повествуют о том, что почувствовать себя невидимым можно в любом месте и в любое время. 

Пациент — не только биологический организм, но также личность с четкими потребностями и  встроенным набором социальных отношений. Врачу непросто удержать в своем поле зрения одновременно и физический, и психологический, и социальный аспекты, даже если он в этом заинтересован. Медицинская культура, во многом движимая прибылью (а мы помним, что прибыль зависима от скорости приема и лечения), не одобряет таких усилий. Ограниченное количество коротких амбулаторных приемов, оплачиваемых третьей стороной, крайне мало способствуют тому, чтобы охватить все три аспекта. Чтобы лечить пациента в целом, требуется время. Учесть все факторы в совокупности во время двойного слепого рандомизированного клинического испытания также невозможно. А такую сложную болезнь, как депрессия, крайне проблематично описать и структурировать, не говоря уже о том, чтобы отразить все аспекты в медицинском справочнике.

Как выявить у сотрудника депрессию и что делать после этого :: РБК Pro

Pro

Телеканал

Pro

Инвестиции

Мероприятия

РБК+

Новая экономика

Тренды

Недвижимость

Autonews

Спорт

Стиль

Национальные проекты

Город

Крипто

Дискуссионный клуб

Исследования

Кредитные рейтинги

Франшизы

Газета

Спецпроекты СПб

Конференции СПб

Спецпроекты

Проверка контрагентов

РБК Библиотека

ESG-индекс

Политика

Экономика

Бизнес

Технологии и медиа

Финансы

РБК КомпанииРБК Life

Материал раздела Основной

HR &nbsp · Управление командой

Статьи РБК

Почему проблема депрессии у сотрудников напрямую касается руководителя? Как распознать депрессию у коллеги и что нужно делать в этом случае? В этих вопросах разобрались «РБК Тренды»

Фото: Shutterstock

Как депрессия влияет на экономику

По данным ВОЗ, во всем мире от депрессии страдают более 300 млн человек. Она приводит к апатии, повышает утомляемость, мешает концентрации и снижает производительность. Поэтому проблема депрессии ежегодно обходится мировой экономике в $1 трлн.

В США депрессию диагностируют у 18,5% населения, а на ее лечение уходит от $100 млрд до $200 млрд в год. В России, по данным ВОЗ на 2017 год, депрессией страдают 5,5% населения. Но радоваться таким низким показателям не стоит: это только те, что попадают в статистику. Большинству диагноз просто не ставят. Кроме того, само заболевание в России меньше воспринимают всерьез, и с такой проблемой не принято обращаться к врачу. Система психиатрической помощи построена так, что депрессии и неврозы не в приоритете.

При чем тут работа

Почему руководители должны на постоянной основе отслеживать появление депрессии у своих сотрудников (не считая, разумеется, человеческий фактор)?

Во-первых, к депрессии часто приводят некомфортные условия труда: неуютный офис, неподъемная нагрузка, токсичный коллектив. Поняв, что дело в этом, руководство сможет вовремя устранить проблемы и сплотить команду, дав ей хорошую мотивацию.

Во-вторых, в заботе о сотрудниках есть и прямая выгода. Например, ВОЗ подсчитала, что каждый доллар, вложенный в раннее лечение психических расстройств, возвращается компании в четырехкратном размере. А исследование американских медиков показало, что сотрудники с депрессией, которые получают психиатрическую помощь и лечение, работают гораздо больше и усерднее, чем те, кто получил лишь базовые консультации. Активная поддержка коллег принесла компаниям среднюю прибыль $1800 в год на каждого сотрудника.

Депрессия

  • Дом