То что она написала удивило всех: Интернет: Интернет и СМИ: Lenta.ru
«Меня мучает то, что действительно надо умереть, чтобы на тебя обратили внимание»
«Мы сидим за длинным деревянным столом в большом доме семьи Толмацких. «Погоди… Не могу», — говорит мне Александр и прикрывает глаза рукой. Я отворачиваюсь и делаю вид, будто меня заинтересовали две ударные установки в углу гостиной. На самом деле я не могу смотреть, как плачет отец, переживший своего сына». Продюсер Александр Толмацкий дал интервью главному редактору Правила жизни Сергею Минаеву – первое после смерти Кирилла Толмацкого (Децла aka Le Truk).
Сергей Минаев: Тебе звонит Ира (первая жена Толмацкого, мать Кирилла. — Правила жизни) и говорит, что его больше нет. Кто с ним был в этот момент?
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.
Александр Толмацкий: Никого.
СЕРГЕЙ: Как это — никого? Он в туре. Где был его менеджер?
АЛЕКСАНДР: Он ехал из другого города, очень долго, на машине, в Ижевск. Перед этим был концерт в Перми, по-моему. Я не помню хронологию, надо посмотреть. Ира звонит ночью, говорит: «Кирилла больше нет». Я спрашиваю: «Где менеджер его, кто с ним?» Она отвечает: «С ним никого нет». Я говорю: «Как так нет?» А она: «У него есть какой-то директор». Я спрашиваю: «Где директор?» Она говорит: «На Дальнем Востоке». — «Как на Дальнем Востоке? Почему он с ним не поехал?» Скидывает мне телефон этого парня, по-моему, его зовут Павел. Говорит: «И вот еще один телефон. Мне позвонил следователь и сказал, что этот человек позвал их на день рождения в клуб. Его зовут Никита».
СЕРГЕЙ: Этот человек позже скажет в интервью, что к нему подошел Кирилл и попросил обезболивающее?
АЛЕКСАНДР: Я звоню этому Никите, спрашиваю, что случилось.
Он мне рассказывает: Кирилл выпил кофе, ему стало плохо, дали обезболивающее, потом приехала скорая, но спасти не удалось. Ира дала мне телефон следователя. Я ему звоню: «Расскажите, что случилось». Он отвечает: «Вроде бы сердце». Я говорю: «Как быть, где его вещи?» — «Вещи у меня». — «Как его привезти?» Он говорит: «Давайте утром созвонимся, будем думать, как это сделать». Я думаю: «Надо мне у кого-то узнать, как его везти оттуда, как быть». Мне становится плохо, вызывают неотложку, Анька (жена Александра Толмацкого. — Правила жизни) говорит: «Я тебя никуда не отпущу, ты там кони двинешь». Мне какие-то уколы делают. Звоню похоронному агенту: «Мне плохо, но я смогу завтра вылететь». Он говорит: «Вам лететь бессмысленно, что вы будете там делать?» Мы, говорит, все организуем, от вас нужна только доверенность.
СЕРГЕЙ: Вскрытие там делали, в Ижевске?
АЛЕКСАНДР: Я звоню следователю: «Вскрывали, есть заключение?» Он отвечает: «Вскрытие сделали, заключение будет только через 30 дней».
Подключился Следственный комитет, и они боятся скоропалительных решений. У меня разные мысли в голове. Ира тоже не может в себя прийти. Я говорю ей: «Что случилось, почему сердце?» Она рассказала, что у Кирилла было уже что-то похожее, он приехал из Питера с гастролей, сказал, что ему там стало плохо, была испарина, чуть не потерял сознание. Наверное, у него был микроинсульт. Он жаловался все время на левую половину — на ногу, на руку, на плечо. Я говорю: «Почему в больницу-то не отправили?» А сам понимаю: ну какие больницы, мне бы в 35 лет в больницу сказали пойти, я таблетку бы выпил и забыл.
СЕРГЕЙ: В первые часы после смерти Кирилла пошли слухи, будто он умер от передозировки.
АЛЕКСАНДР: Спустя 30 дней поставили диагноз. Он умер от сердца. Наркотиков не было, он был абсолютно чист. Это официальная версия. Я отправил приятелю, тот переслал профессору, который расшифровал. Начиная отсюда, почитай — это на русский переведено.
СЕРГЕЙ: С врачебного. (Читает.) «В моче следовые количества конопли, в крови их нет, значит, употреблял давно. Кофеин в минимальных следовых количествах». По заключению, он имел генетическое, то есть врожденное заболевание сердца, которое называется «гипертрофическая кардиомиопатия». Она привела к острой сердечной недостаточности. Заболевание может вообще не проявляться, а может привести к внезапной смерти. По анализам — а анализы проводили на большом количестве препаратов, — он чист. Но у него была полиорганная патология. Судя по заключению, целый букет болезней — и бронхит, и гастрит. Тебе что-нибудь известно о том, в каком состоянии Кирилл находился последние месяцы?
АЛЕКСАНДР: У него была депрессия. Новый год он встречал у Иры, потому что в очередной раз поссорился с Юлей (жена Кирилла. — Правила жизни). Как я узнал из разговоров с Ирой, это бывало регулярно. Она измотала ему всю нервную систему, шантажировала его ребенком.
Юля писала Ире гадости неоднократно. У Иры мягкий характер, она все время прощала ей это, а Кирилл любил мать, был ее на стороне. Последний Новый год он встретил у мамы.
СЕРГЕЙ: Без сына?
АЛЕКСАНДР: С сыном. Юля их выгнала из дома с сыном.
СЕРГЕЙ: То есть они расстались?
АЛЕКСАНДР: Как я понял, он пытался от нее уйти, но боялся почему-то. Видимо, в последнее время он пытался со мной найти какой-то контакт, искал посредников. Я думаю, он не мог от нее уйти, потому что, если бы он это сделал, он должен был бы признать, что все, что он говорил в мой адрес, было ошибкой, а он ошибки признать не мог. Вот такой. Мне тоже сложно признавать свои ошибки.
СЕРГЕЙ: Тело Кирилла привезли в Москву…
АЛЕКСАНДР: Его привозят в Москву, а заключения нет.
Я звоню следователю, он дает телефон того, кто делал экспертизу. Пытаюсь дозвониться в Ижевск. Со мной никто не хочет разговаривать — просто не отвечают. Я дозваниваюсь начальнику этого эксперта, трубку поднимает секретарша. Я говорю: «Это отец Кирилла, пожалуйста, дайте поговорить, хоть что-то узнать». И слышу: «Скажи, что меня нет». Я прошу: «Передайте, что отец звонит». Она отвечает: «Оставьте телефон, вам перезвонят».
СЕРГЕЙ: Они боялись или у них запрет на общение был?
АЛЕКСАНДР: Я думаю, запрет был. В любом случае, есть человеческая история, а есть запреты. Подлецы везде есть. Уже в Москве я спросил у Иры, где хороним. Она говорит: «Рядом с дедушкой. Пятницкое кладбище». Потом звонит Ирина подруга. Я хотел прийти на похороны с детьми, с женой. Мне ультимативно сказали, что не надо идти с женой и детьми, потому что Юля может неадекватно себя повести.
СЕРГЕЙ: В итоге ты был один?
АЛЕКСАНДР: Я был один.
СЕРГЕЙ: Ты с Юлей говорил на похоронах?
АЛЕКСАНДР: Да. На похоронах я сидел рядом с Тони (сын Децла. — Правила жизни). Сидел я, Тони, а за Тони — Юля. На похоронах мне Тони сказал: «Дед, у меня к тебе вопросы». Я говорю: «Я отвечу на все — приезжай». Еще попросил Юлю сделать карточку и для Тони, открыть счет в любом банке. И в этот момент понял, что Кирилл не записан как отец своего сына.
СЕРГЕЙ: Что значит «не записан как отец»?
АЛЕКСАНДР: Я спросил у Юли, почему так получилось, она ответила, что они рожали в Питере, в ванне у каких-то друзей, и, когда пошли в загс, его записали как свидетеля рождения». Я сказал Юле, что надо вписать Кирилла в свидетельство о рождении сразу после похорон. И после этого много раз ей звонил, просил открыть счет ей и Тони, уговаривал поехать со мной к адвокату, чтобы она могла записать Кирилла как отца Тони.
СЕРГЕЙ: Они официально женаты были?
АЛЕКСАНДР: Нет. Кирилл не хотел на ней жениться. Я теперь понимаю почему. Но родился ребенок. Кирилл его воспитывал, Тони был все время с ним. Кирилл готовил, убирал, отвозил его в школу. И при этом не был записан отцом.
СЕРГЕЙ: Ты начал общаться с внуком?
АЛЕКСАНДР: Да, если можно так сказать. Каким-то образом мне дали его на два дня. Я поехал к Ире, забрал его. Ему тут понравилось, он не хотел уезжать. Нашел общий язык с моими детьми, им классно вместе было. Играли в компьютер, куда-то мы ездили на батут. И к концу второго дня я отвез его обратно, к бабушке.
СЕРГЕЙ: Ему сколько сейчас?
АЛЕКСАНДР: Летом будет 14. Федя на полгода младше, а Анфисе 15 апреля исполнилось 10 (сын и дочь Александра Толмацкого от второго брака.
— Правила жизни). Тони оказался хорошим парнем, коммуникабельным. Я его отвожу обратно к Ире. Потом звоню и спрашиваю: «Что он сказал-то? Понравилось ему?» Она отвечает: «Он сказал: «Почему мне не давали с дедом общаться столько лет? И дети хорошие, и Аня неплохая». И, наверное, то же самое сказал матери, вернувшись домой. Он еще раз хотел сюда приехать на 23 Февраля. Я позвонил ему накануне, и он говорит: «Я не приеду. Ты маме больше не звони и мне не звони, я сам, когда надо будет, позвоню». Я говорю: «Хорошо, ты знаешь мой телефон, адрес, приезжай в любое время». Он не приехал, а потом мне Ира присылает ссылку из интернета, что Рома Супер собирает деньги на съемку фильма о Кирилле. Я посмотрел эту ссылку, изучил Ромины интервью.
СЕРГЕЙ: Рома сделал с Кириллом интервью, которое считается одним из самых удачных.
АЛЕКСАНДР: Я не знал этого, пока не увидел ссылку на него в интернете. Я слышал имя Рома Супер, видел какие-то его работы, я знал, что он хороший журналист.
И после того, как я изучил, чем он занимается, я сделал у себя на страничке перепост и написал: «Надеюсь, Рома снимет хороший фильм». Это было утром. Вечером мне звонит Тони и кричит: «У нас нет денег, а какой-то негодяй собирает деньги нашей семьи, почему ты ему разрешил это?»
СЕРГЕЙ: А почему у семьи нет денег? Они не получают средства от продаж песен Кирилла?
АЛЕКСАНДР: Есть управляющая компания. Ее директор Гарри по моей просьбе звонил Юле, говорил, что надо оформить все права на Тони, но для этого Кирилла необходимо записать отцом Тони. Юля на него наорала и потребовала кеш срочно привезти. На что он ей сказал: «Мы не можем, потому что через шесть месяцев кто-то должен вступить в наследство, и мы надеемся, что Тони все средства получит». Потом мы с Ирой сделали совместное заявление — это все есть в постах в интернете. Все средства от продажи прав на песни Кирилла будут переданы Тони.
СЕРГЕЙ: Возвращаясь к твоему разговору с внуком о фильме Ромы Супера.
..
АЛЕКСАНДР: Я сказал Тони, что посмотрел интервью, которое Супер брал у папы, это хорошее интервью. Тони говорит: «Не было никакого интервью, Супер не знал папу!» И бросает трубку. После этого у Тони на страничке в инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) появляется отвратительный пост, позорящий меня и семью. Пост, где он пишет, что Кирилл был недоволен Ромой Супером, что Рома негодяй и я тоже негодяй, потому что дал ему разрешение. И вообще мы мошенники.
СЕРГЕЙ: В чем мошенничество? Супер же собирал деньги на фильм о его отце, а не себе в карман.
АЛЕКСАНДР: В тот момент я ему сказал: «Тони, пойми: чем больше будет интервью, информации о твоем отце, моем сыне, тем лучше. Чем больше людей будут петь его песни, приходить на концерты, с ним связанные, тем лучше для нас всех». Он бросает трубку. После этого появляется еще один пост, еще гаже.
Я пытаюсь дозвониться Юле, но Юля и Тони уехали в Крым. Я нашел ее брата, сказал: «Очень прошу, пусть Юля уберет эту гадость из инстаграма (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) ребенка, ни к чему хорошему это не приведет». После этого она написала следующий пост: «Отец Кирилла объявил мне войну». Еще написала, что ей не дали доверенность, чтобы она поехала в Ижевск за телом Кирилла, что ее не пустили в морг, когда Кирилла привезли в Москву. Но она ни разу не подошла ни к кому, ничего не просила и ни в чем не участвовала, хотя жена должна была хоть как-то участвовать в похоронах. Следующий пост был, что мы хотим отобрать у нее сына.
СЕРГЕЙ: Ты имеешь представление о тех людях, с которыми Кирилл общался в последнее время?
АЛЕКСАНДР: Я хотел сделать концерт в память о Кирилле. У него есть трек «1033», который он делал с группой «Animal ДжаZ». Прекрасная группа, он с ними работал все время.
Он общался с гитаристом Женей. Случайно в интернете под каким-то постом я увидел то ли комментарий, то ли лайк Андрея Клюкина. Клюкин — это «Дикая мята», самый главный человек на этом фестивале. Я позвонил ему: «Тебе интересно сделать такой концерт на «Дикой мяте»? Он отвечает: «Да, безусловно». Мы думали, кто может участвовать. Я говорю: «У Кирилла были хорошие треки с «Грин Греем», прекрасный концерт с «Animal ДжаZ». Клюкин говорит: «Я хорошо знаю «Animal ДжаZ», у них отработанная программа, давай ее возьмем и подвяжем туда всех друзей Кирилла, которые исполняли его песни». «Мои слезы, моя печаль» они делали с группой «Мэd Doг». Позвонил мэддоговцам — они тоже согласились. «Грин Грей» был готов прилететь с Украины. Я всем позвонил, не услышал ни одного отказа. Более того, Яценко (Андрей Яценко — участник группы Green Grey. — Правила жизни) мне прислал неизданные треки, которые я не слышал никогда. И вот Клюкин поговорил с группой.
СЕРГЕЙ: «Animal ДжаZ»?
АЛЕКСАНДР: Да.
Он позвонил этому Жене, Женя сказал, что на 40 дней поехал к Юле и после разговора с ней, видимо, слился и принял решение не участвовать. И так рассыпается вся история с концертом в память о Кирилле. Я нахожу Женин телефон. Звоню, трубку не поднимают. Он мне пишет: «Здравствуйте, пишите смс». Я пишу: «Евгений, это отец Кирилла, я хочу с вами поговорить, перезвоните мне». Женя на связь не выходит. Я нахожу директора группы. Его зовут Александр Заранкин. Он поднимает трубку: «Только что приземлились в Иркутске». Я спрашиваю: «Жени с вами нет?» Он отвечает: «Нет, они другим составом». Я прошу: «Это отец Кирилла, передайте Жене, что мне необходимо с ним побеседовать». Он отвечает: «Женя вам перезвонит». И тишина. Евгений Ряховский — человек, который не может поговорить с отцом своего покойного друга. Просто игнорирует. Я думаю, что он поступил как подлец и не должен быть рукопожатным после таких действий.
СЕРГЕЙ: Этот человек был на похоронах?
АЛЕКСАНДР: Да.
Вообще на похоронах было очень много народа. Знаешь, толпы идут на могилу до сих пор. Фанаты. Кирилла канонизировали. Думаю, даже к Цою не было такого отношения, как к Кириллу после смерти.
СЕРГЕЙ: Почти все мои и твои знакомые написали теплые слова о Кирилле.
АЛЕКСАНДР: Что самое удивительное, одним из первых мне написал Баста. Выразил соболезнования. Я был удивлен. Для меня это поступок. Мог и не писать. Ты же помнишь, что они поссорились с Кириллом публично. Тимати мне ничего не написал.
СЕРГЕЙ: Тимати был на похоронах?
АЛЕКСАНДР: Нет. Говорят, он где-то что-то написал, но на похоронах не был.
СЕРГЕЙ: Кого еще не было на похоронах из тех, кто, по идее, должен был там быть?
АЛЕКСАНДР: Честно, я был так расстроен, даже не знаю, кто был, кто не был.
Я многих не видел. Честно говоря, меня больше всех удивили Газмановы.
СЕРГЕЙ: Почему?
АЛЕКСАНДР: Родион и Кирилл выросли вместе на гастролях. Мы ездили семьями на гастроли. Больше всего меня это удивило. Ни Родион, ни Олег ничего не написали, не сделали ни одного поста на своих страницах. Может, я не видел.
СЕРГЕЙ: Когда ты с Кириллом последний раз разговаривал?
АЛЕКСАНДР: Года три назад…
СЕРГЕЙ: Вы три года не общались?
АЛЕКСАНДР: Нет. Он очень плохо со мной поговорил в последний раз. Я решил, что, наверное, надо дождаться, когда он сам захочет разговаривать, когда все-таки повзрослеет. До этого я постоянно пытался найти с ним общий язык. Обижался, не звонил, потом опять звонил. Знаешь, больше всего меня теперь угнетают две вещи.
То, что с Тони происходит то же самое, что происходило с Кириллом. Юля его зомбирует. Она заблокировала меня во всех соцсетях, принадлежащих моему сыну. А теперь не дает мне общаться с внуком. И меня мучает то, что действительно надо умереть, чтобы на тебя обратили внимание. Чтобы заметили, какой ты был гениальный. Как, собственно говоря, сейчас происходит вокруг имени моего сына.
Наши мысли ясны, но мы с этим боремся — Сноб
На экраны выходит фильм «Человек, который удивил всех», где главный герой в исполнении Евгения Цыганова пытается обмануть смерть, переодевшись в женское платье, — как это сделал в услышанной им легенде селезень, превратившийся в утку. Жители сибирской деревни, где живет Егор, его не поняли — как не поняли некоторые критики, что же хотели сказать создатели картины. Перед началом проката «Сноб» поговорил с Натальей Меркуловой и Алексеем Чуповым, режиссерами и авторами сценария фильма, о гомофобии и страхе смерти, о шаманских практиках и секретах фестивального успеха, о белых гусях и серых уточках
Кадр из фильма «Человек, который удивил всех» Фото предоставлено пресс-службой
Ɔ.
Как вы относитесь к тому, что некоторые критики упорно пытаются поместить ваш фильм в нишу ЛГБТ? После показа в Венеции один из них, например, написал, что главный герой, к сожалению, не пытается найти себя настоящего, а хочет остаться гипермаскулинным самцом, что вредит всей картине.
Наталья Меркулова: Я могу сказать однозначно, что это, конечно, не гей-муви. Для нас это просто яркий фон, на котором многое становится виднее и драматургически конкретнее. Мы понимали, что, если мы используем такой код, как «мужчина надевает платье», многие это воспримут в конкретном ключе: в наше время, если мужчина в фильме надевает женское платье, значит, это либо комедия, либо гей-муви. Но наш фильм — ни первое, ни второе. Мы специально отказались от какой-то агрессивной сексуальности — парик, яркий мейк-ап и так далее. Убрали все и оставили такие приметы, без которых персонаж, перевоплощаясь в женщину, не может обойтись — платье, каблуки. То есть сначала персонаж пытается формализировать это, а потом погрузиться в изменение личности.
Ɔ. А он действительно становится слабым, перевоплотившись в женщину? Как мне показалось, для того чтобы выдержать все то, что герою приходится пережить во второй части фильма, ему нужно было стать еще сильнее, чем в начале.
Наталья Меркулова: Это просто другой способ мышления. Раньше он думал, что все можно решить силой и умением драться, а теперь он другим способом справляется с теми напастями, которые на него свалились.
Алексей Чупов: На мой взгляд, очень интересная рецензия была у Деборы Янг в американском The Hollywood Reporter. Она написала: «This is one smart film about gender whose theme is capable of reaching well beyond the Rainbow Community». Что-то типа: «Это фильм о половой проблематике, которому удалось выйти за пределы темы сексуальных меньшинств». Мы не снимали социальную драму о проблемах гей-сообщества в России.
Наталья Меркулова: Просто у нас история была про другое.
Алексей Чупов: И гомофобия в этой истории является одним из сюжетных инструментов — как часть российской жизни, как другие элементы российской действительности, показанные в фильме.
Алексей Чупов Фото предоставлено пресс-службой
Ɔ. А это действительно именно гомофобия, а не ксенофобия — боязнь всего чужого и странного? Мне кажется, если бы главный герой просто надел костюм уточки и ходил в нем по деревне, это тоже могло закончиться для него плачевно.
Наталья Меркулова: Ну, почему же? У нас в России как раз наоборот всегда очень терпимо относились к блаженным, к юродивым. Думаю, если бы он оделся уточкой, то полегче перенес бы эту историю. Женское платье — гораздо более провокационная вещь, а наш герой, чтобы добиться своей цели, должен был пойти на стопроцентную провокацию.
Он не мог сделать что-то на пятьдесят или даже восемьдесят процентов. Ставка очень велика — это борьба со смертью, и такая битва не могла быть битвочкой.
Ɔ. Как вам кажется: такое примитивное представление о том, что ваш фильм — это история про Цыганова в платье, помогает продвигать фильм или наоборот мешает?
Алексей Чупов: Вы так спрашиваете, как будто мы делали какой-то коммерческий проект и просчитали формулу сборов. Это авторское кино, артхаусный проект — какая тут формула сборов? Режиссерам авторского кино, особенно российского, иногда инкриминируют, что они сидят и химичат, пытаясь вычислить формулу попадания на фестивали. На наш взгляд, это полный бред: нельзя придумать такую формулу, тем более для попадания на фестивали класса А. Не-воз-мож-но. Наш продюсер Екатерина Филиппова, которая уже много лет «варится» в международной фестивальной сфере и знает о ней все, как-то раз очень смешно сказала: «Каннский фестиваль — это наш миф о загробной жизни: не факт, что попадешь, но мысль о возможности там оказаться греет».
Ɔ. То есть, если снять фильм про мужика из сибирской деревни, который ходит в женском платье и его за это бьют, нет никакой гарантии, что вас позовут на фестиваль?
Наталья Меркулова: Если бы достаточно было угадать с темой, то каждый год пятьдесят фильмов из России попадали бы на Каннский фестиваль. Нужно сделать историю, а это очень сложно — мы это хорошо знаем, потому что много раз у нас это не получалось. Тема может не превратиться в кино.
Алексей Чупов: Нам просто хотелось сделать фильм, непохожий на другие. Это нам всегда интересно. Возможно, не всегда это получается, но цель обычно такая.
Наталья Меркулова Фото предоставлено пресс-службой
Ɔ. Как вы вообще относитесь к тому, что люди открывают в ваших фильмах смыслы, которые вы туда не закладывали?
Алексей Чупов: Мы очень рады, когда есть — как бы это сказать? — мультитолкование.
Наталья Меркулова: Этот момент интерпретации прекрасен. Кино тем и хорошо, что оно многослойное: так круто, что у каждого есть свой слой, что зрители их как-то вытаскивают и разделяют, как будто смотрят через стеклышко на солнце. Это вообще офигенно.
Алексей Чупов: Иногда стороннее мнение может расшифровать для тебя то, что ты сам не видел в собственном материале.
Ɔ. То есть у вас не возникает ощущения, что вы недостаточно четко и ясно выразили свою мысль?
Наталья Меркулова: Наши мысли обычно ясны, но мы с этим боремся. Мы стараемся их чуть-чуть утоптать, чтобы они не были настолько ясными. Генеральную линию почти всегда считывают, но гораздо интереснее какие-то косвенные коды, которые иногда считываются по-разному. Это, знаете, как все религии мира разными боками похожи друг на друга. И когда люди считывают какой-то код, мы часто что-то подобное имели в виду, просто смотрели на это с другой стороны.
Ɔ. Вы вообще читаете все, что пишут о ваших фильмах?
Алексей Чупов: Лично для себя я делю критику на две части: статьи ветеранов и рецензии молодых критиков. На мой взгляд, читать нужно и то, и другое: ветераны чаще рассматривают твой фильм в контексте того, что уже было, — золотого фонда, классики, а молодые критики — в контексте сегодняшнего дня, кинотрендов.
Наталья Меркулова: В первом случае думаешь: «Эх, не дотянул до золотого фонда!», а во втором: «Какой я старомодный!» Я разделяю критиков на тех, кто пишет плохие рецензии на наши фильмы, и тех, кто пишет хорошие. Первых я сразу блокирую в фейсбуке, чтобы больше с ними никогда не общаться. Вначале я была чрезвычайно толерантна, а потом подумала: «Слушайте, если мне жутко не нравятся эти люди и то, что они говорят обо мне и моем фильме, почему я должна все это читать?»
Алексей Чупов: Была одна отрицательная рецензия, написанная критиком, которого я, несмотря ни на что, по-прежнему люблю читать.
Наталья Меркулова: …потому что ты — великий! (смеется)
Алексей Чупов: Не в этом дело (смеется). Потому что аргументы, которые я там прочитал, на мой взгляд, были…
Наталья Меркулова: Смехотворны?
Алексей Чупов: Скорее, несерьезны. Но та критическая статья, к которой я отнесся всерьез, заставила меня задуматься: вдруг все именно так, как думает этот критик, а мы этого просто не видим? Черт его знает…
Ɔ. Вы сами придумали эту сказку о селезне, который превратился в уточку, чтобы обмануть смерть, или она действительно существует?
Алексей Чупов: Именно такой легенды, тем более сибирской, нет: селезня Жамбу мы выдумали. Это скорее собирательный образ, основанный на разных сказках и мифах о конфликте человека и смерти. Мы прошерстили много всякого материала, в том числе апокрифов и средневековых легенд.
Существует, например, миф об Анике-воине, который отказывался подчиняться смерти. Или у братьев Гримм есть очень интересная сказка о том, как врачу дали шанс остаться в живых, а он потом прогневал преисподнюю тем, что не только он, но и все люди перестали умирать. Есть, опять же, миф о Сизифе, который обманул Танатоса и заключил его в клетку, когда тот пришел за ним, за что Сизиф и был наказан. Из кинематографа на ум приходит прежде всего «Седьмая печать» Бергмана — о том, как герой в исполнении Макса вон Сюдова пытался отсрочить свою смерть, играя с ней в шахматы. Мы все это изучали, и таким образом родилась наша сказка.
Ɔ. А то, как камлает шаманка, вы сами придумали или где-то подсмотрели?
Наталья Меркулова: Я из сибирской деревни, и все это постоянно было рядом, поэтому казалось естественным, понятным и вообще не экзотичным. Это просто часть жизни, и я, будучи корреспондентом новостей, даже ездила на съезд шаманов, который проходил на Байкале.
Там все очень официально: на остров Ольхон приезжают представители порядка пятидесяти шаманских направлений и движений — с китайской стороны, с бурятской.
Алексей Чупов: Собственно, историю о человеке, который пытался излечиться от тяжкого недуга, изменив свою внешность и превратившись в женщину, Наташа услышала в Сибири. Рассказывали, что этот случай произошел чуть ли не в советские времена.
Наталья Меркулова: Да, я рассказала об этом Леше, а он говорит: «Это же такая крутая история, какого черта ты мне ее раньше не рассказывала?» И мы сели писать сценарий.
Ɔ. Вы тогда уже представляли себе, кто может сыграть главную роль?
Наталья Меркулова: Нет, у нас не было никакого референса. Мы, конечно, думали, кто это может быть из российских актеров, и показали сценарий Алексею Серебрякову, которому материал понравился. Но со временем стало понятно, что нам легче говорить про своего ровесника, потому что мы про него больше знаем.
Так что мы понизили его возраст лет на двадцать и стали искать героя из нашего поколения, в результате чего все дороги сошлись на Цыганове.
Ɔ. К тому же Серебряков уже играл женщину…
Алексей Чупов: Да, в картине «Серп и молот» Сергея Ливнева. Это фильм моего детства, я его прекрасно помню. Вообще Серебряков оказал на нас большое влияние и сильно помог в поиске мотиваций и образа персонажа. Наши встречи и беседы с ним были крайне полезны, поэтому в финальных титрах мы выражаем этому выдающемуся актеру нашу благодарность.
Ɔ. Как отреагировал на ваше предложение Цыганов?
Наталья Меркулова: Я помню, что он мне позвонил и сказал: «А чего вы не звоните-то? Я давно прочитал сценарий». Я говорю: «Ой, Женя, мы думали, раз ты не ответил, значит, понял, что это не твое». А он: «Да нет, я все жду-жду, когда вы мне перезвоните».
Алексей Чупов: На самом деле, у него был очень интересный вопрос: «Когда вы меня на свою девушку будете пробовать?»
Ɔ.
Он похудел специально для съемок?
Алексей Чупов: Да, но это чисто технический момент. Он провел серьезную работу над ролью — вот что главное. Худеют многие, а найти тот образ, который получился в результате, — это совсем другое и намного важнее.
Наталья Меркулова: Мы не хотели делать из героя проститутку, трансвестита, Тутси. И тем более не хотели делать комедию. Но от этого визуального кода, от этих мемов очень сложно дистанцироваться, так что пришлось копать внутри, искать пластику — чтобы это не было пошлым.
Алексей Чупов: В результате нашелся образ, который Наташа очень интересно охарактеризовала: «Брейгелевская птица в мистическом лесу».
Ɔ. А почему он молчит всю вторую половину фильма?
Наталья Меркулова: Ну, вот у вас, например, есть какая-то тайна — вы что, будете о ней всем рассказывать? Это как любой миф, где запечатаны уста, где ты не можешь произнести ни слова, чтобы не спугнуть свою тайну, свое заветное желание.
Алексей Чупов: Он наложил на себя некую епитимью и никому о ней не рассказывает — иначе волшебство не сработает.
Ɔ. А почему, если в легенде шла речь о селезне и утках, герой весь фильм прячется среди гусей?
Наталья Меркулова: Ну, утка или гусь — это все условно. Мне кажется, такое допущение вполне возможно.
Алексей Чупов: И потом — вряд ли у него жили бы во дворе дикие утки. Поэтому, когда он приходит домой пьяный и видит гусей, у него это первая ассоциация с историей, которую он только что услышал в лесу от шаманки. Нас еще часто спрашивают по поводу появления гусей в конце фильма. Мне по этому поводу очень понравилась трактовка от лауреата Венецианского фестиваля, нашей прекрасной актрисы и большой умницы Наташи Кудряшовой. Она сказала: «Эти гуси в конце фильма — это все мы. Никто не застрахован. Кто следующий?»
Беседовал Саша Щипин
Человек, который всех удивил (2018) Обзор фильма от Eye for Film
Отзыв: Дженни Кермоуд
«Все более могущественное из-за его глубоких мифологических корней.
» | Фото предоставлено Таллиннским кинофестивалем «Темные ночи»Ожидание приближающейся смерти меняет человека. Это то, что большинство людей не поймет до самого позднего возраста — это ощущение укороченного будущего, отрезанности от вещей, находящихся так близко во времени, что их почти можно увидеть и потрогать, но до которых, вероятно, никогда не дотянуться. Как бы мы ни заботились о социальных условностях, все это отпадает перед лицом смерти. Для тех, кто не хочет смириться с этим, ничто не может помешать борьбе за жизнь.
Егор (Евгений Цыганов) не смирился со смертью? Как он мог? До недавнего времени вся его жизнь была устремлена в будущее. Его жена Наталья (Наталья Кудряшова) ждет второго ребенка. Как лесничий, он каждый день работает, чтобы ухаживать за деревьями, которые переживут всех в деревне, ухаживать за экосистемой, настолько обширной здесь, на краю сибирской тайги, что жизнь любого отдельного человека кажется тривиальной вещью. — и все же он связан с этим. Когда проверка здоровья после встречи с браконьерами показывает, что у него рак, он изо всех сил пытается справиться с этим.
Наталья, еще больше разъяренная ситуацией, находит другого, более дорогого врача, но это не помогает. Она отводит его к инуитскому шаману, чья ритуальная магия тоже не может ему помочь, но то, что старуха дает ему, — это история.
Жил-был дрейк, который боялся смерти, поэтому он катался в пыли, пока не стал похож на утку, слившись со стадом так, что Мрачный Жнец не смог его найти. Отчаявшегося Егора это вдохновляет. Итак, он покупает платье и косметику, идет в дровяной сарай и появляется как женщина.
Смелость этого поступка следует понимать в контексте крайне традиционного патриархального общества – действительно, поскольку в России недавно были приняты законы, запрещающие «пропаганду гомосексуализма», которую часто путают с гендерными различиями, фильм просто чудо. сама вышла на экраны. Также важно рассматривать его в свете фольклорной традиции, полной историй трансформации, которая часто происходит в самом сердце леса, и литературной традиции, которая часто считала, что спасение можно найти только через жертвоприношения, которые кажутся кажущимися.
как безумие для других. Подобно многим преображенным женщинам (наиболее известна Русалочка, созданная Гансом Христианом Андерсоном, который в частном порядке написал о желании родиться с женским телом), новый Егор не может говорить — возможно, это разрушило бы чары, принесло бы Смерть. со слишком очевидной точкой отождествления. И поскольку она не может объяснить себя, она не может ни отклонить заблуждения окружающих, ни защитить свою человечность.
Далее следует исследование трансфобии, которое, возможно, невозможно провести в современном российском кино в любой другой форме. Часто это тяжело смотреть, и зрители должны знать, что есть сцены сексуального насилия. Это выходит за рамки самого Егора — ее сына избивают в школе, жену так стыдят, что в конце концов она закрывает перед ней дверь их дома. И все же есть что-то между этой парой, что ускользает от попыток Натальи избежать клейма и попыток Егора полностью отделиться от ее прошлой личности. Достаточно ли он силен, чтобы спасти их.
Еще более мощный из-за его глубоких мифологических корней, этот фильм снят в терпеливом, наблюдательном стиле, в серых, зеленых и коричневых тонах. Влажный воздух фильтрует свет, и почти чувствуется запах леса, который окружает и господствует над всем, даже на поляне, где находится деревня. Смысл в осажденном поселении, которое едва держится за свое самоощущение перед лицом всей этой дикости. Пересекая границу, Егор объединяется с лесом до такой степени, какой у нее никогда не было. Сосредоточив все на выживании, она становится одним из его существ — как и все жители деревни, конечно, но они не могут этого видеть, потому что Смерть еще не ищет их.
Это потрясающий фильм. Есть надежда, что, когда Россия в конце концов оправится от собственного состояния страха, ей будет предоставлен классический статус, которого она заслуживает.
Отзыв от: 22 февраля 2019 г.
«Он был удивлен, как никто другой»
Майкл Крузе — старший штатный автор Politico.
Есть крошечная горстка людей, которые знают историю Дональда Дж. Трампа лучше, чем кто-либо за пределами его семьи, и никогда в любой момент их долгого наблюдения за его жизнью никто из них не думал, что это был человек, который однажды станет президентом. . Еще в марте, когда журнал POLITICO впервые созвал биографов Трампа в ресторане Trump Grill в Trump Tower, все они согласились: у него не было шансов победить. Во второй раз мы собрали их на конференц-звонке в прошлом месяце после выхода проклятой 9-ки.0025 Получите доступ к кассете Hollywood , они полагали, что наиболее вероятным сценарием было то, что он посеет хаос за несколько недель до того, что, как они ожидали, станет громким отказом от голосования в день выборов. Однако теперь они вынуждены, как и все остальные в Америке, считаться с последствиями победы, которую они никогда не ожидали. Сейчас самые важные вопросы для Уэйна Барретта, Гвенды Блэр, Майкла Д’Антонио и Тима О’Брайена совершенно другие.
Что будет дальше?
Может ли гордый, беззастенчивый, вызывающе эгоцентричный и своекорыстный бизнесмен, о котором они писали, теперь найти в себе силы действовать более бескорыстно, доброжелательно, от имени народа, всего народа, нации, которой он избран? вести?
Что будет делать Трамп, владелец полей для гольфа и роскошных апартаментов, бывшая звезда реалити-шоу, искусный маркетолог и экстраординарный создатель брендов, с далеко идущей властью офиса лидера самой влиятельной страны в мире ?
Что он будет делать с такой силой и престижем, которых он так долго жаждал?
«Он добился того, чего хотел, — сказал нам Барретт, декан биографов Трампа.
«Он не может стать больше. Этот бесконечный поиск, который он вел всю свою жизнь, чтобы добраться до вершины, привел его к вершине, и, возможно, это оказало на него отрезвляющее воздействие».
Однако Барретт и остальные не уверены, что так получится.
Майкл Крузе: Он выиграл. И мы можем говорить о цифрах и о том, кто голосовал, а кто нет. Мы можем говорить о Хиллари Клинтон и о том, что она сделала или не сделала. Но, знаете, то, что он сделал прошлой ночью, потрясающе. Есть ли что-то в Дональде Трампе, что вы, во всех своих репортажах о нем, не уделяли ему должного внимания, что позволило ему осуществить это?
Гвенда Блэр, автор книги «Козыри: три поколения, построившие империю» (2000). | Фото Джесси Диттмара для журнала Politico Magazine
Гвенда Блэр: Думаю, он производил впечатление искреннего и настоящего. Бессвязность, незаконченные фразы, все те вещи, которые казались доказательством некомпетентности и неспособности решать сложные, изощренные вопросы, которые предстояло поднять перед президентом, не говоря уже обо всех негативных, пренебрежительных, грубых и вульгарных замечаниях… были переосмыслены как искренность, подлинность, то, что он действительно думает, в отличие от задумчивости.
С ее стороны, будучи сфокусированной, осторожной в том, что она сказала, говоря, что она была осторожна в том, что она сказала, я думаю, что мы все комментировали это в разное время, но на самом деле не понимали, насколько это важно. Особенно в мире, где реалити-шоу сыграли такую роль… обычные показатели реальности, такие как реальная правда, просто не имеют значения. Это то, что вы чувствуете, когда слушаете. И это то, в чем он действительно был очень, очень силен.
Майкл Д’Антонио, автор книги «Недостаточно: Дональд Трамп и стремление к успеху» (2015). | Фото Джесси Диттмара для журнала Politico Magazine
Майкл Д’Антонио: Это то, что Скотт Адамс, карикатурист Дилберта, предсказывал, что Трамп победит, основываясь на его оценке своего рода гипнотического обращения к людям. И есть что-то действительно притягательное в этой гиперэмоциональной презентации, где неважно, что это неполные предложения и что у него нет политики. И что для меня так странно и отрадно, так это то, что он демагог, правда, только от своего имени.
И я не знаю, что он собирается преследовать, и если бы у него была твердая повестка дня, мы могли бы определить ее и что-то предсказать. Но я не уверен, что он сдержит обещанное. Он мог бы завтра изменить направление и сказать: «Я вижу победу в этом, на этом проспекте, а не в том, по которому я намеревался идти, поэтому я собираюсь изменить курс».
Уэйн Барретт, автор книги «Трамп: сделки и падение» (1992). | Фото Джесси Диттмара для журнала Politico Magazine
Блэр: Мало того, что эти вещи не считались недостатками, они считались сильными сторонами.
Д’Антонио: Ну, верно. Во вторник один из избирателей Трампа сказал мне: «Я знаю, что он полный мудак, и я терпеть не могу его личность, но я знаю, кто он, и я не верю, что знаю, кто такая Хиллари Клинтон». Так что сообщение о том, что она была лгуньей и двуличной, и обо всех тех вещах, которые люди вешают ей на шею, очевидно, дошло.
Уэйн Барретт: Майкл, я бы сказал, что я упустил то, что… не знаю, упустил ли я это, потому что он не был известной публичной личностью, но мне не хватало его способности общаться.
Мне не хватало его юмора. Вы смотрите эти митинги — и да, у него бывают периоды непоследовательности. Но особенно с течением времени, он устанавливал настоящую связь с публикой, что меня удивляло. Кажется, я уже говорил в наших предыдущих беседах, насколько привлекательным он мог быть на уровне один на один, когда он был… знаете, в моих самых первых отношениях с ним, еще в 70-х, когда мы оба были молодыми людьми, но я не думал, что он сможет транслировать это на такой платформе, перед 20 000 человек, день за днем. А выносливость была просто огромной. У него нет концентрации внимания и большой выносливости. Пока он говорит, он может быть внимательным.
Блэр: Когда он поднял свою маску. Я не буду называть его гениальным, но это было чертовски потрясающее зрелище, понимаете?
Тим О’Брайен: Ну, мы знаем из Ученик , что он способен увлечь внимание большой аудитории. Я думаю, что это было одной из причин, по которым я написал свою книгу в то время, когда я ее написал, — это то, что он получил поддержку в американском воображении как своего рода любимый предприниматель Америки.
Так что я не чувствую, что эта его сторона была упущена из виду, когда я писал свою книгу. Я также вроде понимаю, почему он и Уэйн не обменивались шутками, когда он звонил и говорил: «Почему вы выгнали всех этих чернокожих из своих проектов в Квинсе?» И Дональд не смеялся.
Барретт: Он не понял шутки.
Тимоти Л. О’Брайен, автор книги «TrumpNation: Искусство быть Дональдом» (2005). | Фото Джесси Диттмара для журнала Politico Magazine
О’Брайен: Да, он не понял шутки. Но я чувствую, что у меня есть эта его сторона. Я много путешествовал с ним, когда работал над книгой, и у него дома обедал с ним. И вы знаете, как упомянул Уэйн, он лично очарователен. Я думаю, что это придает немного розового блеска тому факту, что я на самом деле думаю, что в своей кампании он в конечном итоге апеллировал к худшим инстинктам людей. И я действительно думаю, как я упоминал на последнем круглом столе, что вирус Трампа заразил политический организм таким образом, что нам придется потратить много времени на восстановление, потому что он всплыл и потворствовал фанатизму, разговорам в раздевалке.
о нападении на женщин, паранойе иммигрантов, действительно грубом диалоге о своих политических оппонентах, о любом огромном количестве физических особенностей людей. И люди, которые голосовали за него, упустили из виду все эти вещи. Они просто хотят, чтобы ротвейлер поехал в Вашингтон и содрал лицо с Конгресса. Это все, что они хотят от этого парня.
Круз: Допустим, он действительно обращался к худшим инстинктам людей и делал это сознательно. И я только что достал свою копию The Art of the Deal с полки Трампа, и в этой книге есть часть, где он говорит о Сильвестре Сталлоне, который создал двух великих персонажей всех времен, как он их называет, Рокки и Рэмбо. , и он хвалит Сталлоне: «Он знает, чего хочет публика, и он это делает. Мне нравится думать, что у меня есть этот инстинкт». Что это за инстинкт? И вторая часть этого вопроса: откуда это взялось?
Блэр: Его семья. Большая часть. Его дедушка, его папа. Они так же проницательны, как и он, в отношении того, чего люди на самом деле хотят и что они хотят услышать, а не того, что, по их словам, они могут хотеть.
Круз: Значит, его дедушка думал, что на западе людям нужны женщины?
Блэр: Ага. Женщины, алкоголь, ликер. Это то, что он доставлял в свои рестораны на западе, и это давало те самые оригинальные заначки. У папы были эти тысячи единиц жилья для людей со средним доходом, и в каждой из них была небольшая дополнительная кладовая. Он также был очень проницателен в финансировании дела, и я думаю, что Уэйн особенно хорошо осведомлен о том, как сделать эти ипотечные гарантии и различные виды федеральной поддержки жилищного строительства; как абсолютно довести их до предела, что мы сейчас видели в более поздней версии с Дональдом, с его налоговыми декларациями и потерей чужих денег, а затем использовать это, чтобы компенсировать свой собственный доход через 20 лет в будущем. Эта особая проницательность и внимание к тому, в чем будет заключаться его собственная выгода. И на самом деле это своего рода замечательная гибкость. Вы могли бы назвать это принципами, вы могли бы назвать это способностью видеть преимущество.
Но семья, это был целый век. Это семейная культура.
Крузе: Наиболее снисходительная интерпретация этого состоит в том, что он обладает какой-то гениальной способностью интуитивно понимать, чего хотят люди.
Барретт: Бесстыдство — это навык. Многие люди, многие политики-республиканцы знали, где находится этот нерв, и знали, что им нужно сказать, чтобы задеть его, но они этого не сделали. Если вы понимаете, о чем я? Я имею в виду, он был готов быть более откровенным. В чем разница между Ромни и Дональдом Трампом? В чем разница между ними? Один победитель, а другой проигравший. И в чем принципиальная разница между ними? Во многих отношениях речь шла о значительном снижении налогов; с точки зрения политики, были полные сходства. Были разногласия по торговле и так далее. Но в чем заключается фундаментальное различие, объясняющее их успех и неудачу, так это то, что язык был языком гнева и бунта, на которые Ромни лично просто не способен. И язык расизма, его откровенность, готовность делать это в самых разных формах, быть возмутительным, держать камеру перед собой.
Знаете, это навык.
Блэр: Его отец вырастил убийцу.
О’Брайен: Я полностью согласен с тем, что бесстыдство — одна из его ключевых черт. Однако я бы не назвал это умением, скорее болезнью, и я думаю, что Дональду не хватает какого-либо изощренного стратегического планирования. Я думаю, что он просто сила природы. Он мистер Ид, и он просто рвется вперед в любой ситуации, в которой может привлечь внимание. И он впитывает это, и он выступает.
И я думаю, что он вышел на эту национальную арену без особых долгосрочных планов о том, что он собирается делать, когда начнет бегать. Я думаю, что он был удивлен, как и все остальные, тем, что он получил такую же поддержку избирателей, как и он сам. И я думаю, что даже если вы посмотрите на некоторые его фотографии, сделанные им в момент подсчета голосов, на некоторых его фотографиях он выглядит немного удивленным и ошеломленным тем, что все это вдруг случилось с ним. Это как Роберт Редфорд в конце Кандидат , «Что нам теперь делать?»
И я думаю, что теперь у нас есть кто-то, кто будет сидеть в Овальном кабинете, кому не хватает многих взрослых ограничений и зрелых эмоций.
И Америка займет место в первом ряду, чтобы посмотреть, что это значит.
Блэр: Похоже, часть того, что это значит, это люди вокруг него — кем они будут?
Я думаю, что когда советникам он понадобится, они найдут его в Розовом саду на пого-стике, прыгающим туда-сюда и смотрящим CNN на плоской панели.
О’Брайен: Да, я думаю, что это действительно тревожно думать о том, кто мог быть мозгом Трампа в том же смысле, в каком Роув был мозгом Буша или Чейни был парнем, который, как многие думали, был главным в Белом доме Буша. О ком мы говорим? Стив Бэннон, Роджер Стоун или Руди Джулиани? Там может быть роль для Ньюта Гингрича. Я думаю, Дональд позволит им иметь независимые портфолио, но я также не думаю, что он из тех, кто когда-либо советовался с кем-либо еще. Я думаю, что он может заставить их всех фильтровать свои точки зрения через Джареда Кушнера и его дочь Иванку, которых он слушает примерно треть всего времени. Но, по большому счету, Дональд никогда никого не слушал всю свою жизнь, и я не думаю, что сейчас это начнет меняться.
Круз: Я думаю, что мозг Трампа в Белом доме — это мозг Трампа.
О’Брайен: Да, согласен.
Барретт: Ну, знаешь, для этого слишком много повседневной работы. У него нет на это внимания.
Блэр: Он сказал, что собирается делегировать скучные дела.
Барретт: Я думаю, Руди, если он останется в правительстве, и я склоняюсь к тому, что он может просто остаться с Гринбергом, юридической фирмой, которую Джек Абрамофф превратил в такую лоббистскую силу, и они станут крупнейшим лоббистом в Белом доме Трампа. Я думаю — смотрите, он уже занимал посты номер два и номер три в министерстве юстиции. Он может предпочесть быть начальником штаба в Белом доме. Кто бы ни был начальником штаба в Белом доме, у него будет огромное портфолио, и так оно и было всегда. Но этот парень — смотрите, Тони Шварц [соавтор Искусство сделки ] написал вместе с ним книгу. Он провел с ним больше времени, чем мы. А Тони Шварц, по-моему, еще в 87-м сказал, что у него нет концентрации внимания.
Так что он не собирается — он захочет говорить о важных проблемах, а в Белом доме так много повседневных решений, имеющих огромное влияние, что он не захочет, чтобы их беспокоили. Его управленческие навыки крайне ограничены.
О’Брайен: Верно. Я думаю, что когда советникам он понадобится, они найдут его в Розовом саду на пого-стике, прыгающим туда-сюда и смотрящим CNN на плоской панели.
Д’Антонио: Что ж, он будет очень расстроен потоком информации, если они попытаются давить на него так, как персонал навязывает информацию обычному президенту. И я мог видеть, как он набрасывается и высылает людей из своего офиса, потому что он не хочет иметь дело с данными. Он захочет посплетничать об Ангеле Меркель или еще о ком-нибудь. Этот парень живет сплетнями. И это может быть тем, что определяет его решение, кто получит информацию о самой пикантной истории.
О’Брайен: Он собирается проводить митинги. Я гарантирую вам, что мы не видели конца митингов.
Блэр: А разве его собственные деловые интересы тоже немаловажны? Как они там будут фигурировать?
Он захочет посплетничать об Ангеле Меркель или еще о ком-нибудь. Этот парень живет сплетнями.
О’Брайен: Помните, что президент не подчиняется законам о конфликте интересов. И это было задумано таким образом, и у него есть свобода действий, как он считает нужным, и не будет никакого встроенного доверия, которое было бы лейкопластырем вокруг этого, потому что он сказал, что будет жить со своими детьми, управляющими бизнесом. Организация Трампа, так что предположительно это Иванка, Эрик, Дон Младший. И мне было бы очень любопытно, если бы он не разговаривал с ними по телефону о том, как продвигается бизнес, и не думал о том, что он мог бы сделать в Белом доме, что принесло бы пользу его бизнесу. .
Уэйн только что проницательно намекнул на Руди Джулиани и лоббирование. Я думаю, что вокруг такого рода вещей будет много перьев гнезд.
Блэр: Я не думаю, что он когда-либо принимал решение, которое не отвечало бы его собственным интересам. Когда он принимал бескорыстное решение о чем-либо?
О’Брайен: Никогда. Верно.
Блер: Никогда. И он говорит: «О, это не будет проблемой. Дети будут управлять им», а дети говорят: «О нет, все будет хорошо. Мы будем раздельными». Что? Как они собираются быть отдельными?
Д’Антонио: Что происходит, когда судья Куриэль созывает судебный процесс в Университете Трампа в Сан-Диего? Интересно, какие скандалы ждут Трампа и чем нас угостят, если демократы решат собраться в январе и сказать, что будут мешать ему так же, как республиканцы мешали Обаме. Я думаю, что впереди еще много игр, и мне интересно, готов ли Дональд к тому, что ему предстоит, когда он действительно займет свой пост.
Круз: Мне интересно, думаете ли вы все, что есть вероятность того, что он будет править иначе, чем во время своей кампании. Есть ли в нем какая-то часть, судя по вашему репортажу, более взвешенная, более ответственная, как глава исполнительной власти страны?
Барретт: Я не думаю, что он хочет преследовать Хиллари Клинтон, и это еще одна причина, по которой Руди не может стать генеральным прокурором, потому что Руди много-много раз говорил: «О, я мог бы ее посадить».
в течение двух месяцев.» Он не может вступить в должность главного управляющего и не преследовать Хиллари Клинтон после того, как сказал это столько раз, сколько сказал. Поэтому я не думаю, что он действительно хочет этого.
Я думаю, мы знаем, что он собирается делать следующие вещи: во-первых, он собирается разорвать соглашения по климату, и он собирается прекратить финансирование программы ООН по глобальному потеплению, и он собирается продвигать угольную промышленность, и он собирается стать полным пленник нефтяных и энергетических компаний.
О’Брайен: Он также получит ряд назначений в Верховный суд. У него есть вакансия в Скалии. Есть хороший шанс, что Кларенс Томас покинет суд. Рут Бейдер Гинзбург стареет; сколько ей еще предстоит находиться в суде? Вполне возможно, что он может получить три назначения в Верховный суд, с которыми страна будет жить целое поколение.
Барретт: Ага. И я думаю, что он проведет много депортаций и разорвет множество семей.
О’Брайен: И у него есть ядерные коды и доступ к самому большому ядерному арсеналу на планете. И это один из моих самых больших страхов как гражданина и как журналиста. Это вызывает беспокойство, потому что он не регулирует свои эмоции, он не дисциплинированный мыслитель, и я мог видеть, как он окружает себя людьми, которые говорят ему: «О, Северная Корея только что немного вышла из клетки. Давайте просто сбросим на них тактическое ядерное оружие». Я думаю, что такое мышление может присутствовать в его Белом доме, и я думаю, что это еще одна его серьезная политическая проблема.
Блэр: Разве он не легкомысленно относился к идее, что мы собираемся — один из способов сократить наш оборонный бюджет — дать ядерное оружие Японии и Южной Корее?
О’Брайен: Да, и позволить Китаю вторгнуться в Северную Корею и просто так с этим справиться.
Блэр: Ага.
О’Брайен: И отвернемся от НАТО. Сэкономьте немного денег, отвернувшись от НАТО.
Своего рода сокращение бюджета за счет уменьшения поддержки наших стратегических союзников за рубежом.
Д’Антонио: Вы должны также подумать о том, что он будет делать с аппаратом национальной безопасности. Представьте, что он получает утренний брифинг от нашего ночного мониторинга того, что происходит в мире, или знает, что происходит внутри страны, и как соблазнительно будет для него вмешаться. И если он готов пойти на низкий уровень, на который он был готов пойти в кампании, какой безумной идее он будет сопротивляться и какие из них он примет только потому, что считает их нетрадиционными, нестандартными и нестандартными. это как вы встряхиваете вещи? У нас будут убийства? Будут ли у нас тайные операции в местах, куда нам не следует идти? А что будет, если что-то подобное взорвется? Я думаю, что это более вероятно, чем ядерная атака, но—
Блэр: Нет ли у него какой-то разобщенности, что он хочет самую сильную страну на планете, но при этом уйти за наши границы? Не понимаю, как эти двое сочетаются.
Крузе: Каков наилучший сценарий? Мог ли он быть на высоте?
Блэр: Он способен быть гибким… чтобы заключить сделку, и иногда он видит возможность и выходит за рамки. Это может быть хорошо.
О’Брайен: Я имею в виду, я думаю, что для страны было бы хорошо, если бы он обнаружил свой скрытый ресурс в глубине своего мозга и оказался на высоте положения. Я склонен думать, судя по тому, как он вел себя во время кампании и в течение последних пяти десятилетий своей общественной жизни, что он не тот человек. Но я думаю, что мы должны, по крайней мере, дать ему презумпцию невиновности на какое-то время и посмотреть, что он сделает.
Барретт: Ну, я думаю, он хочет, чтобы им восхищались. Я думаю, что он хочет, чтобы им восхищались, если не любили, поэтому я думаю, что это часть его личности. Никто не имеет ни малейшего представления об огромности этой должности и о том, какое влияние она может оказать на него. Это могло бы — я серьезно сомневаюсь в этом — но это могло бы сделать его более серьезным человеком.
Обязательства здесь, ответственность здесь такие огромные. Он не дурак, и он должен знать о них.
И мы знаем, что он зашел так далеко не один. Мы знаем, что СРН сыграл огромную роль в его вчерашнем избрании. Возможно, что его будет сдерживать сама партия, и в каком-то смысле он созреет с той огромной ответственностью, которую возложили на него люди этой страны, и перестанет быть тем человеком, которого мы знали, эта группа из нас, все эти годы. У него определенно будет много негативной политики, о которой он говорил. Он попытается реализовать некоторые из этих политик, я думаю, многие из них, но, возможно, некоторые сдержанности начнут проникать в его сознание9.0003
Он попал туда, куда хотел. Он не может стать больше. Этот бесконечный поиск, который он вел всю свою жизнь, чтобы добраться до вершины, привел его к вершине, и, возможно, это оказало на него отрезвляющее воздействие.
Д’Антонио: Меня немного утешает то, что Тим, возможно, увидел на фотографии Дональда, когда до него дошло, что он выигрывает, и он, вероятно, был немного шокирован и озадачен.
И это было бы отрезвляюще, потому что именно шоумен организует эту кампанию и делает это таким экстремальным и возмутительным образом и вдруг обнаруживает, что выиграл. Меня утешает то, что я знаю, что, возможно, он испытывает благоговение перед тем, что с ним произошло.
Я также знаю, что он изучал то, что работало у других президентов. И он, я думаю, смотрел на Рейгана. Он говорил со мной об этом, но также восхищался некоторыми чертами Обамы и его мастерством общения с общественностью, особенно в наиболее успешные моменты его первого срока и предвыборной кампании. Поэтому он хочет, чтобы его обожали. Я думаю, он понимает, чего хочет публика, и он будет чувствителен, если они повернутся против него, чтобы снова попытаться угодить им.
Так что, возможно, он будет реагировать лучше, а не хуже, успокаивать, а не беспокоить.
О’Брайен: Будем также надеяться, что он и Мелания окажутся на высоте, когда дело дойдет до ремонта Белого дома, потому что я совершенно взбесился, что мы собираемся получить Восточный Лас-Вегас в качестве декора и стилистической чувствительности.
в Белом доме. Так что приготовьтесь к этому и к возможному 30-этажному расширению прав на эфир над Белым домом.
Поэтому он хочет, чтобы его обожали. Я думаю, он понимает, чего хочет публика, и он будет чувствителен, если они повернутся против него, чтобы снова попытаться угодить им.
Блэр: Вездесущие права на эфир.
О’Брайен: Вы знаете, он уже думает о том, как получить эти права на эфир.
Круз: Есть что-нибудь еще, о чем, по-вашему, нам следует подумать?
Блэр: Будет ли у него аккаунт в Твиттере, когда он будет в Белом доме? Что будет с этой учетной записью в Твиттере?
Крузе: Я думаю, что он берет на себя @POTUS, не так ли?
О’Брайен: Он уже изменил свой личный аккаунт в Твиттере. Он уже изменил свое личное описание на «избранный президент Соединенных Штатов». Так что Дональд Трамп в деле. Это президентство не помешает ему быть сумасшедшим ди-джеем в социальных сетях.
Блэр: Да, и это нефильтрованное присутствие, эта прямая связь с электоратом, которую он так ловко использовал, он будет продолжать использовать.
О’Брайен: «Ангела Меркель не знает, что делает. Жалкий! Грустный!» Именно так будет вестись внешняя дипломатия в Белом доме.
Элизабет Ральф, Заместитель главного редактора журнала POLITICO : В Конгрессе возникает большой вопрос: как вы думаете, есть ли у него потенциал для работы с Конгрессом? Как вы думаете, у него это получится? Или он слишком большой босс? Вы знаете, он привык управлять своим делом. Но как президент он довольно ограничен во многих отношениях.
Барретт: С Республиканским Конгрессом они договариваются о снижении налогов для богатых и просто подавляют все программы для бедных, какие только могут. Что касается торговой политики, могут быть противоречивые точки зрения, и он может на самом деле думать, что те виды политики, которые отвергли республиканцы, а именно: никакой подушки безопасности, никаких программ переподготовки, ничего для людей, которых затрагивает торговая политика, на самом деле может быть Трамп.
заинтересованность в том, чтобы сделать что-то для людей, которые пострадали от плохой торговой политики или самой торговой политики. И так далее, я думаю, это будет идти от вопроса к вопросу. Я, конечно, думаю, что, поскольку они контролируют все рычаги управления государством — а вскоре они будут контролировать [Верховный] суд — они смогут работать вместе, особенно когда у них в основном общие экономические взгляды. Я не думаю, что это станет большой проблемой.
Ральф: Возможно ли, что они знают о законотворчестве больше, чем он, и им будут давить?
О’Брайен: Что ж, я думаю, он уступит им. Я не думаю, что его волнует, что они знают больше. Я думаю, он бы сказал: «Хорошо», потому что я не думаю, что он вообще интересуется политикой. Я думаю, он захочет сделать что-то, как минимум, символичное для Obamacare, и найдет способ сказать: «У меня есть замена», и он должен что-то сделать с иммиграцией. Но помимо этих двух вещей внутри страны — а затем некоторых правил, о которых Уэйн упомянул ранее, — отменяющих многие правила в сфере энергетики и финансовых услуг — я думаю, что его мало волнует внутренняя политика, и я не удивлюсь.
если месяц или два назад была заключена сделка между Трампом и некоторыми другими лидерами Республиканской партии в Конгрессе, такими как Кевин Маккарти или другие, где он сказал: «У меня нет наземной операции, и у меня нет денег и если вы, ребята, дадите мне наземную операцию и дадите мне денег, я полностью передам вам внутреннюю политику, если попаду в Белый дом».
Думаю, он был бы рад это сделать. Для него работы меньше. Он говорит, что он трудолюбивый, но на самом деле предпочитает много смотреть телевизор и есть гамбургеры. И я не думаю, что это будет энергичное президентство, когда он будет глубоко вникать в мельчайшие детали политики. Так что я думаю, что он с радостью подчинится Конгрессу.
Блэр: Он будет смотреть на — давайте посмотрим, что это такое — 435 человек, у которых немалое эго, потому что они бы не баллотировались на выборах, если бы они это сделали, а не скромные типы, у которых может быть свое представление о вещи. И он не привык работать с 435 эго, которые чертовски сильны, так что это может быть интересно.
Круз: Позвольте мне попросить вас закончить это. Когда вы работали над своими книгами, была ли какая-то часть вас, которая думала, что он сможет довести дело до этого момента?
О’Брайен: Абсолютно не в моем случае, нет.
Барретт: Я думал, что его скорее посадят. Знаете, я думал, что всю свою деловую карьеру он был на грани и что ему уготованы неприятности — я имею в виду, большие неприятности. Я, конечно, уже писал в своей книге, что эта идея президентства была у него на уме. И я написал о различных способах, которыми он думал об этом и действовал в соответствии с этим. Но подумать, что он действительно доберется туда? Непонятно мне.
Блэр: Вроде и да, и нет. Возможно, это был наш последний круглый стол, где кто-то, возможно, это был Уэйн, сказал, что, возможно, удивительно не то, как он вел себя, а то, как американский народ был готов игнорировать так много, потому что он задел за живое своей апелляцией к этой идее. что в Вашингтоне или в стране есть элитный истеблишмент, который получает все преимущества, вы облажались, и сделать это важнее всех вещей, включая нераскрытие его финансов, что, как я всегда думал, будет нарушитель сделки.