Трансгендерные люди: «Около миллиона россиян исключают из жизни» Трансгендерные люди — о травле, жизни в России и лишении их гражданских прав: Общество: Россия: Lenta.ru

Транслюди просят о современной медицинской помощи – Картина дня – Коммерсантъ

Российская Ассоциация пациентов с гендерными и половыми вариациями подготовила обращение в Минздрав. Организация указывает, что из-за диагноза россиянам-транслюдям зачастую недоступны самые обычные медицинские услуги, не говоря уже о профильных. Они просят министра Михаила Мурашко обратить внимание на качество и доступность медицинской помощи трансгендерным людям. Пациенты и представители врачебного сообщества обсудили документ на первом в России круглом столе, посвященном медицинским проблемам этой группы граждан.

Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ  /  купить фото

Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ  /  купить фото

Авторы письма утверждают, что в России трансгендерные люди являются «невидимой группой», сталкиваются с дискриминацией и нарушением прав. В обращении подчеркивается: согласно действующей международной классификации болезней (МКБ-10), трансгендерность — это диагноз, а ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан» гарантирует пациентам «равную доступность всех видов необходимой медицинской помощи и связанных с ней услуг».

Несмотря на это, россияне-трансперсоны испытывают сложности в получении эндокринологической помощи, например препаратов гормонотерапии и рецептов на них; хирургических операций по полисам ОМС; получении жизненно важных препаратов заместительной гормонотерапии на регулярной основе. Кроме того, из-за дискриминации трансперсоны зачастую не могут получить квалифицированную помощь врачей.

Еще одна важная проблема — серьезные затруднения с прохождением медицинской комиссии по гендерному самоопределению.

По закону решение о допустимости трансгендерного перехода должна принять комиссия из трех психиатров — однако государственные клиники такую услугу практически не предоставляют. В итоге, граждане могут рассчитывать только на платную услугу — и далеко не во всех регионах.

По приблизительным оценкам ассоциации, в России живут от 700 тыс. до 1 млн транслюдей. Основатель инициативной пациентской группы, клинический психолог Егор Бурцев объясняет, что точной статистики не существует; известно, что в год через комиссии по коррекции пола проходят около 700–800 человек. По словам господина Бурцева, далеко не все трансгендерные люди обращаются за этой услугой: «Многим это не нужно, а другие не находят денег. Кто-то не знает об их существовании, а кто-то из-за стигмы и дискриминации просто не решается пройти комиссию. В результате, трансгендерные персоны, даже обращаясь в ВИЧ-сервисные и медицинские организации, зачастую скрывают свой транс-статус, чтобы не подвергнуться дискриминации».

Но большинство транслюдей избегает российских медицинских учреждений как раз из-за отсутствия «транс-специфичного здравоохранения».

Сексолог, главврач санкт-петербургской клиники «Позитив-мед» Антон Кириллов добавляет, что трансгендерные люди испытывают сложности в приобретении препаратов, даже имея на них рецепт: «Работники аптек не представляют, как должен выглядеть бланк с рецептом, постоянно находят шероховатости, отправляют пациента обратно. Или же, нарушая правила выдачи препарата, выдают одну ампулу вместо выписанных пяти». Господин Кириллов считает также неправильной ситуацию, когда фармацевт «долго разглядывает сам рецепт и задает нелепые вопросы пациенту, создавая стрессовую ситуацию».

В результате, говорит Егор Бурцев, некоторые члены российского транс-сообщества не посещали врачей «более десяти, а то и 20 лет». По его словам, исследования в области общественного здравоохранения доказывают, что у этой группы населения в среднем более высокие показатели негативного поведения в отношении здоровья — например, курение и алкоголизм — и более низкие показатели психологического здоровья.

Психиатр, генеральный директор Научного центра персонализированной медицины Надежда Соловьева подтверждает, что «риск суицидальных устремлений» у людей с трансгендерностью в 100 раз выше, чем у тех, кто не имеет таких проблем.

«И тем более этот риск высок в подростковом возрасте»,— добавляет госпожа Соловьева. В последние годы ее коллеги по клинике наблюдают рост обращений родителей «по гендерным вопросам», касающихся детей-подростков. Речь о более чем 100 пациентах в год, что составляет 10% всех обращений по поводу гендерной идентичности, говорит она. В целом, самая актуальная возрастная категория, которая обращается «для решения вопроса»,— люди от 17 до 20 лет (60%).

По словам психиатра, заместителя главврача по медицинской части в Научном центре персонализированной медицины Светланы Кременицкой, это «стратегический» период, требующий сделать переход «максимально быстро», чтобы получить паспорт, соответствующий самоидентификации, и найти ту производственную нишу, в которой человек будет развиваться: «Делать переход в 30, а тем более в 40 лет — сложно».

В мае 2019 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) утвердила новое издание Международной классификации болезней (МКБ-11). Одно из ключевых изменений — перенос состояния «трансгендерность» из раздела, посвященного психическим расстройствам, в категорию тех, что связаны с сексуальным здоровьем. Классификация вступит в силу 1 января 2022 года. В России новые правила заработают не раньше чем через два года, предполагает завкафедрой медицинской психологии КГМУ, эксперт ВОЗ Владимир Менделевич. Он называет изменения позитивным шагом, но отмечает, что большинство российских сексологов их не поддерживает.

«Понятно, что выполнять МКБ-11 им придется, но отношение к людям у них вряд ли изменится. Поэтому одна из задач — попытка просветить их и изменить их точку зрения на то, что связано с трансгендерным людьми и проблемами их здоровья»,— говорит господин Менделевич.

Он утверждает, что часто вынужден отменять диагнозы психических расстройств, поставленные людям, которые на самом деле имеют трансгендерность. Шизофрению, шизоаффективные психозы, биполярное расстройство трасперсонам, по его словам, ставят психиатры московской, ростовской и некоторых других региональных психиатрических школ. «На этом основании человек не может получить те формы доступа к медицинской помощи, в которых нуждается»,— говорит господин Менделевич.

В своем обращении ассоциация совместно с врачами попросила Минздрав проводить регулярные исследования в области ментального и физического здоровья трансгендерных людей, собирать статистические данные об их состоянии, увеличивать количество публикаций в научных журналах по проблематике трансгендерности. «Крайне важным» авторы обращения считают подготовку и обучение медицинских специалистов для помощи трансгендерным людям — в первую очередь эндокринологов, хирургов, урологов, гинекологов и специалистов по ментальному и сексуальному здоровью. Представители транс-сообщества также считают необходимым выделить трансгендерных людей в отдельную ключевую уязвимую группу в сфере профилактики и лечения ВИЧ.

Наталья Костарнова

«У сына в телефоне я записан как мама»: как в Москве живут транслюди

Говоря о трансгендерности в издании, предназначенном для широкого круга читателей, очень сложно найти нужную интонацию. С одной стороны, свобода выбора и то, что гендерная идентичность может не соответствовать полу — общие места, а материалы, в которых герои, совершившие трансгендерный переход, рассказывают о себе, выходят в СМИ почти каждый месяц. С другой — значительная часть общества не готова видеть в трансгендерности вариант нормы. И средней позиции тут не существует, это как переключить оптику с дневного на ночное видение.

При этом не так очевидна связь двух позиций со степенью консерватизма или прогрессивности общества. Так, в Русской православной церкви официально не признаются трансгендерные люди, за них разрешено молиться только в соответствии с биологическим полом. Но есть отдельные священники, чьи контакты православные транслюди передают друг другу по секрету, которые не согласны с официальной позицией РПЦ и совершают чин наречения имени, своего рода религиозную смену пола.

По другую сторону стоят радикальные феминистки, выступающие за переустройство общества, отказ от патриархальных шаблонов и, казалось бы, открытые к принятию «нетрадиционных ценностей». Однако в феминистской повестке очень часто звучат призывы об отказе трансгендерным женщинам считаться женщинами, а также неприятие выбора трансгендерных мужчин. Что касается женщин, которые родились с мужскими половыми признаками, все более или менее понятно — они рассматриваются как лазутчики из стана врага, решившие зайти на женскую территорию, чтобы попаразитировать.

С отношением к трансгендерным мужчинам у трансэксклюзивных феминисток дела обстоят немного сложнее. С одной стороны, трансгендерные мужчины воспринимаются как заблудшие сестры, задавленные патриархатом до такой степени, что им ничего больше не оставалось, как сменить пол. С другой — как предательницы, решившие получить выгоду и таким радикальным образом встроившиеся в мужской мир.

«Я тоже в детстве хотела стать мальчиком, но осталась девочкой», — пишет Джоан Роулинг в скандальном эссе, спровоцировавшем волну обвинений в трансфобии. А между строк говорит следующее: я тоже стеснялась, когда у меня начала расти грудь, тоже хотела бегать с рогаткой и пачкать одежду, не хотела слышать «ты же девочка», не хотела уходить в декрет с престижной работы, не хотела стоять у плиты и одновременно писать кандидатскую, не хотела терять сексуальную привлекательность в возрасте, когда мужчина еще вправе впервые задуматься о создании семьи. А ты, моя бывшая сестра, взяла и сделала это, просто отказалась от всех женских проблем, в твои бока больше не будет впиваться лифчик, начальник не хлопнет по попе, и теперь ты смеешь говорить о том, что тебя угнетают?

А еще всем очень страшно от того, что трансгендерность стала «модной». Хотя, несмотря на возгласы о «модной» гомосексуальности, геев и лесбиянок не становится больше.

Кстати, первая операция по коррекции пола в СССР произошла в 1970 году в Риге. Первый пациент в свидетельстве о рождении был указан как Инна, но после операции получил новое имя — Иннокентий. Врач Виктор Калнберз, руководивший операцией, несколько раз говорил с матерью тогда еще Инны, но она сказала, что «устала от попыток дочери совершить суицид, пусть будет, кем хочет». Согласно мемуарам Калнберза, после серии операций и реабилитации его пациент дважды женился, скрывая от жен свое прошлое, а также начал «пить, курить и ругаться матом».

Через десять лет подобные хирургические манипуляции начали проводить в Институте клинической и экспериментальной хирургии в Москве. Впрочем, это не говорит о прогрессивности СССР. Как ни странно, трансгендерность, когда речь идет о максимальном хирургическом и гормональном переходе, неохотно, но принимается в традиционном обществе. Так, например, в Иране есть врачи, которые с помощью операций пытаются спасти гомосексуальных мужчин, поскольку однополые отношения караются там смертной казнью, а коррекция пола может узаконить таких людей. Но проблема в том, что гомосексуальность и трансгендерность совершенно разные вещи. Трансгендерные люди могут иметь совершенно разную ориентацию, точно так же, как люди, чей пол и самоощущение совпадают. Поэтому многие жертвы подобных операций не могут жить в новом теле, впоследствии страдают тяжелой депрессией и даже кончают с собой.

Часто вроде бы вполне толерантное отношение к трансгендерным людям рассыпается при столкновении с «детским вопросом». «Он называет меня Лекс, но в телефоне я до сих пор записан у него как мама», — рассказывает Лекс, трансгендерный мужчина и по совместительству мать, поэт и писатель, автор книги «Я здесь», творческий псевдоним Аше Гарридо.

При этом, анализируя свою связь с ребенком, он не готов называться отцом. К тому же он сам произвел его на свет, как бы это ни звучало.

— Да ты куда? — спросили как-то Лекса друзья, с которыми он выпивал пиво.
— Домой. У меня там сын, завтра делать с ним уроки. Не хочу, чтобы утром болела голова, — ответил он.
— Вот и видно, что ты женщина, мужчина бы остался пить пиво, — заключили приятели.

Аше Гарридо

Обычно когда всплывают истории детей, которых воспитывают трансгендерные родители, общественность хватается за коллективную голову и начинает их жалеть. У нас не жалеют детей, воспитывающихся родителями с наркотической и алкогольной зависимостями, детей, растущих за чертой бедности, детей, чьи родители сидят или отсидели в тюрьме, то есть как минимум половину детей, живущих на территории России. Но семьи трансгендерных людей обязательно ассоциируются с травмой. На самом деле это не так, и если уж мерить травму по какой-то шкале, то родитель, недовольный своей жизнью, мучающийся от острой гендерной дисфории (хронического неприятия своего тела из-за несоответствия внутреннему ощущению), может нанести ребенку гораздо больший ущерб, чем родитель, решившийся на изменение тела и документов и живущий в гармонии с собой.

— Мать моя, женщина! — как-то воскликнул сын Лекса.
— Не факт, — ответила ему сводная сестра.

«Мы не заслуживаем своих детей, — говорит Лекс. — Мы производим их на свет, как получится, растим, как можем, и то же самое можно сказать про всю нашу жизнь».

«В шесть лет я совершил каминг-аут»

Когда я писала Джонни Джибладзе, известному транс-активисту, с которым хотела поговорить перед тем, как делать этот материал, я была уверена в себе: широкие взгляды, разнообразный круг общения, готовность принять любую человеческую особенность. На самом деле я села в лужу на первой же фразе.

«Здравствуйте, меня зовут Анастасия Курляндская, “Москвич Mag”. Я готовлю материал о трансгендерах, я хотела бы… » — написала я ему. И добавила, что если запутаюсь в терминах, то буду благодарна за замечания.

«Да, конечно, не переживайте по поводу терминов, я могу вас аккуратно поправлять. Например, мы говорим “трансгендерные люди” или “транслюди” вместо трансгендеров. Потому что человек — это в первую очередь человек, а не его трансгендерный опыт, даже если эта идентичность для него важна».

Джонни Джибладзе — трансгендерный человек, активист ЛГБТ-движения, практикующий психолог, помогающий другим людям, чья гендерная идентичность не совпадает с гендером, который им приписали. При рождении он получил женское имя, но к 15 годам понял, что это не соответствует его самоощущению. Тут я могла бы начать долго и подробно рассказывать его историю, то, как ему повезло, что его идентичность приняли родители, и как он так и не смог признаться бабушке, после ее смерти задаваясь вопросами: знала ли она, имела ли право знать? Но рассказывать историю Джонни я не буду, потому что, во-первых, любой человек гораздо шире, чем самая развернутая история, напечатанная в СМИ, во-вторых, у всех трансгендерных людей свой уникальный опыт и нет показательных историй, а в-третьих, на самом деле мы умеем рассказывать только про самих себя.

В сборнике «Мы здесь» ЛГБТ-инициативной группы «Выход» есть текст, написанный транс-активисткой Наташей. Она говорит о том, что многие уверены в ее готовности к сторителлингу 24/7. «Как пришло осознание?» «Какая у вас ориентация?» «Как реагируют близкие?» Даже будучи журналистом, задавать такие вопросы непросто, это как рассматривать живого человека в анатомическом театре. Да и нужно ли? Возможно, полезнее заглянуть в зеркало.

Например, я поймала себя на том, что, посмотрев в фейсбуке страницу Джонни и увидев на некоторых фотографиях, как мне показалось, феминные черты, я начала невольно думать о нем как о женщине, все время поправляла себя мысленно и боялась ошибиться при разговоре. Но после первых же его слов, услышав маскулинные интонации, сразу идентифицировала как мужчину. Потом выяснилось, что все еще сложнее. Джонни публично заявляет о себе как о небинарном человеке, но у меня в голове с первого раза это не уместилось. Думая о нем, я невольно «переключалась» с мужчины на женщину и обратно, поскольку нужного «ящика», в который бы улеглась идея небинарности, у меня не было.

Джонни Джибладзе

На самом деле это отвечает на важный вопрос, с которым мы часто сталкиваемся, обсуждая трансгендерность с представителями старшего поколения. Конечно, это может быть врожденное, но часто это эпатаж, считают многие, особенно в старшем поколении. Нет, гендерная идентичность — это такая же реальность, как и то, что мы называем биологическим полом. Как и пол, она может быть мужской, женской или небинарной.

В сборнике «Мы здесь» много очень разных историй транслюдей. Сначала некоторые из них вводят в ступор, но после первой трети книги глаза привыкают. У большинства транслюдей осознание приходит в детстве. Хотя в нашем разговоре Джонни подчеркнул, что нельзя делать на этом акцент, поскольку понимание своей идентичности может прийти и к подростку, и к взрослому человеку.

Часто первыми, кто это замечает, становятся близкие, и они же часто оказываются теми, кто объявляет трансгендерности войну. Вот несколько типичных цитат из воспоминаний трансгендерных людей:

«Мое детство закончилось в три года, родители все поняли и стали бороться»;

«Еще в детстве я начала понимать, что со мной что-то не так. Было непонятно, почему я не могу носить те же вещи, что и сестра. Однажды мама нанесла мне помаду на сильно обветренные губы. Когда губы зажили, я разорвала ранку, чтобы это случилось снова»;

«В шесть лет я совершил каминг-аут, признался маме, что я мальчик, и после этого 15 лет подвергался домашнему насилию со стороны матери, которая хотела меня “переделать”»;

«Я помню куклу, с которой ходил на свидания и целовался, помню мужскую жилетку, которую надевал на голое тело. И самосвал, и пистолет, в которые хотел играть, как все мальчики»;

«С первой же зарплаты я купил мужские трусы и бинт. И начал переход».

Кстати, «переход» не обязательно подразумевает хирургическое вмешательство и даже гормонотерапию.

Отдельная история — проституция

Для одних трансгендерных людей важно изменить тело и внешность настолько, насколько это возможно посредством хирургической операции и гормональных препаратов. Другим достаточно изменить только имя и пол в документах. Кто-то меняет свой облик с помощью косметических практик и физических упражнений, а кто-то отказывается от внешних изменений вообще и живет двойной жизнью: на работе человека знают по паспортному полу, а в кругу близких принимают таким, какой он есть, и называют выбранным именем.

Трансгендерность не обязательно подразумевает тяжелую дисфорию. К тому же медицинский переход стоит немалых денег. По словам Джонни Джибладзе, большинство трансгендерных людей, которые обращаются к нему за психологической помощью, живут на черте или за чертой бедности. Он объясняет это тем, что транслюди сталкиваются с серьезными сложностями в социуме.

«Трансгендерные люди часто замыкаются еще в школе, из-за этого они не могут нормально учиться, соответственно, получают плохие оценки на экзаменах. В 15 лет я понял, что не могу больше откликаться на имя, которое было дано мне при рождении. Но сказать об этом учителям я тоже не мог, поэтому когда меня вызывали к доске, я, бывало, просто не выходил, — рассказывает Джонни. — Мне повезло, но у многих способных, талантливых трансгендерных людей могут быть очень ограниченные варианты дальнейшего устройства своей жизни. Многие не получают высшего образования не потому, что не хотят, а потому, что выбор: либо вести двойную жизнь, скатываясь в депрессию, либо быть открытым и сталкиваться с агрессией и давлением. А многие так и вовсе с раннего возраста вынуждены бежать из семьи, если родственники настроены агрессивно. Тут уж не до образования, нужно как-то себя обеспечивать».

По словам Джонни, есть прямая и косвенная дискриминация трансгендерных людей. Прямая — это, например, когда при устройстве на работу человеку заявляют, что не хотят принимать его именно из-за трансгендерности — допустим, он выглядит и представляется как женщина, а в паспорте указан мужской пол. Но прямые отказы происходят редко: обычно находят другую причину не принимать человека на работу, хотя в реальности всем понятно, что дело в трансгендерности соискателя. Есть и косвенная дискриминация: когда напрямую человеку не отказывают, но круг его возможностей сильно ограничен из-за отношения к трансгендерности в обществе. Быть трансгендерным человеком попросту опасно. Дело не только в угрозах и нападениях. Например, многие транслюди не обращаются за медицинской помощью, даже если тяжело заболели, боятся, что врачи будут издеваться над ними, видеть причину всех заболеваний в трансгендерности или вовсе откажут в помощи. К сожалению, этот страх небезоснователен.

«Привыкнув жить в страхе, привыкнув сталкиваться с постоянными отказами, угрозами и издевательствами, человек не может искать работу, кроме как через знакомых, его круг возможностей сужается», — говорит Джонни. В итоге транслюди часто работают нелегально, перебиваясь разовыми заработками. Отдельная история — проституция. Нередко для трансженщин, к которым общество оказывается гораздо менее терпимо, чем к трансмужчинам, это единственная доступная форма заработка.

«Это миф, что на Западе все гораздо лучше»

Еще одно распространенное заблуждение, свойственное как трансфобно настроенным людям, так и тем, кто поддерживает транслюдей, касается положения дел на Западе. У трансфобов — это идея о привилегированности ЛГБТ-людей в Европе и США, о том, что «прогнивший, разложившийся Запад» чуть ли не отказался от понятия «пол» и только Россия еще как-то стоит на страже «нравственности». В связи с этим обязательно упоминается упадок культуры и развал государства, при том что толерантный к гендерному и сексуальному разнообразию эллинизм культурным упадком не отличался, а Римская империя, также открытая к подобным явлениям с момента своего зарождения, веками росла и никак не разваливалась.

Поборники «традиционных ценностей» часто забывают или не знают о том, что во многих традиционных культурах до европейской колонизации гендер не был бинарным. Например, у коренных культур Сибири признавались не только женщины и мужчины, но и люди альтернативного, третьего гендера. А превращения из одного гендера в другой были не только важной частью духовных практик, но и существовали в повседневной жизни.

По другую сторону те, кто с сочувствием советует трансгендерным людям скорее уезжать, бежать из кошмарной российской действительности в страну, где их поймут и примут. Но страны, где всех «поймут и примут», не существует. Даже в самом толерантном государстве он или она окажется в статусе беженца, в окружении далеко не толерантных людей — других беженцев.

«Однажды, когда я каталась на велосипеде в Германии, одна компания, на которую я сначала не обратила внимания, начала кидать мне в спину камни. Вот она, цена потери бдительности», — вспоминает Яна Ситникова, трансгендерная женщина, эмигрировавшая из России.

«Это миф, что на Западе все гораздо лучше, чем в России, а в Центральной Азии еще хуже, — отмечает Джонни. — Везде все примерно одинаково — и в России, и в США. Но в некоторых странах есть антидискриминационное законодательство, которое подразумевает наказание за дискриминацию, и государственные программы, направленные на преодоление гомофобной и трансфобной стигмы в обществе. А у нас есть дискриминирующее законодательство и поддерживаемая государством гомофобия, ставшая почти что официальной идеологией».

«Как много изменилось за эти годы, теперь я и нос на улицу боюсь высунуть, если моя рожа не вписывается в какие-то стереотипы. Я больше не считаю нападение на себя чем-то, что может привлечь внимание СМИ», — рассказывает Ситникова про жизнь в России.

По словам Джонни, с 2013 года, когда были приняты скандальные мизулинские законы о наказании за пропаганду «нетрадиционных ценностей» среди несовершеннолетних, трансфобия в обществе усилилась. «Точнее будет сказать о гомофобии, — отмечает он. — Так, трансгендерной женщине в спину не будут кричать, что она транс, скорее это будет слово на букву П. При этом можно говорить о том, что транс-сообщество стало сплоченнее, внутри него стало больше механизмов взаимопомощи, и все больше союзников, в том числе публичных людей, видя, как мракобесие приводит к насилию, высказываются в нашу защиту, даже если сами раньше придерживались трансфобных взглядов».

Что касается правового статуса трансгендерных людей, в России для них предусмотрена возможность изменения пола в документах, но это сложный бюрократический процесс, который среди прочего предполагает прохождение психиатрической комиссии, оценивающей, насколько человек соответствует своей новой половой принадлежности. Таких комиссий в стране мало. Еще меньше врачей, которые придерживаются индивидуального подхода и не следуют гендерным стереотипам. Хотя сейчас ситуация постепенно меняется к лучшему.

«Много лет назад я готовился к комиссии вместе со своим другом и видел, как он буквально заставлял себя выучивать роль. Нужно было изобразить маскулинность, он говорил, что любит с друзьями смотреть футбол, любит пострелять, выпить пивка в мужской компании, хочет стать отцом и воспитать достойных детей. А на самом деле он любил вышивать. Но этого на комиссии говорить было нельзя, иначе его бы сочли недостаточно мужественным», — рассказывает Джонни.

Утрированная феминность трансгендерных женщин тоже часто обусловлена необходимостью соответствовать сложившимся в обществе стереотипам, и лишь единицы могут пойти на то, чтобы от этого отказаться. Если трансгендерные люди не прилагают постоянных усилий к тому, чтобы соответствовать гендерным стереотипам и слиться с обычными мужчинами и женщинами, они рискуют быть вычисленными и столкнуться с агрессией, вплоть до физического насилия. «В определенный момент я поняла, что все то, что мы считаем женским, ассоциируем с женственностью, было сконструировано мужчинами и было вписано в патриархальную систему для ее поддержания», — рассказывает Александра Ясенева в книге «Мы здесь».

Но проблема в том, что трансгендерного человека, решившего не воспроизводить гендерные стереотипы, по словам Ясеневой, в обществе начинают воспринимать как «чудовище». Поэтому в большинстве случаев им приходится соответствовать ожиданиям враждебного к себе мира, как будто вечно жить в зависимости от злой мачехи.

Когда я начала вникать в тему жизни трансгендерных людей в обществе, мне казалось, что в аргументах Джоан Роулинг есть рациональное зерно. Например, женский туалет должен быть только женским. Но сейчас, когда я думаю о связке «трансгендерность и общественная уборная», я представляю уязвимых, растерянных трансгендерных подростков, запуганных и затравленных трансгендерных мужчин и женщин. Отправляясь на прогулку по городу, они не знают, смогут ли безопасно сходить в туалет при необходимости: в женском наорут и выгонят, в мужском могут избить или даже изнасиловать. Трансгендерные люди делятся друг с другом информацией о том, где в городе есть «нейтральные» туалеты, не маркированные как мужские или женские, в которых к ним никто не придерется. Некоторые вовсе составляют «туалетные карты». При этом им сложно себя заставить пойти в женский туалет, чувствуя себя мужчиной, или в мужской, осознавая себя женщиной. И вот они стоят с этой позорной картой посреди шумной улицы, среди людей, которые никогда не поймут их проблем, а где-то там, в особняке в пригороде Эдинбурга, сидит Роулинг и рассуждает о неприкосновенности общественной уборной.

Как историки документируют жизнь трансгендеров

В 1952 году молодая женщина села, чтобы написать письмо своей семье. В самом акте не было ничего примечательного — Кристин Йоргенсен было 26 лет, и она готовилась вернуться в Соединенные Штаты после прохождения некоторых медицинских процедур в Дании. Но содержание письма Йоргенсена было совершенно уникальным.

«Я очень изменилась», — сказала она своей семье, прикрепив несколько фотографий. «Но я хочу, чтобы вы знали, что я чрезвычайно счастливый человек… Природа допустила ошибку, которую я исправила, и теперь я ваша дочь».

( «Это я такая, какая я есть»: фотограф документирует свой собственный гендерный переход . )

Будучи первой американкой, перенесшей операцию по подтверждению пола, Йоргенсен, возможно, станет самой известной в мире трансгендерной женщиной своего времени. Ее замечательный переход от солдата-мужчины к изысканной женственной публичной фигуре стал бы водоразделом в транс-видимости.

После операции по подтверждению пола Кристин Йоргенсен стала артисткой ночного клуба. Окруженная своим сценическим гардеробом в Лос-Анджелесе, Йоргенсен разговаривает с некоторыми из многочисленных журналистов, которые, затаив дыхание, освещали ее переход.

Архив Bettmann/Getty Images

Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.

В то время слова «трансгендер» не существовало — оно не было придумано еще десять лет и не получило широкого распространения до 1990-х годов, — но история трансгендеров началась задолго до того, как Йоргенсен довел ее до широкой общественности. Задокументировать эту историю не всегда просто, но Джулс Гилл-Петерсон, адъюнкт-профессор истории в Университете Джона Хопкинса, говорит, что это гораздо более обширно и радостно, чем вы думаете.

Хотя стигматизация, насилие и угнетение являются частью истории трансгендеров, по словам Гилла-Петерсона, трансгендеры «по-прежнему жили действительно интересной, богатой, счастливой, процветающей трансжизнью». И они оставили много улик, говорит она. «Они обычно прячутся на виду».

Ранние отчеты о транс-истории

На протяжении всей истории человечества существует множество свидетельств гендерных различий. Среди самых ранних есть отчеты о gala   и galli , жрецах, которым при рождении был назначен мужчина, который пересекал гендерные границы в своем поклонении множеству богинь в древнем Шумере, Аккадии, Греции и Риме. Другие культуры признавали третий пол, в том числе двухдуховные люди в коренных общинах и г. хиджры г., небинарные люди, исполняющие ритуальные роли в Южной Азии.

Некоторые из тех, кто бросил вызов гендерной бинарности, заняли официальные должности. Во время короткого правления римского императора, наиболее известного как Элагабал, правившего с 218 по 222 гг. н. э., вождь мужского пола принял женское платье, попросил, чтобы его называли «она», и выразил желание сделать операцию по удалению гениталий. Изгнанный и заклейменный, Элагабал был убит в возрасте 18 лет и брошен в реку Тибр.

( От ЛГБТ к ЛГБТКИА+: эволюция признания идентичности .)

Альберт Кассир, фигура из 19 века, был более скрытным. Он храбро участвовал в более чем 40 сражениях в качестве солдата армии Союза во время Гражданской войны в США — один из по крайней мере 250 человек, которым при рождении был присвоен женский пол, но которые сражались на войне как мужчины. Его военный послужной список был поставлен под сомнение после того, как спустя десятилетия он был разоблачен. Хотя его боевые товарищи защищали его, и он сохранил свою военную пенсию, Кассира в конечном итоге поместили в психиатрическую больницу и заставили носить женскую одежду.

Переход становится возможным

Люди всегда бросали вызов гендерной бинарности. В Южной Азии общины признают небинарный третий пол, известный как хиджра — он изображен здесь, в Восточной Бенгалии, на территории современной Бангладеш, в начале 1860-х годов.

Изображения Бриджмена

Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.

В начале 20-го века достижения медицины сделали возможным проведение гормональной терапии и операции по подтверждению пола. Частично благодаря доктору и реформатору Института сексуальных исследований Магнуса Хершфельда в Германии, основанного в 1919, медицинское подтверждение пола изменило как жизнь трансгендеров, так и общественные представления о гендере. Тем не менее, ранние попытки операции были грубыми. Например, одна из первых пациенток с подтверждением пола в институте, немецкая трансгендерная женщина Лили Эльбе, умерла в 1931 году после неудачной пересадки матки.

В 1950-х годах Йоргенсен, ветеран армии США, искала гормональную терапию и серию операций по подтверждению пола в Дании и США. По пути она стала сенсацией благодаря статьям с такими заголовками, как «Бывший солдат-солдат становится блондинкой». Красота: Bronx Youth — счастливая женщина после 2 лет и 6 операций». Публичность практически уничтожила способность Йоргенсена зарабатывать деньги, занимаясь чем угодно, кроме саморекламы. Как исполнитель в ночном клубе и подмигивающий, подмигивающий персонаж, она стала публичным лицом трансгендерной идентичности во всем мире.

( Эксклюзивно для подписчиков: читайте наш выпуск за январь 2017 года, посвященный меняющемуся гендерному ландшафту .)

После таких публичных дел, как дело Йоргенсена, в лексикон вошел термин «трансгендер». Ученые проследили происхождение этого термина до 1960-х годов, когда он использовался как в медицине, так и транс-активистами, такими как Йоргенсен и Вирджиния Принс. Он получил широкое распространение в 1990-х годах вместе с растущим движением транс-прайда.

Лили Эльбе (1886-1931), первая известная операция по смене пола.

Ullstein Bild/Getty Images

Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.

Сегодня термин «трансгендер» используется как то, что основатель Transgender Archives Кристан Уильямс называет «обобщающим термином для описания ряда гендерно-вариантных идентичностей и сообществ».

Кристин Йоргенсен, 55 лет, выступает в ночном клубе.

Архив Bettmann/Getty Images

Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.

Появление движения за права трансгендеров

Начиная с середины 20-го века транс-активисты начали добиваться более широкого общественного признания и сыграли важную роль в некоторых из первых попыток добиться гражданских прав для ЛГБТК-американцев. В 1959 году транс-люди, трансвеститы и другие давали отпор полиции Лос-Анджелеса, которая преследовала транс-женщин во время случайных арестов в Cooper Do-nuts, кафе, популярном среди ЛГБТ-сообщества. В инциденте, названном беспорядками, ЛГБТК-люди бросали пончики и другие предметы в полицию, пытаясь остановить преследование.

Другие ранние организационные усилия включали восстание трансвеститов Сан-Франциско в кафетерии Комптона в 1966 году и создание Transvestia , журнала, который десятилетиями обслуживал трансгендерное и гендерно-неконформное сообщество. А трансгендерные и гендерно-неконформные люди, такие как Марша П. Джонсон и Сильвия Ривера, участвовали в восстании в Стоунволле в 1969 году, которое разожгло более широкое движение гей-прайда.

Американская активистка за освобождение геев Марша П. Джонсон (в центре слева, в темной одежде и с черными волосами) вместе с другими неизвестными на углу Кристофер-стрит и 7-й авеню во время гей-парада в Нью-Йорке, Нью-Йорк, 27 июня. , 1982.

Фотография Барбары Альпер, Getty Images

Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.

( 12 исторических деятелей ЛГБТК, изменивших мир .)

Но хотя такие деятели, как Джонсон и Ривера, боролись с системной несправедливостью в отношении ЛГБТК-людей, они часто защищали свои права в своем собственном сообществе. На параде прайдов 1973 года Ривере сказали, что ей не разрешат говорить, и ее освистали со сцены после того, как она все равно схватила микрофон.

Однако трансгендеры продолжали бороться с общественными предрассудками и преследованием на самых разных фронтах, оспаривая законы, запрещающие им вступать в брак, допускающие дискриминацию и угрожающие их праву открыто жить в обществе. Они сделали это даже перед лицом насилия, объединившись, чтобы сформировать сообщества взаимной поддержки во имя транс-освобождения. «Посмотри на нас. Мы боремся за выживание, — писал писатель-трансмужчина Лесли Файнберг в 1992 году. — Мы боремся за то, чтобы нас услышали».

В 1999 году транс-активистка Моника Хелмс разработала символ, который определил движение: флаг гордости трансгендеров. Используя синие и розовые полосы — цвета, тесно связанные с определением пола, — на флаге также была белая полоса, обозначающая людей, которые являются интерсексуалами, переходящими или небинарными.

Современное движение за права трансгендеров

Несмотря на растущее движение гордости за трансгендеров и беспрецедентную осведомленность о трансгендерах в США, маргинализация трансгендерных и небинарных людей продолжается. Только в 2021 году, по оценкам Кампании за права человека, было убито 50 трансгендерных и небинарных людей. Колоссальные 82 процента трансгендерных людей сообщают, что думали о самоубийстве, а 56 процентов транс-молодежи, опрошенных в одном исследовании 2022 года, заявили, что пытались это сделать в прошлом. Национальный центр трансгендерного равенства сообщает, что более чем каждый четвертый трансгендер подвергался нападению на почве предубеждений; эти показатели еще выше для транс-женщин и цветных людей.

Стремление к равенству и видимости распространяется и на академические круги, где такие историки, как Гилл-Петерсон, работают над документированием транс-жизней. Истории о трансгендерах передавались от старейшин и через устные рассказы. «Мы всегда были сами себе историками, — говорит Гилл-Петерсон.

А те, кто хотел наказать или принизить трансгендеров, часто непреднамеренно сохраняли их истории. Историки опираются на многочисленные свидетельства в медицинской литературе, судебных протоколах и отчетах полиции — источники, которые, хотя и предвзяты, отражают то, как трансгендеры жили и выражали себя в прошлом.

«Самая большая проблема, с которой я сталкиваюсь как историк, заключается не в том, насколько сложно найти материалы, а в том, что слишком много о чем писать, — говорит Гилл-Петерсон. — У меня не хватает времени в моей карьере».

Но, как известно историкам, применение современных концепций к прошлому может оказаться сложной задачей. Должны ли историки использовать такие термины, как «трансгендер», когда они относятся к людям, которые жили до того, как появилось это слово? И как они должны писать о людях, у которых не было возможности поделиться своими местоимениями или, возможно, они не хотели показывать себя гендерно-расходящимися?

В конечном счете, точно так же, как не существует единого трансгендерного опыта, в прошлом не было единого способа стать трансгендером — и нет учебника по изучению трансгендерной истории. Гилл-Петерсон говорит, что эти вопросы отражают современные взгляды на ярлыки. Вместо этого, говорит она, историки должны раскопать множество историй людей, которые бросили вызов бинарности, позволив своей жизни говорить за себя.

Однако сначала, как говорит Гилл-Петерсон, историки и общественность должны отвернуться от идеи о том, что существование трансгендерных людей является недавним явлением, и научиться находить их истории. «История ЛГБТ не скрыта от нас физически, — говорит она. «Это скрыто от нашего воображения о прошлом».

Новый анализ показывает поразительный уровень дискриминации чернокожих трансгендеров

Чернокожие трансгендеры и гендерно неконформные люди сталкиваются с одним из самых высоких уровней дискриминации среди всех трансгендеров согласно новому анализу, опубликованному сегодня, Несправедливость на каждом шагу: взгляд у чернокожих респондентов в Национальном обзоре дискриминации трансгендеров.

Совместно с Национальной коалицией за справедливость для чернокожих (NBJC) и Национальным центром по вопросам равенства трансгендеров (NCTE) Целевая группа выпустила отчет в качестве дополнения к новаторскому национальному исследованию «Несправедливость на каждом шагу: отчет о национальном исследовании дискриминации трансгендеров», который был опубликован в феврале и выявил широко распространенную дискриминацию, с которой сталкиваются трансгендеры и гендерно неконформные люди по всем направлениям.

Дискриминация была распространена во всей выборке, но предубеждение против трансгендеров в сочетании со структурным расизмом означало, что цветные трансгендеры подвергались особенно разрушительным уровням дискриминации, причем чернокожие респонденты часто жили хуже, чем все остальные. Среди ключевых результатов анализа, опубликованного сегодня:

  • чернокожих трансгендеров был чрезвычайно высокий уровень безработицы — 26 процентов, что в два раза выше, чем у всей выборки трансгендеров, и в четыре раза выше, чем у населения в целом.
  • Поразительно, но 41% чернокожих респондентов заявили, что в какой-то момент своей жизни они сталкивались с бездомностью, что более чем в пять раз превышает показатель общего населения США.
  • Чернокожие трансгендеры жили в условиях крайней нищеты, при этом 34 процента сообщили, что их семейный доход составляет менее 10 000 долларов в год. Это более чем в два раза превышает показатель для трансгендеров всех рас (15 процентов), в четыре раза превышает общий уровень чернокожего населения (9 процентов) и в восемь раз превышает общий уровень населения США (4 процента).
  • Чернокожие трансгендеры пострадали от ВИЧ в огромном количестве. Более одной пятой респондентов жили с ВИЧ (20,23 процента), по сравнению с 2,64 процента для трансгендерных респондентов всех рас, 2,4 процента для чернокожего населения в целом и 0,60 процента для населения США в целом.

Исполнительный директор Национальной коалиции за правосудие чернокожих Шарон Леттман-Хикс сказала:

От образования до дискриминации при трудоустройстве и жилье, от жестокости полиции до неравенства в здравоохранении, чернокожие трансгендеры чрезвычайно сильно страдают из-за нетерпимости и трансфобии. Почти половина всех темнокожих трансгендерных респондентов сообщают о преследованиях на работе и в школе. Двадцать шесть процентов являются безработными, а 34 процента сообщают о годовом доходе менее 10 000 долларов в год. Эти цифры ужасны, и эти условия жизни неприемлемы для любого человека, вне зависимости от пола. NBJC стремится привлечь внимание к вопиющему неравенству, с которым сталкиваются наши трансгендерные братья и сестры, и создать мир, в котором гендерно неконформные люди могут работать, любить и обращаться за медицинской помощью, не опасаясь дискриминации, преследований или насилия.

Также среди результатов:

  • Половина чернокожих респондентов, которые посещали школу, выражая трансгендерную идентичность или гендерное несоответствие, сообщили, что сталкивались с домогательствами.
  • Почти половина (49 процентов) чернокожих респондентов сообщили о попытках самоубийства.
  • Положительным моментом является то, что многие чернокожие трансгендеры, которые вышли к своим семьям, сообщили, что их семьи были такими же крепкими, как и до того, как они вышли. Чернокожие респонденты сообщили об этом опыте чаще, чем общая выборка трансгендерных респондентов.

Реа Кэри, исполнительный директор Национальной рабочей группы по геям и лесбиянкам, заявила:

Этот отчет является важным призывом к действию для наших политиков, чтобы противостоять этим ужасающим реалиям, без колебаний вводя меры защиты. Суровая правда заключается в том, что многослойные последствия бедности, расовой и классовой дискриминации губительны для чернокожих.