Рассказы если бы я был девчонкой: Успенский Э.Н. Если был бы я девчонкой
Вадим Лашин — участник конкурса КП Алый парус
Фото: Евгения ГУСЕВА/«КП» — Москва
Я родился спустя 57 лет после окончания Великой Отечественной войны, не видел огня пожарищ, не слышал воя сирены, свиста пуль, но из книг и кинофильмов, рассказов родных и учителей в школе знаю, какой великой ценой для нашего народа была завоевана долгожданная Победа. В эту Великую Победу внесла свой вклад моя прабабушка Любовь Дмитриевна. В ноябре 1941 года её родное село Стаканово оккупировали фашисты, она осталась с мамой — Марией Ивановной, братом Сергеем и сестрой Юлией, а её отца Ивана Ивановича в первые дни войны забрали на фронт, а в марте 1942 года на него пришла похоронка. Прабабушка Люба не воевала, но она относится к поколению детей войны. Многие могут спросить: «Что же героического она совершила»? А легко ли было 11-тилетней девочке пережить голод, холод и страх смерти? Думаю, остаться в живых в тех страшных условиях было уже чудом.
Сейчас мне 20 лет, я старше той девчонки и порой задумываюсь, если бы я был на её месте, чтобы почувствовал, как вел себя и мог бы вопреки всему выжить, не ожесточиться, сохранить доброту и милосердие? Я слушаю рассказы прабабушки и передо мной, словно кадры кинохроники, оживают сюжеты из ее детства, опаленного войной.
— Мы не воевали на фронте и не ковали победу на оборонных заводах в тылу, — вспоминает прабабушка, — нам не положены сегодня ни боевые ордена, ни медали за доблестный труд. Мы были тогда детьми, и война прошла через наше детство. Когда мужчины уходили на фронт, то в центре села было многолюдно. Вокруг причитали и плакали женщины. Я вслушивалась в повторяющееся слово «война» и понимала, что случилось нечто страшное. Я изо всех сил бежала к отцу, такому красивому в военной гимнастерке. Он поднял меня на руки, крепко прижал к себе и плакал. Мама повисла у него на шее. Я никак не могла взять в толк, почему отец не пошел с нами домой, а вскочил в кузов бортовой машины, где сидели его товарищи, и уехал. Милого, заботливого, доброго отца в тот июньский день я видела в последний раз.
— А как же? Пожалуй, нет ни одного мальчишки или девчонки военных лет, которых бы не посылали в районный центр в магазин получать продукты по карточкам.
После 19.00 ни шагу на улицу! Расстрел! Школа превратилась в лагерь для военнопленных. По словам местных жителей, всего в лагере было 250 человек. Селяне пытались им что-нибудь передать поесть, когда тех гнали чистить дорогу для прохода немецких частей, за что получали прикладом автомата по спине. Военнопленные шли голодные, в башмаках, в обмотках и в пилотках, а зима 1942 года выдалась лютая — снега намело много, по самые крыши.
— Как-то прошел слух, что угоняют в Германию в рабство и нашу родственницу Анечку. Сыпанули мы, ребятня, за околицу села Стаканово, людей — тьма.
По словам прабабушки, полицай стрелял Ане в спину, но не попал, и ей удалось скрыться в лесу. И сегодня главный жизненный принцип ее – милосердие и оказание помощи всем, кто в этом нуждается. Им руководствовалась она и в военное, и в мирное время.
— Правнучек, — с улыбкой шепчет мне прабабушка, — люби людей, и Господь тебя не оставит!
Если бы за милосердие, проявленное в годы войны, давали ордена, то моя прабабушка Люба обязательно его бы получила.
Вечная память нашим прабабушкам, сумевшим в страшные годы поддержать хрупкими плечами страну. Они сумели выстоять, не озлобиться, передать силу духа, доброты душевной детям и внукам – тем, кто сейчас в 21 веке героически защищает наши семьи, наши города, нашу любимую Россию.
Барри Пейн. Ключ от курятника. Рассказ для детей.
Великий выдумщик
Ключ от курятника
Премия правительства Санкт-Петербурга
Ваш веселый звонок
Самолеты «Красного барона»
В Марли дождик не мочит
Викторина о Тунгусском метеорите
Ребята в Париже
О спорт, ты красота!
Памятник ратной славы и геройства
К 220-летию Гогландского боя
Итоги конкурса на лучшие стихи о чтении и книгах
Я существую, чтобы действовать и любить!
Будни и праздники
Благодетель человечества
Хоть поверьте, хоть проверьте
Шведская спичка
Третий лишний?
Прогрессивные шахматы
Пропавший мобильник
Кто польет цветы?
Маленький бунтарь
Игрушки
Готовь лыжи летом!
Новые имена.
Премьера книги
Вместо предисловия. Наверное, не ошибемся, если предположим, что имя писателя Барри Пейна для многих из вас новое имя. Значит, знакомство с ним и с его произведениями вполне можно назвать «премьерой». Итак… «Новые имена. Премьера книги». Талантливый английский писатель Барри Пейн (псевдоним Эрика Одела) (1864-1928) был современником знаменитых Джона Голсуорси, Бернарда Шоу, Оскара Уайльда, Джерома К. Джерома.
Он был человеком увлекающимся. Судьба благоволила к нему — увлечения начертали его жизненный путь. В отроческие годы он редактировал школьный журнал. Учась в университете в Кембридже, он поражал преподавателей эрудицией, интересом к различным областям знаний, за что неоднократно получал награды. После университета и службы в армии он отправился за журналистским счастьем в Лондон, где сотрудничал в газетах «Панч», «Спикер». В 1887 году он сменил Джером К. Джерома на посту редактора газеты «Сегодня».
Работа в лондонских изданиях давала материал для его работ, большинство из них опубликовано в 90-е годы XIX века.
Он прославился своими романами, юмористическими рассказами, а также фантазиями и историями о сверхъестественных явлениях. В этом году издательство «Азбука-классика» выпустило сборник из пятнадцати рассказов Барри Пейна «Переселение душ» в переводе Зинаиды Сергеевны Богдановой. В начале ХХ века рассказы Барри Пейна тоже выходили на русском языке, но их можно по пальцам пересчитать — они опубликованы в 1913 году (библиотечка «Сатирикона»), а один его рассказ вошел в подборку смешных историй английских писателей, изданных в 1924 году.
Героями историй Барри Пейна были и скромный учитель, и студент, и музыкант, и художник, и прекрасная девушка, и аристократ, и даже… воришка. Он писал и о животных с таким же пониманием и любовью, как о людях. И, конечно, не обошел он вниманием и детей. История, которую мы предлагаем вниманию читателей, не вошла в переведенный З.
С. Богдановой сборник. «Ключ от курятника» повествует о мальчике из интерната, о приключениях Тома Сойера с берегов туманного Альбиона.
Барри ПЕЙН
Зинаида Богданова (перевод)
(печатается в сокращении)
Как это было
Когда я ходил за яйцами, то брал с собою Джимми Стэлсайда, маленького, щупленького парнишку, двумя классами младше меня, проворного и послушного. Если можно так выразиться, мы являлись партнерами в фирме по добыче яиц. Но в тот раз я не взял его с собой, потому что решил в тот день просто погулять. Однако ноги сами понесли меня в сторону небольшого лесопитомника на Линтвейтской горе. Там я увидел ворона, который вылетел из гнезда, что на вершине молодого деревца. От дуновения ветра деревце слегка покачивалось. И тут мое безобидное намерение погулять испарилось. Захотелось залезть на верхушку дерева и выудить все яйца из гнезда этой редкой птицы.
Я уставился на деревце и долго рассматривал его. Оно, подумал я, будучи совсем молодым, должно быть гибким и не сломается под тяжестью моего тела, только согнется.
Если бы со мной оказался Джимми Стэлсайд, дерево выдержало бы этого мальчишку. Но как не хотелось оставить гнездо в покое: желающие запустить в него руку все равно найдутся. Почему тогда мне самому не попытать счастья?
.. Я миновал три четверти пути к вожделенному гнезду, когда дерево сломалось. Почва оказалась мягкой, но земли я наелся до отвала и до крови расквасил нос. Я медленно поднялся и ощупал себя. Повреждений было немного, но лодыжку я все-таки вывихнул. Я приложил к носу платок, чтобы остановить кровотечение, и поковылял к гнезду, упавшему вместе с деревом. Гнездо оказалось пустым! Даже если бы там что и было, яйца все равно разбились бы всмятку.
От злости на самого себя я выкрикнул:
— Ну, Джимми, погоди, попадись мне только!
Если бы Джимми оказался под рукой, я бы загнал его на дерево. Теперь я видел в нем причину всех своих бед.
И вдруг раздался чей-то смех. Я обернулся и увидел долговязую девчонку, стоявшую в тени деревьев в нескольких шагах от меня.
Она казалась моей сверстницей, к тому же прехорошенькой. Рядом с ней на земле стояла корзина. Девчонка смутилась, поняв, что я заметил ее.
— Ну, — сказал я ей. — Чего тут смешного?
Девчонка положила палец в рот и продолжала разглядывать меня.
Я ожидал, что она подхватит свою корзинку и удерет, не сказав ни слова. Но не тут-то было! Убегать она не собиралась и даже ответила на мой вопрос:
— Смешно, что ты разговаривал сам с собой! Странный ты мальчик!
— И не странный, — возразил я. — Тебе смешно, потому что я нюхалку расквасил. Если бы ты не была девчонкой, я бы с тобой разделался.
— Мне вовсе не было смешно. Я испугалась. Даже чуть сама не закричала. Ты здорово повредился?
— Вывихнул ногу, расквасил нос, наглотался пыли, жуков и всякой дряни.
— А зачем полез на это дерево?
— Увидел на верхушке воронье гнездо и подумал, что дерево меня выдержит.
— Если будешь ломать молодые деревья, тебя накажут.
— Ха! Пусть сначала поймают.
Девчонка вышла из тени на солнышко. Я увидел, что у нее красивые длинные волосы. Тогда я плохо в этом разбирался, но они мне понравились.
— А у меня есть три вороньих яйца, — похвасталась она.
— Неужели сама их достала? — удивился я.
— Нет, это мой двоюродный брат добыл их для меня.
— А как его зовут?
— Билл. Билл Хелком. А я Мэрион Хелком.
— И ты все их выпила?
— Да.
Она, видимо, гордилась этим.
— А потом продырявила с двух концов и нанизала на нитку?
— Да.
— А можно еще интересней сделать. Когда в следующий раз принесешь яйца, сделай одну дырку, но только посередине, вставь в нее трубочку и через трубочку выпей то, что внутри яйца. Попроси у кузена трубочку, он тебя научит, как это делать. Хотя вряд ли он умеет.
— А что дальше?
Я объяснил, что тогда яйцо можно положить дыркой вниз, и оно будет выглядеть совсем как целое. Это лучше, чем продырявить со всех сторон, размалевать и нацепить на шею.
— Поняла, — сказала она и, видимо, обиделась.
Но, вспомнив, что говорит с пострадавшим на поприще добычи яиц, добавила: — Если я раздобуду вороньи яйца, то отдам тебе, чтобы с тобой не случилось беды.
И мне стало стыдно, как обычно бывает, когда думаешь о ком-нибудь плохо и делаешь ему гадость, а потом вдруг обнаруживаешь, что это приличный человек. Я не знал, что сказать ей в ответ. Только поблагодарил ее и сказал, что она лучше многих девчонок, потому что они трусливые, боятся лазать на деревья за яйцами.
Она серьезно на меня посмотрела и сказала, что мне надо остановить кровотечение из носа.
— Если приложить на спину что-нибудь холодное, тогда все пройдет. Но у меня ничего такого нет, — ответил я.
— Зато у меня есть! — воскликнула девчонка, и вид у нее был такой довольный, будто она нашла интересную книжку. — Я ходила за яйцами в курятник, и у меня есть большой ключ.
Она нагнулась к корзинке и подняла ее.
— Ты кладешь ключ прямо на яйца? — удивился я. — В следующий раз будь осторожней. Клади тяжелый ключ на дно корзинки, а яйца сверху.
— Я так и сделаю, — сказала она.
Можно подумать, я во всем разбираюсь. Другой бы кто огрызнулся, мол, без тебя, такого умного, разберемся. А она не спорила, и меня это удивило.
…Я просунул ключ за шиворот. Он был холодным, как лед. Я ждал, когда закончится кровотечение, а тем временем разговаривал с девчонкой. Она поведала мне, что приехала к дяде погостить на месяц и осталось всего-навсего две недели. Я видел ее дядю, и меня потрясло то, что между этим грубияном и этой доброй девочкой существует родство.
С ее дядюшкой я познакомился так. Мой приятель из интерната, Реджи Уинтер, и я отмечали начало каникул курением хорошей сигаретки. Однажды мы взяли с собой сигареты, влезли на стог сена и закурили. Вдруг, откуда ни возьмись, этот Хелком. Он налетел на нас с руганью, сказал, что этот стог принадлежит ему и он пожалуется нашему начальству. Но так и не наябедничал. Это было все, что я о нем знал.
А потом я спросил ее, в какую церковь она ходит, и она ответила, что чаще всего в Линтвейтскую.
Я посоветовал ей прийти в ближайшее воскресенье в Мэннерскую. Мой интернат посещает как раз ее. И еще она сообщила, что поднимается в курятник каждый день. Одно из яиц в корзинке было от ее собственной курочки, она пометила его крестиком. И подарила его мне.
Кровотечение прекратилось, и я хотел вернуть девчонке ключ, но не смог этого сделать, да и у нее ничего не вышло. Я подпрыгнул несколько раз, чтобы он выпал, но все без толку. Это был огромный, старый ключ, и он прилип к моей спине. И тут из моего кармана вылетели часы.
— Без двенадцати четыре! — воскликнул я. — Я опаздываю в школу! Если опоздаю, мне попадет.
— Тогда беги сейчас же, — отозвалась девчонка. — Только ключ у тебя все еще на спине.
— Слушай, — сказал я, — завтра утром я вырвусь между двенадцатью часами и часом, положу ключ под замковый камень слева от тех ворот, которые сверху. Там найдешь его, если захочешь.
— Это было бы здорово. — И она повторила: — Под замковым камнем слева, верхние ворота.
Запомню. Ты уверен, что он не упадет, пока ты побежишь? Не упадет? Тогда хорошо. До свидания.
Я едва успел на перекличку. Ключ наконец-то отстал от спины, и я убрал его в карман. Но вывихнутая лодыжка совсем разболелась. А главное, я не знал, что делать с яйцом. Если бы было шесть часов, я бы пробрался в какой-нибудь кабинет и разогрел его на газовой плите. Но к шести часам не успел. Тогда я решил заполнить ванну водой, горячей как кипяток. И, положив в нее яйцо, сел на край и стал ждать, пока вода остынет. Через двадцать минут я попробовал яйцо. Оно было не совсем готово, но и не сырое. В общем, вполне съедобно.
На следующее утро моя лодыжка распухла, я с трудом ступал на ногу. У меня была уйма всяких дел: занятия, между двенадцатью часами и часом дня положить в условленное место ключ, а потом подняться в кабинет врача. Но мне не удалось ничего этого совершить. Заведующий интернатом увидел, как я ковылял по двору, и послал меня в больничку. Там на лодыжку наложили повязку, заставили лечь на кушетку и запретили двигаться.
Я задумался: как же все-таки доставить ключ. Иначе девчонке не избежать неприятностей. И придумал. Я знал, что Реджи Уинтер зайдет сюда после школы, чтобы узнать, что случилось со мной. Он действительно появился и спросил меня, как я повредил ногу.
— Пытался поставить рекорд, — начал врать я. — Бежал отсюда до ворот питомника на Линтвейтской горе и обратно, успел за тридцать минут.
Я смог бы справиться за двадцать четыре. Но сказал: тридцать, потому что только так можно заставить Реджи Уинтера похвастаться, мол, он может пробежать гораздо быстрее. Так и получилось.
— Ну что это за рекорд, — заявил он. — Тридцать минут! Я бы сбегал за двадцать, и когда угодно!
— Ты всегда болтал, что в беге переплюнешь любого. Вот и беги, кто тебе мешает. Спорим на шиллинг, что тебе за двадцать минут не уложиться.
— Готовь денежки! — сказал он.
Я дал Реджи ключ от курятника и велел положить его под замковый камень с левой стороны ворот, чтобы потом я смог убедиться, что он там был.
Я добавил, что это старинный ключ, я тоже с ним бегал. Затем я засек время, и он помчался во весь дух.
Я лежал себе спокойно и посмеивался: втянул Реджи Уинтера в свои дела, а он и не подозревает об этом, а если сделает все как надо, то именно мне придется выложить шиллинг. А потом мне стало не до смеха: я ведь не сказал ему, что ключ должен быть оставлен у верхних ворот. А он, конечно, бежал туда, где мог сэкономить целую минуту.
Лучше бы у меня зуб выдернули. Плохо, когда до тебя вдруг доходит, что ты полный идиот, но еще хуже понять это, когда торжествуешь победу. Я думал о девчонке, которая расположена ко мне, даже подарила яйцо от собственной курицы. И, между прочим, отнюдь не дурнушка. Она считает меня человеком, способным держать слово. А какой скандал поднимет ее дядька, мне не хотелось даже думать.
Интересно, расскажет ли она дядьке о том, что дала ключ мне, чтобы я положил его на спину? Нет, ничего она ему не расскажет, как пить дать, не расскажет. В этом я был уверен.
Вернулся Реджи Уинтер, отдуваясь и тяжело дыша так, что с трудом мог говорить. Он опоздал на две минуты тридцать пять секунд. Швырнув мне шиллинг, он сказал, что мог бы справиться и за двадцать минут, если бы занимался только бегом.
— Нет, не смог бы, сынок, — сказал я. — Вряд ли ты успел бы туда и обратно даже за двадцать две минуты тридцать пять секунд.
— Ей-богу, успел бы. Я положил ключ там, где ты мне сказал, у ворот, можешь проверить, когда перестанешь притворяться.
— Велика радость от притворства: валяться и никуда не высовываться. К каким воротам ты бегал?
— К ближайшим, конечно. Какой смысл бежать к верхним?
Фокус не удался!
Я хотел рассказать все Реджи Уинтеру. Я верил, что он доставит ключ куда надо. Но тогда я должен выдать девчонку. И себя в придачу. И все ребята узнают об этом, да еще с добавлениями. И тогда я вспомнил о Джимми Стэлсайде. Его я мог заставить сделать все, что мне нужно, без объяснений, что невозможно, когда имеешь дело с Реджи Уинтером.
— Реджи, пришли ко мне Джимми Стэлсайда, — попросил я.
И Джимми явился.
— Привет, старик, — сказал он. — Слышал, ты вывихнул ногу? Как это тебя угораздило? Чего тебе?
— Слушай, Джимми, — сказал я. — Ты не мог бы сократить себе время обеда?
— Я бы охотнее сократил количество уроков. Часов в двенадцать любой нормальный человек хочет есть! Но если срочно куда нужно, то делается так. Нужно сказать двум парням, которые сидят по обе стороны от тебя, чтобы они сели плотнее и на твое место никто не влез. И еще предупредить официантку, чтобы она не утащила еду обратно на кухню, пока ты бегаешь по своим делам. Тогда никто не догадается, что тебя в столовой нет.
— Сделай для меня кое-что. Может быть, тебе придется пропустить обед. Вернешься полпервого, перед уроками, и покутишь в кафе. Вот тебе на это шиллинг. (Это был тот самый шиллинг, который я получил от Реджи, так что я ничего не терял.)
— Ты из-за яиц прислал за мной?
— Да, — ответил я, и не соврал: ведь ключ от курятника имеет прямое отношение к яйцам, с этим согласится кто угодно.
Но Джиму сказал: — Сначала ты не поймешь, в чем дело. Тебе нужно сделать все как следует, и тогда получится так, как я задумал. Надеюсь, никому не разболтаешь об этом, иначе наши планы нарушатся.
— Не разболтаю. Что делать?
— Сбегай к питомнику на Линтвейтской горе. У нижних ворот под замковым камнем слева найдешь ключ, возьми его и положи тоже под замковый камень, но у верхних ворот.
— Хорошо. Но не вижу, при чем тут яйца.
— Я предупреждал тебя, что ты пока ничего не поймешь, и не могу объяснить, в чем дело. Тебе нужно всего лишь положить ключ в другое место.
Мне было приятно думать, что девчонка найдет ключ сегодня же. И тогда я успокоюсь. Радуясь этому, я с аппетитом уничтожил принесенный мне обед.
Только я успел поесть, как Джимми вернулся, ворча, что ключа там не было. Он осмотрел обе стороны ворот, так что не мог ошибиться. И думал, что я разыграл его.
— Нет, не разыграл, — ответил я. — Это слишком серьезное дело, и я должен в нем разобраться.
Но я так ничего и не понял. Реджи положил ключ туда, это уж точно, он потому и проиграл шиллинг, что потратил на это время. И несомненно, Джимми не нашел там ключа. Он бы не стал врать мне, это не в его характере. Но что предстояло пережить девчонке, если она лишится ключа? Хотите верьте, хотите — нет, но я почти не спал в эту ночь.
История ключа
Лишь в воскресенье врач позволил мне выйти на улицу.
Вместе с ребятами из интерната я отправился в Мэннерскую церковь. Я полагал, что девчонка, рассердившись на меня, не придет туда. Но я увидел ее на том месте, которое сам же советовал занять — напротив меня. Сначала она сидела, уткнувшись в книгу. Только во время последнего гимна кивнула мне и улыбнулась. Я понял, что все не так уж и плохо. Но как с ней связаться? Я хотел дать ей знак, чтобы она написала записку, что случилось, поместила это письмо в перчатку и бросила, когда выйдет в церковный дворик. Я подниму эту перчатку, вытащу письмо, верну перчатку ей, как того требует приличие.
Правда, я никогда в жизни не видел, как джентльмен поднимает перчатку дамы.
Служба закончилась. Я сидел, ожидая, когда выйдут мои товарищи из церкви, и видел, как она чинно выходит из церкви через боковой проход…
На следующий день я получил три письма от трех различных тетушек; они, судя по всему, были не знакомы друг с другом, но, будто сговорившись, прислали мне деньги. Денег набралось больше двух фунтов. Я решил потратить один фунт на продукты, а оставшиеся деньги поместить в почтовый сберегательный банк, чтобы явиться за ними, когда буду нуждаться в деньгах. Я шел по деревне к зданию почтамта и вдруг замер перед окном ювелира, продававшего и скобяные изделия. Меня не интересовали подставки для гренков и тому подобные штучки. Мне хотелось рассмотреть крысоловку, выставленную в окне. И тут заметил амулеты, которые носят на брелоках для часов. Я увидел брелок, где в одной связке было сердечко, якорь, крест, эвклидова диаграмма и даже серебряный ключик. Все это добро стоило семь шиллингов и шесть пенсов.
Но я отделался семью шиллингами, правда пришлось поторговаться.
После этого я отложил свой поход в банк.
Я ждал среды и даже считал часы, когда она наступит. Мне хотелось увидеть девчонку, вручить ей купленный подарок и получить ответ на мучивший меня вопрос: что произошло с ключом от курятника.
В среду, в полдень я появился в питомнике. Из чащи деревьев вышел пацан с корзинкой, в которой лежал ключ. Я узнал и корзинку, и ключ. Мой пристальный взгляд удивил его. Он обернулся и спросил:
— Ты чего тут прячешься? Что тебе нужно?
Я ответил:
— Сам ты прячешься. Если ты не купил это место, топай дальше, иначе не донесешь свои сокровища до дому.
Он начал ругаться. Потом сделал пару шагов, быстро нагнулся и кинул в меня камнем. Не попал! Я швырнул этот же камень обратно. Это был самый лучший в моей жизни бросок. Я угодил прямо в корзину, она завертелась и вылетела у него из рук. Он, поднимая ее, заорал, что, когда вернется, башку мне оторвет. Я сказал, что жду его с нетерпением.
Но он так и не появился. У меня и в мыслях не было ссориться с ним. Мальчишка как мальчишка. Я понял: он вместо девчонки послан за яйцами. Значит, девчонка больше сегодня не придет. Но меня это не заботило. Мне хотелось знать, что же все-таки случилось с ключом.
Когда я добрался до ворот питомника, то увидел возле них девчонку. Она всегда появлялась неожиданно. На ней было очень красивое платье, хотя тогда меня не интересовало, как одевались девчонки. И она мне улыбнулась. У меня стало легко на душе. Мы начали выяснять, что произошло. Говорили одновременно, быстро, захлебываясь словами.
Уинтер, как я и предполагал, положил ключ у нижних ворот. Билл, ее кузен, в это время сидел на дереве, где было сорочье гнездо, и увидел, как откуда-то примчался мальчишка (это был Уинтер), подлетел к камню, засунул туда ключ и убежал так, что только пятки засверкали. Биллу показалось это подозрительным. Он быстро спустился с дерева и пошел взглянуть, что там спрятано. Он сдвинул камень и увидел ключ от курятника.
Это его озадачило. Откуда у интернатского мальчишки мог взяться ключ от курятника? А еще непонятней, почему мальчуган должен спрятать его, причем явно спешил это сделать. Не надумав ничего подходящего, кузен взял ключ, принес его домой и все рассказал ее дяде. А дядя, видимо, решил выяснить у племянницы, что это за шашни у нее с интернатским мальчишкой.
— И что ты ответила? — спросил я.
— Я сказала ему, что никаких шашней не было.
— Это неправда.
— Нет, правда — шашней не было. Все было очень серьезно. И несчастье тоже было. Ты знаешь, какое именно. И несколько дней ты лежал с больной ногой. Я никогда не вру.
Тогда дядя сказал, что я отдала ключ какому-то мальчишке, я сказала снова, что не давала.
— Все-таки соврала.
— И нет. Я не отдавала ключ кому попало. Я одолжила его. Дядя не спрашивал меня об этом, иначе бы я сказала ему. Тогда он решил, что я потеряла его, ведь я такая рассеянная. Теперь за яйцами посылают Билла.
— Жаль, что у тебя неприятности из-за меня.
— Есть немножко. Но ты не виноват. — Она помолчала. И вдруг сказала: — Я завтра уезжаю.
— Уезжаешь?.. — растерялся я. — Я мог бы прийти сюда днем и…
Она покачала головой и улыбнулась. Зубы у нее были цвета ядра кокосового ореха.
— Нет, — сказала она. — Этого не нужно делать. Они догадаются. Кажется, мой кузен что-то подозревает. Я его не люблю. Конечно, он помогает мне, и вообще…
— Почему ты его не любишь?
Она опустила голову и сидела, покачивая ногой.
— Не знаю, почему. А ты не можешь угадать?
— Я видел его сейчас в питомнике, — сказал я. — Интересно, знал ли он, зачем я был там?
Она рассмеялась.
— Конечно, нет. Ты же не тот мальчик, которого он видел с ключом.
— Не тот. У меня есть для тебя кое-что.
Я извлек из кармана брелок с амулетами, которые купил у ювелира.
В те времена я был уверен, что это — настоящее серебро, поэтому дорого заплатил за эти амулеты.
— Эти побрякушки — тебе на память. Можешь носить их на цепочке.
Ей очень понравился подарок. Она благодарила меня снова и снова. А потом сказала, что думает: а стоит ли брать его?
— Стоит, и еще как, — говорил ей я.
— Возьму, — наконец, решилась она. — Ты очень добрый мальчик. А я не принесла ничего, чтобы подарить тебе…
Эпилог
…Почему я так сказал, так поступил, не знаю. Ведь я скорее презираю девчонок, чем люблю их. Но та девчонка была не такой, как все. Просто на меня что-то вдруг нашло. Я сказал:
— Тогда поцелуй меня.
Она отвела от меня глаза и стала смотреть куда-то вдаль. У нее были длинные ресницы. Правда, я и в этом тогда не разбирался…
Затем она покачала головой, но ничего не сказала.
— Пожалуйста, — попросил я.
— Не могу…
Мне хотелось ее спросить: раз она не может поцеловать меня, то не сделать ли мне это самому. Но почему-то не верил, что от этого будет толк, ведь она может снова отказаться. Поэтому не стал спрашивать, а поцеловал ее молча. Она сначала побледнела, потом вспыхнула.
И вдруг сделала то, чего, по ее словам, не могла сделать. И не успел я опомниться, как она убежала. И больше я никогда не видел ее.
Я не хотел бы, чтобы об этом кто-нибудь узнал. Просто не хочу провести остаток своих школьных дней всеобщим посмешищем. И в особенности мне не хочется, чтобы об этом узнал Реджи Уинтер и такие, как он.
Следующая страница
| Барри Пейн | Художник Ольга Граблевская | Страничка автора | Страничка художника |
Блюдо желаний | Поделитесь своей историей
Взросление в латиноамериканской семье за многие годы научило меня многому о гендерных ролях и предубеждениях.
В общем, взросление и то, как меня воспитывали, отличалось от многих моих друзей, которые предполагают, что только потому, что я родился в Соединенных Штатах, я получил такое же воспитание, как и они.
Жизнь в патриархальном обществе ставит мужчин на первое место во всем. Мужской пол доминирует из-за социальных конструкций и гендерных ролей, навязанных нам. То, как я вижу мир, — это то, как я вижу свой пол. Я верю, как сказала бы Бейонсе, что девочки правят миром! Мой пол определяется через понятие или мысль: «Если бы я был девочкой?»
Я идентифицирую себя исключительно как мальчик. Я родился мужчиной, но идентифицирую себя как мальчик, а не как мужчина. Я отказываюсь когда-либо идентифицировать себя как мужчину, особенно потому, что я чувствую, что не соответствую чертам, чтобы идентифицировать себя как такового. Я идентифицирую себя как мальчик, который все еще растет и процветает в своей собственной личности. В глубине души я ребенок, и у меня все еще есть это чувство невинности, которое во мне есть то, чего большинство людей не понимают.
Я думаю, что мужественность — это то, что следует переопределить или отбросить, потому что совершенно необязательно следовать определенным чертам, которые не принадлежат человеку.
В детстве я осознавал свою гендерную идентичность, пока не наткнулся на вопрос «Если бы я был девочкой?» Я всегда носил мальчишескую одежду, играл с мальчишескими игрушками, был воспитан с идеалом любить девочек, быть крутым и не проявлять женственности. К тому времени, когда я стал достаточно взрослым, чтобы осознавать гендерные различия и роли, вопрос «Если бы я был девочкой?» начал задерживаться на мне.
Я видел мамин макияж, ее туфли, ее красивые платья и спрашивал себя, почему она и девушки в целом носят другую одежду, чем парни. Помню, в детстве я иногда носил мамины каблуки по дому, просто в шутку, и это воспринималось как таковое, но этот вопрос всегда был у меня в голове.
В школе я всегда лучше ладил с девочками, чем с мальчиками из моего класса. У меня всегда было больше подруг, чем друзей-парней. У меня также было больше двоюродных сестер в семье, поэтому я обычно всегда играл и проводил с ними время, независимо от того, что это было. Мы играли в куклы, в школу и в салон красоты, практически во все, во что девочки играли бы в детстве.
Взросление с девушками в моей жизни заставило меня больше наклоняться и чувствовать себя более комфортно с девушками. Мне нравилось быть среди девушек. Девочки всегда были более заботливы и менее требовательны, чем мальчики. Это также заставило меня продолжать сомневаться в своей гендерной идентичности и в том, чувствую ли я, что нахожусь в правильном гендерном поле.
Прежде чем сомневаться в своей гендерной идентичности, я всегда предполагала, что мальчики и девочки одинаковы и что у нас только разное телосложение.
Меня всегда смущало, почему в школе раздельные туалеты для мальчиков и девочек. Поскольку я не знал, что такое вагина, я предположил, что у нас одинаковые гениталии. Мысль о том, чтобы иметь разные туалеты и пользоваться ими, была для меня такой странной и банальной. Это действительно сбивало меня с толку, пока я не узнал, что такое секс.
Мой брат был старше меня, и в детстве у него были друзья, которые обычно были старше его. Они в некотором роде научили моего брата сексу, и он взял на себя ответственность обучить меня.
Я был поражен этой новой концепцией, и в то время мысль о том, что у женщин есть влагалище, была просто сногсшибательной. Позже я получил дополнительное образование о сексе в средней школе на моем уроке здоровья. В это время я все еще размышлял о своей сексуальности и своем поле.
Я любил женскую одежду и многие другие вещи, которые считались бы женственными, как цветы. Я всегда видел в женщинах прекрасных существ, и иногда мне нравилось быть таковой. Иногда я задавалась вопросом, почему я не родилась девочкой. У меня были эти удивительные мысли о том, чтобы носить платья, красиво выглядеть в розовом, иметь длинные волосы и просто чувствовать связь с собой.
В то время думать о таких вещах было очень сложно. Особенно после того, как узнал, кто такие трансгендеры и что существует такая вещь, как операция по смене пола. «Если бы я был девушкой?» было то, о чем я начал часто сомневаться и думать.
Конечно, живя в патриархальном обществе и в очень традиционной мексиканской семье, стать женщиной или транс-женщиной казалось невозможным.
Кроме того, я все еще сомневался, действительно ли я хочу быть девочкой. Мне нравилось быть мальчиком, даже если я была довольно женственной, я не видела в этом ничего плохого.
Мужественность — это то, что наше патриархальное общество внушает мужчинам с рождения. В книге Роберта Дженсена «Мужское, женское или человеческое?» а в книге Томми Авиколли «Он все еще бросает вызов тебе: мемуары неженки» обсуждается тема мужественности и ее влияние на мальчиков и мужчин. Идея мужественности заключается в том, что все мужчины должны действовать и чувствовать себя определенным образом, как быть сильными и ответственными.
Если вы не следуете идее мужественности, вас внезапно идентифицируют как гея, педика или неженку.
Я могу полностью подключиться и понять, что обсуждают Дженсен и Авиколли. В средней школе надо мной издевались, и в основном меня называли геем или пидором за женские качества, которые являются частью моего гендерного самовыражения. Средняя школа была очень трудным временем для меня из-за постоянных издевательств.
В то время я только узнавал больше о себе и о том, кем я был, но это было очень трудно сделать, когда надо мной постоянно высмеивали и критиковали за то, что я отличаюсь от других. Издевательства действительно повлияли на мою жизнь. Некоторое время я боролся с депрессией, у меня было расстройство пищевого поведения, и я даже подумывал о самоубийстве.
Когда я стал старше, я понял, что мое тело – это то, что мне нужно. Я видел себя любящим женщин больше, чем быть женщиной. Я согласился быть мальчиком и мужчиной, мне это показалось подходящим. — Если бы я был девушкой? все еще будет в моей голове, но теперь в другом контексте.
Когда я начала видеть несправедливость, с которой приходится иметь дело женщинам, и неравенство, с которым они сталкиваются, феминизм показался мне подходящим. Я начал задавать себе вопрос: «Если бы я был девушкой?» таким образом, который помог мне отстаивать свои феминистские взгляды и как способ рассказать другим о феминистских проблемах.
Этот вопрос позволил мне взглянуть на себя с другой точки зрения и понять, что я хочу равенства и справедливости для всех женщин и хочу, чтобы меня больше не ставили ниже мужчин, а ставили наравне с мужчинами.
Феминизм позволил мне быть мальчиком и гордиться своими женскими качествами независимо от того, как общество определяет мужчину. Придя к согласию со своей гендерной идентичностью и гендерным самовыражением, я начал сомневаться в своей сексуальной ориентации. Я любил женщин, но я также начал получать это влечение к мужчинам. Если бы я была девочкой, отношения с мальчиком не были бы проблемой в обществе, но благодаря феминизму я узнала, что это нормально, если тебя привлекает любой пол или гендер, независимо от идеалов общества.
Странный, казалось, идеально подходил к моей личности, но термин «крутой» казался более подходящим, потому что Я чувствую, что не должен определять, кто меня привлекает, когда, в конце концов, любовь есть любовь .
Если бы я была твоей девушкой
Автор: Мередит Руссо
$18.99
Доступно в цифровом аудио!
Книга в твердом переплетеЦифровое аудиоКомпакт-дискТорговая книга в мягкой обложкеФормат
Об этой книге
Отмеченная наградами великодушная новелла Мередит Руссо l Если бы я была твоей девушкой о том, как тебя увидят такой, какая ты есть на самом деле, с историей любви, за которую ты не можешь не болеть!
Информация о книге
Отмеченная наградами и великодушная новелла Мередит Руссо l Если бы я была твоей девушкой рассказывает о том, кто вы есть на самом деле, с историей любви, за которую вы не можете не болеть!
Аманда Харди — новенькая в школе.
Как и любой другой человек, все, чего она хочет, — это подружиться и приспособиться. Но Аманда хранит тайну и полна решимости ни с кем не сближаться.
Но когда она встречает милого, добродушного Гранта, Аманда не может не начать впускать его в свою жизнь. Когда они проводят больше времени вместе, она понимает, как много теряет, охраняя свое сердце. Она обнаруживает, что страстно желает поделиться с Грантом всем о себе, включая свое прошлое. Но Аманда боится, что, как только она расскажет ему правду, он не сможет ничего понять.
Потому что секрет, который хранит Аманда? Дело в том, что в своей старой школе она была Эндрю. Будет ли правда стоить Аманде новой жизни и новой любви?
Лауреат премии Stonewall Book Award
Почетная книга Уолтера Дина Майерса за выдающуюся детскую литературу
A Publishers Weekly Лучшая книга года
A Kirkus Reviews Лучшая книга года 0 Zoice3 Final
A Goodreads Choice Book Club Selection
A Bustle Лучшая книга года для подростков
IndieNext Top 10
Одна из 50 книг Flavorwire, которые должен прочитать каждый современный подросток
Imprint Publisher
Flatiron Books
ISBN
9781250078407
Reading Guide
In The News
Stonewall Book Award Winner
Walter Dean Myers Honor Book for Outstanding Children’s Literature
A Publishers Weekly Best Book of the Год
A Отзывы Kirkus Лучшая книга года
Выбор книжного клуба Zoella
Финалист премии Goodreads Choice Award
A Bustle Лучшая книга года для подростков
Список 10 лучших IndieNext
Одна из 50 книг Flavorwire, которые должен прочитать каждый современный подросток » — O Журнал
« Красиво оформленный молодежный роман .
.. первый, написанный трансгендерной женщиной об опыте трансгендерного подростка.» — San Francisco Chronicle
« яркий, сострадательный портрет подростка, находящего свое место.» — The Washington Post
«Яркий дебют , наполненный надеждой и подавляющей добротой». — Publishers Weekly , обзор со звездочкой
“ Нужная, универсальная история о том, как чувствовать себя другим и устойчивые предрассудки… полная любви, надежды и правды. ” — Киркус , обзор со звездочками
» Это все, что должно быть в романе о взрослении — честное, сложное и осмысленное. Выходит за рамки типичного «проблемного» романа и представляет собой самостоятельную красивую историю.» — Журнал школьной библиотеки , SLJ Popular Pick
«История Аманды не является ни чрезмерно сентиментальной, ни поучительной.
Вдумчивая, правдивая и столь необходимая история о взрослении .» — Horn Book Review
» Руссо, транс-женщина, пишет авторитетно и с сочувствием, давая читателям не только интеллектуальный, но и эмоциональный понимание Аманды и ее убедительной истории. Никогда не дидактический, этот дебют является ценным вкладом в стройную, но растущую литературу о транс-подростках». обязательна к прочтению для каждого подростка — зачеркните это, для каждого человека — в Америке. Эта книга как раз для того, для чего предназначена YA: чтобы заложить основу, разбить сердца, научить нас сочувствию, находить универсальное в конкретном. Я любил каждую Слово, ты тоже. — Джули Буксбаум, New York Times автор бестселлеров Tell Me Three Things
«Острые и редкие. потому что это слишком важно, чтобы держать себя в руках». — Джули Мерфи, № 1 New York Times автор бестселлера Dumplin’
«Если бы я была твоей девушкой» важна, необходима, смелая и глубоко электрически вдохновляющая.