Рассказ девушки про это: «Для меня это пытка»: рассказ девушки, которая ждет жениха со спецоперации
«Для меня это пытка»: рассказ девушки, которая ждет жениха со спецоперации
Познать себяМужчина и женщина
- Фото
- Shutterstock/Fotodom.ru
Аня, 24 года
Когда я узнала, что мой молодой человек направляется на спецоперацию, я, конечно же, была в шоке. Я не могла в это поверить, но в то же время четко ощущала, что ему нужна моя поддержка. Поэтому с самого начала старалась не вываливать на него свои страхи — по крайней мере, слишком сильно. Проживала их самостоятельно, как могла.
Честно говоря, мне кажется, я беспокоилась больше, чем он сам. Павел [имя изменено — прим. ред.] будто бы в рубашке родился. И за все это время ни разу не жаловался. Вскоре я также доверилась ему — ведь он столько раз повторял, что все будет хорошо.
Первый месяц мне хотелось спрашивать у него обо всем, узнавать все подробности, чтобы, как бы глупо это ни звучало, держать ситуацию под контролем.
Но о каком контроле может вообще идти речь! Я задавала очень много вопросов, хоть и понимала, что правды в данном случае я не услышу. Но мне действительно казалось, что чем больше я «знаю», тем спокойнее в итоге мне будет благодаря чувству «контроля» над ситуацией.
Я работаю в журналистике, и забывать о том, что где-то сейчас идут боевые действия, у меня совсем не получается. Всячески пытаюсь не думать об этом, представляю себе цветущие сады и шум волн. А потом на телефон приходит новость об обстреле очередного населенного пункта или военной базы, и я чувствую, что медленно начинаю сходить с ума.
Как-то во время разговора по телефону он спросил: «Слышала звук? Это снова „Град“». Я попросила закрыть эту тему и не рассказывать мне ничего подобного. А он в ответ так спокойно:
«Ты знаешь, как мы говорим: если ты слышишь звук пуль, разорвавшегося снаряда или мины, — значит, ты жив!»
И вот единственное, что меня успокаивало, — утреннее или ночное сообщение «все в порядке!» и «все будет хорошо, ты же мне веришь?».
А я действительно ему верю.
Конечно, я до сих пор никак не могу себя отвлечь. Я всегда помню, где он. Когда он не выходит на связь больше дня, я начинаю переживать. Не сказать, что я и в первые 24 часа спокойна. Просто за все это время я вывела свою личную формулу, по которой его отсутствие в течение дня — нормально (я приучила себя так думать). А вот когда идет «перегиб» на второй, а иногда и третий день… вот тогда для меня это огромная пытка.
Просыпаюсь каждое утро и первое, что делаю, — захожу в мессенджер. До слез радуюсь, если наконец вижу сообщение: «Все в порядке». Выдыхаю, и начинается новый отсчет дней «без связи».
Бывают самые счастливые дни — когда он мне звонит. Связь отвратительная, вперемешку с выстрелами и взрывами «Градов». Но я держусь. Мне был отдан приказ «не переживать». Пытаюсь не заплакать. «Целую!» — «И я тебя, сильно!»
Честно скажу, понятия не имею, что будет дальше, когда он вернется. Все мое будущее сейчас словно в тумане. И если раньше получалось что-то планировать, то сейчас это кажется просто нелепостью.
Тем не менее, мне часто снится, что мы гуляем вместе по парку — под мирным небом. А еще снится наша свадьба, которой суждено было отодвинуться на неопределенный срок…
Виктор Франкл «Сказать жизни „Да!“: психолог в концлагере»
Эдит Ева Эгер «Выбор. О свободе и внутренней силе человека»
Фэнни Флэгг «Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»
Текст:Александра КравченкоИсточник фотографий:Shutterstock
Новое на сайте
«Ненавижу и скучаю»: почему мы испытываем смешанные чувства к тем, с кем больше не хотим быть
Как воспринимать перемены: методика стрессоустойчивости
Права и свободы: 7 доказательств, что современные женщины живут лучше своих предшественниц
Тест: Что ваш стиль одежды расскажет о вашей личности?
«Состою в отношениях, но иногда вижу сны со своей школьной любовью»
«Мы будто знакомились заново»: трогательная история сближения матери и дочери
«Моя дочь хочет пирсинг и тату»: как разговаривать с подростком
6 шагов к легкой рабочей неделе: проводим воскресенье правильно
рассказ девушки, которая участвует в боях с мужчинами
С того момента, как я услышала о Татьяне Дваждовой – 22-летней спортсменке из Санкт-Петербурга, которая уже год выходит на ринг по поддельным документам на мужское имя, мне хотелось поговорить с ней.
Татьяна была живым ответом на вопрос о том, что происходит с женщиной, которая отказывается верить в то, что мужчины сильнее. Из пяти боев, проведенных под видом Владимира Ермолаева, три Татьяна выиграла, один из них – с соперником тяжелее себя, попав в категорию «до 69 кг» вместо «до 64», на которую рассчитывала, с перевесом в граммы.
Редакция сайта
Теги:
Интервью VOICE
Настоящие истории
железные леди
GettyImages
Бокс в жизни Татьяны Дваждовой — не единственное занятие, которое считается скорее мужским, чем женским: Дваждова работала грузчицей и разнорабочей, участвовала в забивах – драках футбольных фанатов.
Татьяна согласилась побеседовать со мной, хотя интерес колумнистки VOICE ее и удивил, а также ответила на вопросы о том, зачем она выходит на ринг под мужским именем, что она считает женственностью и ведут ли мужчины на соревнованиях себя как джентльмены.
— Сколько вы сейчас тренируетесь?
— Сейчас я пошла дополнительно во второй зал и стараюсь тренироваться шесть дней в неделю. Но пока из-за травмы (перелома пальца) и проблем со спиной в таком режиме получилось держаться только две недели. Но я знаю, что не должна проигрывать, и потому постараюсь соблюдать такой график.
— Вы очень сильно отличаетесь от большинства женщин — тут и участие в забивах, и выходы на ринг с мужчинами, и работа грузчиком. Мужской спорт, мужские профессии… А у вас есть черты, которые вы считаете женскими?
— Женственность — это сила и боевая честь. Для меня настоящая женщина — это воин и боец, так что мне надо еще стремиться стать настоящей женщиной, но я на верном пути, я просто следую своей природе. Я могла бы жить такой же жизнью, как и большинство женщин, если бы вовремя не поняла: то, что навязывают, ничего не значит.
— Женщин, которые хотят заниматься боксом и другими контактными боевыми единоборствами, пугают травмами.
Их действительно много?
— Да, у меня были травмы: сломанные ребра, нос, пальцы, сколотые зубы, различные ушибы и растяжения. Но так не у всех, кто-то и десять лет может заниматься и ничего не сломать. Самые серьезные травмы я получила вне ринга, «на улице».
— Сейчас вы пытаетесь выходить на соревнования под своими документами. Получается?
— После появления в СМИ моего признания в том, что я представлялась мужчиной и дралась в мужской категории, многие организаторы стали по отношению ко мне еще более агрессивными и препятствуют моему появлению на соревнованиях. В сентябре мне уже отказали два открытых ринга, один раз сказали, что решат на месте, допускать меня или нет – думаю, просто во избежание скандала. Когда я приехала, заявили, что в моем весе (самом распространенном, кстати, – 69 кг) соперников нет, однако я увидела участника, который был явно в моей весовой категории, подошла к нему, и он сказал, что у него есть пара.
Та же схема «слива» была использована повторно в сентябре на еще одних соревнованиях, и больше всего меня удивляет, что президентом этой лиги является женщина. Мне задавали риторические вопросы, зачем я сюда приехала, потом опять говорили, что я есть в списке и мой бой последний. Когда уже объявили закрытие соревнований и награждение, я узнала, что моего соперника поставили с какой-то другой девушкой, причем не на равный бой, а на спарринг вне формата соревнований после всех «нормальных» участников. Я бы порадовалась за нее и поддержала бы ее, если бы это не выглядело как очередное издевательство над женщинами. Когда мы уже собирались уходить, ко мне подошел один из судей и посоветовал драться на улице, потому что здесь они такого не допустят.
— Говоря о своем участии в соревнованиях, вы характеризуете то, что происходит сейчас с вами, как «издевательства». О чем идет речь?
— От хорошей жизни никто не будет подделывать документы и представляться мужчиной, на такие меры идут некоторые женщины в арабских странах, где их вообще не считают людьми.
Относиться ко мне с ненавистью в спорте начали с самого начала. Система не предполагала появления такой женщины, как я. Чем сильнее противодействие, тем большее давление будет оказываться. Когда я сказала в зале, куда приехала на спарринги, о том, что хочу выступать со всеми и не считаю существующие правила обоснованными, меня поставили с мужчиной на 15 кг тяжелее, титулованным спортсменом, и сказали «выбить всю дурь». Когда я приехала с бойцовским клубом на официально разрешенный стеночный бой на празднике, меня оттуда вытаскивали в прямом смысле, а те, кто приехал со мной, просто стояли и снимали это на камеру.
Мужские и женские категории в спорте не являются формальностью, это напрямую унижает женщин, отражает отношение к ним как к тем, кто не способен конкурировать с мужчинами. Женский спорт представляют под видом свободы и доступности, но на деле это обычная сегрегация, такая же, как существовавшее когда-то раздельное образование.
Я сейчас трачу огромные силы на то, чтобы добиться выступлений и выдержать давление, которое на меня оказывают. Я знаю, что это — моя судьба, я не могу просто всё бросить, насколько бы не было тяжело жить. Если я не повлияю на ситуацию сейчас, будущие поколения мне этого не простят. Для мужчины выйти на бой с женщиной — это как наступить в грязь, «опуститься до ее уровня», и это необходимо изменить. Мне на почту приходит много угроз из-за того, что я якобы плохо высказываюсь о спорте, но я не буду говорить то, что принято. Если существующая несправедливость основана на каких-то правилах и документах, значит, таких правил быть не должно.
— Во время дискуссии на Петербургском спортивном форуме один из спикеров сказал, что если мужчины будут драться с женщинами, то, как джентльмены, будут поддаваться и проигрывать. Как на тренировках и соревнованиях вели себя ваши соперники, которые знали, что вы женщина?
— Мужчины и без всяких спортивных соревнований бьют женщин и сами решают, кого можно считать женщиной, а кого нет, и тут все зависит не от женщины, а от желания мужчины ударить — об этом говорит уровень домашнего и уличного насилия. Так что это само по себе очень лицемерное выражение.
Что касается спорта, то это обычное бойкотирование, а не джентльменство, желание приподнять себя за счет другого в социально-одобряемой форме. Подобное поведение по отношению к представителю, например, другой национальности расценили бы как неуважительное и, скорее всего, отстранили бы того, кто это делает, от соревнований. Пассивное ведение боя вообще является нарушением правил.
Что касается меня, то я тренируюсь с достойными людьми, они себя так не ведут. Бывает, что, допустим, я что-то отрабатываю, а человек более высокого уровня просто защищается, — это нормальный рабочий момент по договоренности. Но была пара случаев, когда в спарринге или на каких-то отработках люди попытались вести себя неуважительно. Я не начинала перед ними прыгать, что-то доказывать, просто переводила бокс в MMA, пока нас не разнимали. После удара в голову ногой или прохода в ноги они приходили в себя.
— Как отреагировали окружающие, когда вы заявили, что хотите драться именно с мужчинами? Тренер, остальные спортсмены, с которыми вы тренировались, друзья?
— Все знают, что я занимаюсь революционной борьбой с системой спорта. С теми, кто меня не поддерживает, я и не общаюсь, и такие люди пропали из окружения сами собой. Мои тренеры — это подарок судьбы. Они для меня пример и эталон, я безмерно благодарна им за поддержку.
Вот это и есть настоящая сила и характер — не отойти в сторону, даже когда все против нас, поддерживать не на словах, а на деле.
— Вы что-нибудь знаете про реакцию ваших соперников, которые узнали, что дрались с женщиной? Или никто так и не узнал?
— Нет, про это мне ничего неизвестно. Но я хочу пожелать им удачи и успехов, они достойные соперники, все у них будет хорошо.
— Когда мы договаривались об интервью, вы сказали, что VOICE — не ваша аудитория. А кто ваша?
— Моя аудитория — прежде всего те, кто могут на что-то влиять. Это спортсмены, спортивные чиновники и руководители спортивных организаций. Но я очень рада тому, что всё больше людей, даже далеких от спорта, понимает абсурдность и несправедливость системы. Свои плоды это даст через несколько лет, потому что уже сейчас многие женщины и молодые девчонки пишут мне, что начали заниматься спортом, прочитав обо мне статью.
И, конечно, моя аудитория — будущие поколения, ведь когда-нибудь спорт перестанет делиться на мужской и женский.
— А с женщинами у вас бои были?
— Я всегда только «за» постоять на тренировке для опыта, как с любым другим человеком. Но как таковая женская конкуренция не имеет смысла, пока она сегрегирована.
— Женщины, которых вы сейчас тренируете, разделяют вашу точку зрения? Они тоже хотят выходить на ринг с мужчинами?
— У меня в основном занимаются совсем начинающие, и им пока рано думать о выходе на ринг. А так, конечно, разделяют, да и вообще, у моих близких уже нет сил видеть происходящее.
— Спорт — это система, которая складывалась десятилетиями и которая крайне консервативна. Прописанные правила предполагают, что мужчины и женщины состязаются отдельно. Как вы считаете, что может повернуть эту систему вспять? Чьи и какие конкретно действия?
— Прежде всего, самих спортсменок, которых это больше не должно устраивать.
Я верю, что когда-нибудь они решат отказаться от участия в том, что им предлагают, и решатся на борьбу за то, что они хотят, отважатся заявить о своих реальных возможностях, заставят окружающих считаться с собой. Я рассчитываю и на поддержку мужчин: справедливый спорт — это общее понятие. Разом убрать категории не получится, на этом очень многое держится, в том числе и деньги. На данном этапе необходима возможность официально драться в мужской категории.
— Вы знаете других спортсменок, которые тоже считают, что спорт пора перестать делить на мужской и женский?
— Мне писали взрослые женщины, за 40 лет, уже бывшие спортсменки, что они очень верят в то, что у меня все получится, что они ждали этого всю жизнь. Я обещала их не подвести.
— Есть вероятность, что при отказе от гендерного деления женщины из некоторых видов спорта исчезнут – например, из тяжелой атлетики. Что вы думаете об этом?
— У меня часто спрашивают про тяжелую атлетику и пауэрлифтинг, но я не понимаю, что с ними не так — это такие же виды спорта, как любые другие.
Я отрицаю любую идею о том, что женщина — это неполноценный человек с ограниченными возможностями. Женщины в спорте меньше века, и их уровень буквально с каждым месяцем растет. В них огромный, нераскрытый еще даже наполовину потенциал. Я вообще считаю, что все просто и очевидно: если ты готова к соревнованиям — ты на них едешь, если не готова — не едешь. Я всегда за правду – честно и достойно давать человеку звание за реальное достижение, а не за заниженную норму.
Вопрос о том, следует ли сделать спорт общим и к каким последствиям это может привести, я также задала нескольким известным спортсменам.
Константин Лысенко, трехкратный чемпион Восточной Европы по шотокан-карате, чемпион России по кикбоксингу среди профессионалов, чемпион Евразии, чемпион Европы, вице-чемпион мира и обладатель Кубка мира по кикбоксингу, вице-президент Федерации содействия развитию Ножевого Боя России (ФНБР):
«Что касается моего взгляда на вопрос, то он следующий: с одной стороны, отрицать физиологическую разницу между мужчинами и женщинами просто глупо — она объективно есть, так что разделение спорта на мужской и женский я считаю правильным.
С другой стороны, если мы постулируем равноправие женщин и мужчин, то естественным следствием будет такое равноправие допускать и в спорте. Считаю оправданным появление третьего направления: что-то типа трансгендерных состязаний, где все будут соревноваться независимо от пола.
Что касается меня лично, то у меня есть представление о мужском и женском, я не хотел бы его менять. Я бы не хотел драться с женщинами, я предпочту их любить. На мой взгляд, это не принижает женщину и не делает из неё исключительно сексуальный объект. Это постулирует различие, которое нормативно и естественно, на мой взгляд».
Павел Боронов, чемпион Европы по фехтованию:
«Я вообще против всего такого, если честно. Это неправильно со всех сторон, на тренировках мы фехтуем с девочками только лишь ради забавы. Резко негативно к этому отношусь».
Текст: Екатерина Попова
A Girl’s Story ‹ Literary Hub
Нижеследующее взято из книги A Girl’s Story Энни Эрно, переведенной Элисон Стрейер.
Многие считают Эрно самым важным литературным голосом Франции. Она выиграла Приз Ренодо за Мужское место и Приз Маргариты Юрсенар за свою работу. Страйер — канадский писатель и переводчик.
Это было лето без метеорологических особенностей, лето возвращения де Голля, нового франка и Новой Республики, Пеле, чемпиона мира по футболу, Шарли Голля, победителя Тур де Франс, и 9 лет Далиды.0003 Mon histoire est une histoire d’amour .
Лето, столь же огромное, как и все они, до тех пор, пока ему не исполнится двадцать пять, когда они сжимаются в маленькие лета, которые пролетают все быстрее и быстрее, их порядок стирается в памяти, пока не остаются только те, которые вызывают сенсацию, лета засухи и палящего зноя.
Лето 1958 года.
Как и в предыдущие лета, небольшой процент молодых людей, наиболее состоятельных, уехал с родителями на Французскую Ривьеру, в то время как другие из той же группы учились в лицеях или частном колледже св. -Жан-Батист-де-ла-Саль приплыл на лодке из Дьеппа, чтобы шесть лет совершенствовать заикание по-английски, прямо из учебника, никогда не разговаривая.
Еще одна группа — школьные учителя, лицеисты и студенты, обладающие длительными каникулами и небольшими деньгами — отправлялись присматривать за детьми в лагеря отдыха, расположенные по всей Франции, в особняки, даже в замки. Куда бы они ни пошли, девушки паковали запас одноразовых гигиенических прокладок и со смесью страха и желания задавались вопросом, будет ли это лето тем летом, когда они впервые переспят с мальчиком.
Тем же летом тысячи военнослужащих покинули Францию, чтобы навести порядок в Алжире. Многие никогда раньше не уезжали из дома. В десятках писем писали о жаре, джебелях*, дуарах — палаточных городках — и о неграмотных арабах, которые после ста лет оккупации еще не говорили по-французски. Они прислали фотографии себя в шортах, улыбающихся с друзьями на фоне сухого и каменистого пейзажа. Они выглядели как бойскауты в экспедиции, почти как на отдыхе. Девочки не задавали мальчишкам вопросов, как будто в «помолвках» и «засадах», о которых сообщали в газетах и по радио, были замешаны другие.
Они считали нормальным, что мальчики выполняют свой долг, и (по слухам) пользовались привязанными козами, чтобы удовлетворить свои физические потребности.
Вернулись в отпуск, принесли ожерелья, руки Фатимы, медные подносы и снова ушли. Они пели Le jour où la quille viendra * на мелодию «Le jour où la pluie viendra» Жильбера Беко. Наконец, они вернулись в свои дома по всей Франции и были вынуждены завести новых друзей, девственниц войны, которые не были на кровопролитии**, никогда не называли феллахов или круийа. *** Не в ногу со своим окружением, неспособные к речи, они не знали, хорошо ли то, что они сделали, или дурно, должны ли они испытывать гордость или стыд.
Нет ее фото с лета 1958 года.
Нет ни одной ее восемнадцатилетия, которое она отмечала в лагере, самая младшая из всех руководителей группы. Поскольку это был ее выходной, у нее было время сходить в город за бутылками игристого вина, бисквитными палочками и апельсиновым печеньем из Шамони, но лишь горстка людей остановилась в ее номере, чтобы выпить и перекусить, и быстро исчезла.
. Возможно, ее уже считали негодной компанией или просто лишили интереса, не привезя в лагерь ни пластинок, ни фонографа.
Кто-нибудь из всех, кого она видела каждый день в лагере на С, в Орне, летом 58-го, помнит ту девушку? Возможно нет.
Они забыли ее, как забыли друг друга, когда они распались в конце сентября, вернулись в свои лицеи, педагогические колледжи, школы медсестер и физкультуры или присоединились к отряду в Алжире, большинство из них довольствовались тем, что провели каникулы в как материально, так и морально вознаграждается, заботясь о детях. Но она, без сомнения, забывалась быстрее, как аномалия, нарушение здравого смысла, форма хаоса или абсурда, которыми не имело смысла утомлять их память. Она отсутствует в их воспоминаниях о лете 58-го, которые сегодня могут быть сведены к расплывчатым силуэтам в бесформенной обстановке, или к картине «Негры, дерутся ночью в подвале», их любимой летней шутке, наряду с «Сегодня закрыто» ( «Я проходил мимо театра и увидел вывеску новой пьесы, которая называется «Сегодня закрыто»).
Она исчезла из их сознания, из переплетенных восприятий тех, кто был там тем летом в Орне. Исчезла из памяти тех, кто оценивал действия и поступки, соблазнительную силу тел, ее тела, кто судил и отвергал ее, пожимал плечами или закатывал глаза, когда кто-то произносил ее имя, само по себе являющееся объектом каламбура, придуманного мальчик, который с важным видом повторял, Энни, что говорит твое тело, Энни, qu’est-ce que ton corps dit? (Энни Корди, певица, ха-ха!).
Навсегда забытые другими, растворившиеся во французском обществе (или обществе где-то еще), женатые, разведенные или холостые, пенсионеры, дедушки и бабушки с седыми или окрашенными волосами: до неузнаваемости.
Я тоже хотел забыть эту девушку. На самом деле забудьте ее, то есть перестаньте жаждать писать о ней. Перестаньте думать, что я должен писать об этой девушке и ее желании и безумии, ее идиотизме и гордыне, ее голоде и ее переставшей течь крови. Мне никогда не удавалось это сделать.
В моем дневнике всегда были упоминания о ней — «девушка С», «девушка 58 года». В течение последних двадцати лет я помечал «58-й» среди других своих книжных идей. Это постоянно отсутствующая часть, всегда откладываемая. Неизмеримая дыра.
Я никогда не доходил дальше нескольких страниц, за исключением одного года, когда календарь точно совпал с 1958 годом. В субботу, 16 августа 2003 года, я начал: «Суббота, 16 августа 1958 года. Я купил джинсы за 5000 франков. от Мари-Клод, заплатившей 10 000 в магазине Elda в Руане, и майку без рукавов с сине-белыми горизонтальными полосами. Это последний раз, когда я буду иметь свое тело». Я работал каждый день, писал быстро и старался, чтобы дата написания совпадала с соответствующей датой в 1958, подробности которого я записал беспорядочно, как они до меня дошли. Словно это непрерывное ежедневное писание годовщин лучше всего подходило для того, чтобы очистить интервал в сорок пять лет, как если бы этот подход «день за днем» давал мне доступ к тому лету таким же простым и непосредственным, как ходьба из одной комнаты в другую.
Очень скоро я стал отставать в записи фактов. Поток слов и образов бурлил, разветвляясь во всех направлениях. Я не мог запечатать время с лета 58-го в свой дневник 2003-го — постоянно лопались шлюзы. Чем дальше я продвигался, тем больше я чувствовал, что на самом деле я не пишу. Я ясно видел, что эти страницы инвентаря должны будут изменить форму, но как именно, я не знал. Я и не пытался выяснить. В глубине души я оставался погруженным в удовольствие разворачивать воспоминание за воспоминанием. Я отказался от боли формы. После пятидесяти страниц я остановился.
Я тоже хотел забыть ту девушку. На самом деле забудьте ее, то есть перестаньте жаждать писать о ней.
Прошло более десяти лет, одиннадцать лет, что увеличивает число лет, прошедших с лета пятьдесят восьмого, до пятидесяти пяти, с войнами, революциями, взрывами на атомных станциях, и все это в процессе забвения.
Время, которое мне предстоит, становится короче. Неизбежно будет последняя книга, как всегда есть последний любовник, последняя весна, но нет знака, по которому их можно узнать.
Меня преследует мысль, что я могу умереть, так и не написав о «девушке 58-го года», как я очень скоро стал ее называть. Когда-нибудь не останется никого, кто бы помнил. То, что эта девушка и никто другой пережил, останется необъяснимым, прожитым напрасно.
Никакой другой писательский проект не кажется мне — я бы не сказал светлым, или новым, и уж точно не радостным, но жизненно важным: он позволяет мне подняться над временем. Мысль о том, чтобы «просто наслаждаться жизнью», невыносима. Каждое мгновение, прожитое без письменного проекта, похоже на последнее.
Думать, что я единственный, кто помнит, что я считаю правдой, очаровывает меня. Как будто я наделен суверенной властью, явным превосходством над другими, бывшими там летом 58-го года, завещанными мне стыдом, который я испытывал за свои желания, за свои безумные мечты на улицах Руана, за мою переставшую кровь поток в восемнадцать, как будто я старуха. Я наделен обширной памятью стыда, более подробной и неумолимой, чем любая другая, даром, уникальным для стыда.
Я понимаю, что цель вышеизложенного состоит в том, чтобы смести все, что сдерживает меня, стоит на моем пути и мешает мне двигаться вперед, как что-то в дурном сне. Способ нейтрализовать шок начала, сделать решительный шаг, что я собираюсь сделать, и воссоединиться с девушкой 58-го года и другими, вернуть их туда, где они были летом того года, когда 1914-й был совсем недавно. чем 1958 год по отношению к сегодняшнему дню.
Я смотрю на черно-белую фотографию удостоверения личности, вклеенную в буклет успеваемости, выданный монастырской школой Сен-Мишель д’Ивето для бакалавра классики, раздел С. Лицо в профиль в три четверти: ровных контуров, прямой нос, слегка выдающиеся скулы, высокий лоб, частично прикрытый (возможно, для того, чтобы уменьшить его высоту, хотя эффект несколько странный) вьющейся челкой с одной стороны и завитком от поцелуя с другой. Остальные темно-каштановые волосы собраны в пучок. Есть только намек на улыбку, которую можно описать как нежную, или грустную, или и то, и другое.
Темный свитер с воротником-стойкой и рукавами реглан создает строгий и лестный эффект рясы. В общем, хорошенькая девушка с растрепанными волосами, от которой исходит какая-то мягкость (или лень?) и которая сегодня, можно сказать, выглядит «старше своих лет», которым семнадцать.
Чем дольше я смотрю на девушку на фотографии, тем больше кажется, что она смотрит на меня. Эта девушка я? Я ее? Чтобы быть ею, я должен был бы
решить задачу по физике и квадратное уравнение по математике
прочитать весь роман, помещенный в Bonnes Soirées журнал каждую неделю
мечтать о том, чтобы пойти на настоящую вечеринку — sur-pat — наконец!
поддержите продолжение французского Алжира
почувствуйте, как серые глаза моей матери следуют за мной повсюду
еще не читала Бовуара, Пруста, Вирджинию Вулф и т. д.
звать Энни Дюшен.
Конечно, я также должен был бы забыть о том, что готовит будущее, о событиях лета 58-го, и развить мгновенную и полную амнезию в отношении моей собственной истории и истории мира.
Девушка на картинке не я, но и не вымышленное создание. Никого другого в мире я не знаю так обширно и неисчерпаемо подробно, что позволяет мне утверждать, например, что
, чтобы сфотографироваться на удостоверение личности, она пошла в студию фотографа на Пляс-де-ла-Мэри со своей большой подругой Одиль, однажды днем во время февральских каникул ночь, а мягкость взгляда – результат близорукости – она сняла очки с линзами из-под кока-колы
в левом углу рта когтеобразный шрам, невидимый на фото, результат падения на осколок бутылки в возрасте трех лет
ее свитер от Delhoume, оптового торговца галантерейными товарами в Фекаме, который снабжает магазин ее матери носками, школьными принадлежностями, одеколоном и т. д., коммивояжер которого появляется дважды в год с ящиками с образцами, которые он всегда распаковывает на одном из столиков в кафе. тот самый толстый продавец в костюме и галстуке, который взбесился в тот день, когда он заметил, что у нее то же имя, что и у популярной певицы Энни Корди, которая поет «La fille du cow-boy».
И так до бесконечности.
Никто, кроме этой девушки, так основательно не заполняет мою память. И у меня нет других воспоминаний, кроме ее, чтобы представить мир пятидесятых, мужчин в пуховиках и баскских беретах, передние приводы, песню «Étoile des neiges», преступление отца Уруффе, Фаусто Коппи и оркестр Клода Лютера, с которым можно увидеть вещи и людей в свете их изначальной реальности, реальности того времени. Девушка на картинке — незнакомка, передавшая мне свою память.
Тем не менее, я не могу сказать, что у меня нет ничего общего ни с ней сейчас, ни с человеком, которым она станет следующим летом, судя по сильному огорчению, которое я испытал, читая «Прекрасное лето » Чезаре Павезе и « Пыльный ответ» Розамунды Леманн , а также после просмотра следующих фильмов, названия которых я счел нужным перечислить перед тем, как начать писать:
Ванда , Любовь — моя профессия , Сью, затерянная на Манхэттене , Девушка с чемоданом и После Люсии , которую я видел только на прошлой неделе.
Когда я смотрю эти фильмы, мне кажется, что меня похитила девушка на экране, и я больше не та женщина, которой я являюсь сегодня, а девушка из лета 58-го. Она настигает меня, останавливает поток моего дыхания и на мгновение заставляет меня почувствовать, что я больше не существую вне экрана.
Эта девушка 1958 года, которая на расстоянии пятидесяти лет способна всплыть на поверхность и спровоцировать мой внутренний коллапс, должна иметь во мне скрытое, неукротимое присутствие. Если реальное — это то, что действует, производит результаты, как в словарном определении, то эта девушка — не я, она реальна внутри меня — своего рода реальное присутствие.
В таком случае, должен ли я растворить девушку 58-го года и женщину 2014 года в единое «я»? Или поступить путем если не самым точным (субъективная оценка), то, во всяком случае, самым авантюрным, т. е. отделить первое от второго посредством употребления «она» и «я», чтобы представить факты и дела до возможной степени, и действовать самым жестоким образом: как люди, которые, как мы слышим, говорят о нас через дверь, обращаясь к нам как к она или он , что заставляет нас чувствовать, что мы умираем на месте.
*
Разнообразие пробелов между абзацами является намеренным со стороны автора.
Книжное обозрение – История девушки Энни Эрно
8 февраля 2021 года Виши
В « История девушки », Энни Эрно восемнадцать лет, когда она переносит нас в то время, когда ей было восемнадцать она только что окончила среднюю школу и собиралась отправиться в летний лагерь в качестве одного из лидеров группы. Впервые в жизни она держалась подальше от своей семьи, особенно от постоянного взгляда матери. Как эта внезапная свобода влияет на ее жизнь, как она может не ложиться спать допоздна, ходить в кино, выпивать с друзьями, действовать в соответствии со своими чувствами желания в первый раз и как она потеряла невинность и девственность — обо всем этом рассказывается в первая часть книги. Во второй части книги рассказывается о том, как она провела время после лагеря, когда она пытается выучиться, чтобы стать учителем, и как это у нее не получается, и как она бросает это и уезжает в Лондон с одним из своих друзей, чтобы работать учителем.
помощница по хозяйству и как она возвращается после этого и поступает в университет, чтобы продолжить изучение литературы.
« История девушки » отличается от других книг Эрно тремя способами. Это вдвое больше, чем у других тонких книг Ernaux. У него новый переводчик, Элисон Л. Стрейер. (Я скучаю по Тане Лесли). Однако самое существенное отличие заключается в следующем. В этой книге Энни Эрно явно усилила свою прозу. Есть такие предложения:
«Но она, без сомнения, забывалась быстрее, как аномалия, нарушение здравого смысла, форма хаоса или абсурда, нечто смехотворное, чем было бы нелепо утомлять их память. ”
И это:
«Но какой смысл писать, как не раскапывать вещи или хотя бы одну вещь, которая не может быть сведена ни к какому психологическому или социологическому объяснению и не является результатом предвзятой идеи или демонстрация, а повествование: что-то, что возникает из складок, когда история разворачивается, и может помочь нам понять — пережить — происходящие события и то, что мы делаем?»
Я не знаю, то ли это потому, что Энни Эрно изменила свой стиль письма, то ли новый переводчик так передал.
Я больше склоняюсь к первому, хотя и второе может быть правдой. Мне нравится новый стиль, длинные предложения и красивая проза, но они кажутся совсем не Эрно. Одна часть меня, поклонник Эрно во мне, скучает по прозе раннего Эрно, коротким предложениям и обманчиво простой прозе, которая была мощной.
Мне понравилось читать « История девушки ». Это о том времени, когда девушка становится молодой женщиной, о тех изменениях, через которые она проходит как личность, и о том, как она справляется с этой трансформацией. Мне понравилось, как Эрно оглядывается на свое прошлое и относится к своему прошлому «я» как к другому человеку и пытается смотреть на этого человека с точки зрения, которую дает время. Это увлекательно читать.
Я оставлю вам один из моих любимых отрывков из книги.
«Время, которое мне предстоит, становится короче. Неизбежно будет последняя книга, как всегда есть последний любовник, последняя весна, но нет знака, по которому их можно узнать.
Меня преследует мысль, что я могу умереть, так и не написав о «девушке 58-го года», как я очень скоро стал ее называть. Когда-нибудь не останется никого, кто бы помнил. То, что эта девушка и никто другой пережил, останется необъяснимым, прожитым напрасно.
Никакой другой писательский проект не кажется мне — я бы не сказал светлым, или новым, и, конечно, не радостным, но жизненно важным: он позволяет мне подняться над временем. Сама мысль о том, чтобы «просто наслаждаться жизнью», невыносима. Каждое мгновение, прожитое без письменного проекта, похоже на последнее».
Я прочитал это для « Месяца чтения независимых издателей », организованного Каггси из «Книжного бредня Каггси» и Лиззи из «Литературной жизни Лиззи», мероприятия, посвященного независимым издателям в течение всего февраля. Издание «Истории девушки», которое я прочитал, было опубликовано издательством Fitzcarraldo Editions.
Вы читали « История девушки »? Что вы думаете об этом?
Нравится:
Нравится Загрузка.

Меня преследует мысль, что я могу умереть, так и не написав о «девушке 58-го года», как я очень скоро стал ее называть. Когда-нибудь не останется никого, кто бы помнил. То, что эта девушка и никто другой пережил, останется необъяснимым, прожитым напрасно.