Писать девушка: О чем переписываться с девушкой
как девушка из Карачаево-Черкесии спасает родной аул, живя в Милане
Дети в российских сёлах знают меньше, чем в городах. По данным международного исследования PISA, наши девятиклассники из городов-миллионников – вторые в мире по чтению, в то время как сельские ребята разделили 15-е место с мальтийцами. Активистка из Карачаево-Черкесии Бэлла Шахмирза пытается изменить ситуацию в родном ауле. Но благодарности от местных не видит. Что их не устраивает? Почему родители уговаривают её бросить «опасное дело»? Зачем она продолжает обучать чужих детей даже после того, как на её организацию попытались завести уголовное дело? Выяснила корреспондент Добро.Журнала Дарья Елина.
река Малый Зеленчук Фото Евгении Жулебиной
1
из
2
«Ребёнком я не могла отделаться от ощущения, что со мной что-то не так, – вспоминает Бэлла о своём детстве.
Улица в три дома, перед окнами – река Малый Зеленчук, на берегу которой стоит аул Эркен-Халк. В переводе с ногайского – «свободный народ». До Черкесска (столица Карачаево-Черкесии) всего 20 минут на машине. Но уклад жизни здесь другой: «воруют» девушек, вызывают дождь и предпочитают «не высовываться».
С семи лет Бэлла помогала родителям на работе – у них был свой магазинчик. По сравнению с другими, жили хорошо: у девочки была хорошая одежда и книги, даже фортепиано. Всё свободное время Бэлла проводила за чтением.
«Я была «белой вороной». Одноклассники меня не любили, хоть я и давала им списывать. В детстве мы дружили, но постепенно разница в интересах стала огромной. В седьмом классе со мной просто перестали общаться. Я не понимала, что со мной не так?! – голос Бэллы становится стальным, а после смиренно затихает. – Но дело было не во мне. Жизнь у ребят была не сахар: у кого родители пили, у кого отец сидел в тюрьме, многих били».
Однажды Бэлла в слезах сбежала от одноклассников в кабинет к учителю музыки. Коренной петербуржец с консерваторским образованием, он переехал в Эркен-Халк, чтобы его жена могла заботиться о заболевшей маме.
«Зачем Вы это делаете? Почему учите нас, аульских школьников? Ради чего терпите непонимание?» – спросила тогда девочка.
«Ради таких звёздочек, как ты», – тепло ответил учитель. Эти слова врезались в память маленькой Бэллы.
«Детям нужны взрослые, которые в них верят. На Кавказе в норме критиковать тех, кто моложе. Это мешает людям развиваться», – говорит Бэлла.
Родители перевели дочь в параллельный класс. Ребята в нём лучше учились, читали книги. Классный руководитель Зульфира Казиевна любила всех учеников разом, никого не выделяя, водила в походы и вывозила на экскурсии. Благодаря ей Бэлла поняла, что можно не замыкаться и жить интересно.
«Классы сильно отличались.
В «А» была углублённая «русская программа», в моём прежнем «Б» – «национальная», упрощённая. Детей грубо и нечестно делят, это мешает им поступать в вузы», – на фоне голоса Бэллы я слышу детский плач и мужское мелодичное «улюлюканье».
Сейчас Бэлла живёт в Милане с мужем-итальянцем и двумя дочками. Но не может и не хочет отпускать из сердца Эркен-Халк. Она признаётся, что ностальгия накрывает её каждый раз, когда она готовит дома национальные ногайские блюда.
© Фото: из личного архива Бэллы Шахмирзы
Бэлла окончила школу экстерном в 16 лет. Работала в местной газете, а потом уехала в Москву – учиться на журфаке МГУ им. М.В. Ломоносова.
«Первые месяцы в Москве мне казалось, что я невидимка, – вспоминает Бэлла этот период. – Никто не знал про Карачаево-Черкессию, не слышал про ногайский народ. Многих поражало, как я пью ногайский чай: с солью, перцем и сливками.
Но для меня это самый родной вкус».
Чтобы «влиться», Бэлла стала волонтёрить. Организовала лекторий о народах России «Лицом к лицу», где москвичи могли знакомиться с культурами народов России. В 2011-2012 годах Бэлла проводила для женщин в Чечне тренинги по журналистике. В составе команды центра «Дети Марии» учила воспитанников детских домов говорить на английском и итальянском, чтобы иностранцы брали ребят к себе на каникулы, а потом могли их усыновить.
«Недавно я встретилась с одним из своих учеников, – рассказывает Бэлла. – Под два метра ростом, работает в крутом отеле и рассказывает про своих итальянских родителей. Какой была бы его жизнь, если бы не наш проект?»
После окончания вуза Бэлла поступила в другой МГУ – в Милане. В Италии девушка продолжила волонтёрить.
«Я поражалась, сколько всего могут дети в других регионах и странах. Мне стало обидно за ребят в родном ауле.
У моего двоюродного брата не было возможности заниматься творчеством или спортом. Я решила это исправить».
© Фото: из личного архива Бэллы Шахмирзы
В 2017 году Бэлла организовала для аульских детей летнюю школу «Балапанлар». В переводе с ногайского – «детки». Договорилась с преподавателями из других регионов на бесплатные занятия, собрала в соцсетях деньги на дорогу, питание и материалы. Родители приводили школьников с опаской. А представители местной власти выступили против.
«Зачем это чужаки учат наших детей, к тому же бесплатно? Наверное, это какой-то заговор!». Кто-то даже вызвал полицию в первый день занятий.
«Многим кажется: и так нормально живём, дом и еда есть, ребёнок в школу ходит. Зачем что-то менять? Но я вижу недостаток образования и кругозора. Многие даже не знают, где на карте находится их населённый пункт», – рассказывает активистка.
Смущал местных и необычный подход Бэллы к образованию: к учителям на «ты», никакой иерархии и наставлений. Хочешь – слушай про климатические изменения, не хочешь – иди на чаепитие, где учат суахили. Не нравится и это – лепи из глины, разучивая французскую песенку, или почитай.
Фото: из личного архива Бэллы Шахмирзы
1
из
2
«Я привезла самые необычные практики, чтобы люди вылезли из кокона. И дети действительно стали больше читать, об этом мне сообщают их ошеломлённые родители», – говорит Бэлла с гордостью.
Увидев прогресс, девушка стала готовиться к летней школе 2018 года: открыла НКО, пригласила ещё больше преподавателей, позвала ребят из соседних аулов. Школу посетили больше 250 детей. Чтобы покрыть расходы, Бэлла подала проект на местный грант и получила деньги.
«Я привезла 40 учителей, каждый день было больше десяти занятий: театральное искусство, музыка, язык жестов, экология, программирование, кулинария, йога, лекции по разрешению конфликтов, этнические ремесла… – воодушевлённо перечисляет Бэлла.
– Казалось, всё было классно. А потом… на нас решили завести уголовное дело».
Фото: из личного архива Бэллы Шахмирзы
1
из
3
Однажды утром в дом родителей Бэллы зашёл следователь.
«Что, и вот так живут миллионеры?» – усмехнулся он, досматривая простое убранство комнат.
Бэллу обвинили в мошенничестве и краже государственных денег. Региональные следователи семь раз ездили в Москву по юридическому адресу «Балапанлар», чтобы доказать: не было никаких двух смен лагеря по две недели, не было никаких 250 детей. Оказалось, по обычаю деньгами нужно было «поделиться» с местными чиновниками, считает Бэлла.
Завести уголовное дело так и не удалось. Бэлла добилась справедливости, но зареклась больше не брать денег от местной власти. За счёт частных пожертвований продолжила привозить учителей не только в аул, но и сёла других регионов, даже когда у неё в Италии родилась дочь.
Дома Бэлла говорит с ней по-ногайски: русскому и итальянскому научится и так.
«Материнство вдохновляет меня. Например, моя дочка сейчас учится прыгать с дивана на диван. И она будет делать это, пока не получится. Её желание сильнее любого страха, любых запретов. Взрослым стоит перенять эту уверенность».
© Фото Евгении Жулебиной
С самого начала проекта активистка хотела создать в ауле бесплатный образовательный центр, который бы работал весь год. Открыть его получилось только в марте 2022, когда Бэлла была беременна второй дочкой. Центр назвали «Уя», в переводе с ногайского – «Гнездо». Сейчас его посещают 40 детей, родителям нравится. Но у многих в ауле отношение к Бэлле до сих пор не потеплело. Тех, кто уехал, сегодня не любят с особенной яростью.
Фото: из личного архива Бэллы Шахмирзы
1
из
3
Летом 2022 года летнюю школу провести не удалось.
В деревне под Астраханью за два дня до старта одному из волонтёров позвонили с неизвестного номера: «Если вы попробуете собраться во дворе или дома у кого-то, всё равно сорвём».
«За пять лет я должна была стать спокойнее, но я всё ещё злюсь. Нет, я бешусь! – голос Бэллы наливается металлом, а потом затухает, как будто раскалённый меч опустили в воду. – Я понимаю, что многое не зависит от меня. Но сдаваться я не собираюсь».
«Если вы так хотите менять сёла в России, почему вы сейчас в Милане?» – спрашиваю я.
«О, меня часто в этом обвиняют, – спокойно говорит Бэлла. – Да, я могла сидеть в ауле, устроиться в местной администрации или печь тортики на заказ. Но это не дало бы мне знаний и уверенности. Я бы не смогла сделать даже те крохи, что есть сейчас. Я уехала, и люди за границей узнали хорошее про Кавказ и ногайцев. А в ауле меня терпеть не могут, потому что мне до всего есть дело».
В Эркен-Халке из-под крана много лет идёт черноватая вода с камешками и песком, говорит активистка. Она обратилась к главе республики, предложила помочь собрать деньги на очистные сооружения. Местные Бэллу не поддержали. «Уехала – и не высовывайся теперь!» – возмущались в соцсетях. А девушка из соседнего аула написала, что Бэлла позорит их народ. И добавила: «Из-за таких, как ты, развалилась Ногайская орда».
«Сейчас даже мои родители против того, что я делаю. Но теперь мы меньше ругаемся – потому что общаемся реже, – говорит Бэлла со смешком, но в её голосе – скрип и боль – Удивительно: сначала они подсовывают книги про сильных людей, учат не бояться своего мнения. А когда ты применяешь их советы в жизни, начинают кричать: «Что ты вообще творишь?! Это опасно!» А я ведь просто работаю с детьми, а не общаюсь с наркокартелем».
«Но если все против, зачем же вы всё это делаете?» – уточняю я.
«Знаете, – голос в динамике на секунду затихает. – Наверное, я сама – та девочка, которой нужна была такая школа. И мне до сих пор грустно, что у сельских детей нет и десятой доли возможностей, которые есть у городских. Я мечтаю вырастить в нашем ауле поколение счастливых, успешных, неравнодушных взрослых, которые не кидаются лозунгами, а находят решение. Только такие могут изменить мир. Тогда из крана пойдёт чистая вода, и даже самый маленький аул станет богатым и красивым».
17января 2023
Мероприятие
Онлайн
Акция «День детских изобретений».
Стать волонтером
Я слышу в трубке звон и грохот, как будто на кафельный пол упал медный таз.
«Ой ма-а-амочки, что тут происходит, – говорит Бэлла низко, растягивая слова как бы по-итальянски. – Это у меня свёкры готовят ризотто, и что-то пошло не так.
Итальянские страсти!»
Я кладу трубку, но ещё долго не могу прийти в себя. Всё думаю, зачем мы держимся за руины Ногайской орды и ненавидим всех, кто от нас отличается. Как изменился бы мир, если бы всякий аул, село или город, каждое сердце открылось таким, как Бэлла.
Заглядывайте в наши сообщества!
ВКонтакте — vk.com/dobro.press
Телеграм — t.me/dobrojournal
Фото: unasplash, фото из личного архива
Ито Огава, «Канцтовары Цубаки» — отрывок из романа в переводе Дмитрия Коваленина — Сноб
Не успел затихнуть один тайфун, как тут же разразился другой.
Этот новый тайфун наползал на соседний регион Канто́, поэтому я с самого утра прицепила к дверям «Канцтоваров Цубаки» бумажку с объявлением «Экстренный выходной».
Ветер к этому часу уже сбивал с ног, дождь хлестал все сильнее. Даже оставь я магазинчик открытым, вряд ли нашелся бы сумасшедший, которому приспичит в такое ненастье тащиться за канцтоварами, подумала я.
И ошиблась: такой сумасшедший нашелся. Хотя настойчивый стук в дверь я различила не сразу.
— Простите! Кто-нибудь есть? — послышалось в паузе между порывами ветра. Голос был женским. Сама же я находилась на втором этаже, в бывшей спальне Наставницы, убирала постель в стенной шкаф. Приоткрыв окно, я высунула голову наружу и различила у входа внизу промокшую женскую фигурку.
— Что случилось? — крикнула я.
Задрав голову, женщина увидела меня и закричала:
— Прошу вас! Нужна ваша помощь!
Ее волосы и одежда промокли насквозь. Видно, приехала на экскурсию, не зная о грядущей буре, а теперь ищет, где бы укрыться…
Не было забот, вздохнула я. Висит же объявление — «выходной»! Но раз уж я с нею заговорила, то и не открыть ей уже не могла. Найду для нее полотенце, и пускай пережидает бурю в «Цубаки», за столиком для посетителей.
Я спустилась по лестнице в магазинчик. За стеклом входной двери маячил женский силуэт. Мое объявление про «экстренный выходной», похоже, сорвало ветром и унесло неведомо куда.
Что ж тогда удивляться, снова вздохнула я. Кто бы ни постучал, обижаться не на кого…
Едва я отперла стеклянную дверь, как меня окатило промозглым ветром с каплями дождя. Что бы там у нее ни стряслось, не оставлять же ее снаружи. Этак и до воспаления легких недалеко.
Впустив ее в магазин, я захлопнула дверь и метнулась было снова наверх, за полотенцем, но женщина взмолилась:
— Помогите, прошу вас! Я страшно ошиблась. Бросила в почтовый ящик письмо, которое нельзя отправлять!
Голос ее дрожал. Я обернулась и увидела глаза, полные слез.
— Спохватилась, но поздно, — продолжала женщина. — Оно уже там, внутри! Тогда я села рядом с ящиком и стала ждать, когда почтальон приедет за письмами. А его все нет и нет. В такую-то погоду… И когда появится — непонятно!
На вид ей лет тридцать с хвостиком. Вот-вот разревется. Стильно одетая, ухоженная — это сразу бросается в глаза. А оттого, что вымокла под дождем, еще и эротична до неприличия.
— Ну, этот ящик у нас вообще.
..
Сама я стараюсь этим ящиком не пользоваться. Ярко-красный, похожий на старинную копилку для монет, со стороны он выглядит даже приветливо. Но увы! Письма из него вынимают только дважды в день — с утра и после обеда, и этого, конечно же, недостаточно. Поэтому ничего, кроме деловой переписки, я туда обычно не опускаю. Важные послания и все, что касается заказов, я отправляю с почтамта у центрального вокзала. Даже Наставница всегда говорила, что так оно и быстрее, и надежнее.
В десятый раз оглянувшись на почтовый ящик за окошком, женщина уперлась взглядом в часики на руке.
— Ох… Ну все… Дальше я ждать уже не могу!
Казалось, еще секунда — и она разрыдается в голос.
— Умоляю! Я понимаю, как неприлично просить о таком постороннего человека! Но вы не могли бы дождаться почтальона и отменить отправку этого письма?
Она выпалила все это на одном дыхании и тут же согнулась в поклоне. Явно готовая, если нужно, валяться у меня в ногах.
Что ж, похоже, в том письме и правда было за что стыдиться.
Хотя беспокоиться ей, в общем-то, не о чем. Насчет того, как вернуть уже отправленное письмо, существуют стандартные правила. Ситуации вроде этой случаются редко, но неизбежно. Все-таки почта — не такая уж бессердечная система, чтобы у только что отправленного письма не было дороги назад.
В этом же случае письмо, скорее всего, из ящика еще не забрали. А если так, то и вернуть его совсем не сложно.
— Да не вопрос… Из-за этой погоды все равно заняться нечем! — ответила я.
Мне хотелось хоть немного успокоить ее. Не зря ведь говорят, что даже случайные встречи связывают судьбы.
Да и по сравнению с тем, как это жизненно важно для нее, оказать ей такую услугу — сущий пустяк. Тем более что и почтовый ящик расположен прямо напротив — буквально у меня перед носом.
Достав из ящика стола ручку с блокнотом, я попросила женщину написать свое имя и координаты. А также имя и адрес письма, которое нужно изъять. Ну и на всякий случай — как оно выглядит.
Закончив писать, женщина немного успокоилась и рассказала мне о своих злоключениях подробнее.
— Отец при смерти, — сообщила она. — Мне велено срочно ехать к родителям. Если опоздаю на вечерний самолет, могу уже не успеть…
«Разве самолеты летают в такую погоду?» — чуть не выпалила я, но прикусила язык. А вместо этого пообещала, глядя ей прямо в глаза:
— Ваше письмо обязательно вернется, не беспокойтесь!
Судя по тому, что она написала, звали ее Хо́ко. Совершенно неяпонское имечко*. А фамилию я даже прочесть не смогла. Иероглиф как будто похож на «лавровое дерево». Но на каком языке? Чтобы не гадать, я про себя окрестила эту женщину Лаврушкой.
Дожидаясь почтальона, я села на втором этаже у окна и уставилась в пелену дождя за стеклом.
Дождь хлестал все безумнее. Густые ветви камелии, обычно почти недвижные, подрагивали, как на пружинах. Хорошо, хотя бы госпожа Барбара не участвует в этом кошмаре, подумала я. Сейчас она путешествует с бойфрендом по Европе…
Ближе к вечеру дождь перестал. За окном растекся не виданный доселе закат — розово-черный, в таких угрюмых оттенках, будто небеса объявляли о наступающем конце света.
И снаружи, и в доме резко похолодало. Но закат, несмотря на угрюмость, все же был нереально красив.
И тут наконец к почтовому ящику подрулил такой же красный мотоцикл.
Сбежав по лестнице вниз, я выскочила на улицу. И, точно заправский спринтер, понеслась к почтовому ящику, во все горло крича:
— Подожди-и-те-е!
Наконец я добежала до почтальона и, не успев отдышаться, принялась объяснять ему ситуацию.
Почтальон, по счастью, оказался приветлив и сообразителен. Сегодня он обнаружил в ящике одно-единственное письмо — с Лаврушкиным именем на конверте. Которое тут же без лишних вопросов мне и отдал.
Имя адресата на конверте было мужское. Иероглифы, нацарапанные шариковой ручкой, местами расплылись. От дождя? Или от чего-то еще?
Случайно ли Лаврушка заскочила в «Канцтовары Цубаки»? Или знала об этом месте заранее? И решила, что, раз дело касается писем, ей как-то помогут именно здесь?
Или это каприз Судьбы? Судя по обратному адресу на конверте, сама она живет в Дзу́си, за пару станций от меня. Но с какого перепугу женщине из пригорода тащиться под ураганным ливнем в Камакуру, чтобы бросить письмо именно в этот почтовый ящик?
Сплошные загадки. Несмотря на которые ясно одно: Лаврушка сделала все возможное, чтобы ее письмо не доставили адресату, и в результате это письмо — у меня в руках.
Сообщить бы ей об этом поскорее…
В прояснившемся небе порхали стрекозы — их стеклянные крылышки казались пунцовыми от заката. У подножия фумидзуки я заметила опрокинутую ветром чашечку для подношений. Я подобрала ее, отнесла в дом, отмыла от грязи и листьев. Наполнив свежей водой, водрузила обратно на ритуальную полочку. И тут заметила, как буйно распустились ликорисы: красные и белые лучики их лепестков заполонили весь угол сада.
На пятый день после атаки тайфуна госпожа Барбара вернулась из своего заморского путешествия. И уже ближе к вечеру заглянула в «Канцтовары Цубаки».
— Поппо-тян? А вот и я!
— С возвращением! — Услышав ее голос, я чуть не подпрыгнула от радости. — Ну, как съездили?
Загар к ее бледной коже, похоже, все-таки приставал.
— Великолепно! После Парижа решили смотаться еще и в Марокко. Бесподобное место. Так и осталась бы там на всю оставшуюся жизнь!
— Да что вы? Очень рада за вас!
О том, что поездка удалась, было видно по ней и без слов.
— А это тебе подарок! — объявила она и вручила мне элегантный бумажный пакет с какими-то флакончиками.
— Здесь аргановое масло и розовая вода! С маслом получаются изумительные салаты. А розовой водой протирают кожу.
— Ох, как здорово!
У меня как раз заканчивался последний лосьон.
— Представь себе, аргановое масло изготавливают только там, и больше нигде на свете. Настоящая драгоценность!
Она откупорила флакончик, и в воздухе приятно запахло кунжутом.
— Представь себе, его тоже втирают в кожу.
— Спасибо огромное…
И тут — пока я рассыпа́лась в поклонах и благодарностях — откуда ни возьмись появилась Лаврушка.
К моему удивлению, госпожа Барбара среагировала на это первой.
— О? Привет, Па́нти! — воскликнула она.
Панти?** Значит, у этой «Лаврушки» еще и кличка «Детские Трусики»? С ума сойти. Но каким тайфуном ее занесло сюда снова? И откуда ее знает госпожа Барбара?
— Я у вас в школе преподаю, — пояснила она, заметив мое удивление.
— Имя — Ханко, профессия — teacher. Вот дети и сократили сначала в «Хан-ти», а потом и в «Пан-ти». Ужасно, правда? Всякий раз краснеть приходится! Но что поделаешь! Тем более что сама я обожаю пан-багеты. С чаем! Вот и терплю. Но те, кто не в курсе, здорово удивляются…
Так вот почему на ней школьный спортивный костюм, сообразила я. От местной школы досюда — пять минут пешком. Неудивительно, что госпожа Барбара знает, как эту учительницу дразнят дети.
— А я забежала поблагодарить за помощь с письмом! Вы меня просто спасли… — прощебетала Лаврушка по прозвищу Панти. И поклонилась мне чуть ли не в пояс.
— Ну что вы… Какие пустяки! — замахала я руками.
На самом деле, конечно, в тот день она здорово меня загрузила. Когда все закончилось, я позвонила по номеру, что она мне оставила, и сообщила автоответчику, что письмо уже у меня.
Отперев ящик стола, где хранятся самые ценные вещи, я достала пакет с письмом. Который для пущей надежности был на всякий случай еще и заклеен.
— Вот, держите… — сказала я, вручая пакет Лаврушке. И, чтобы не обсуждать важные вещи стоя, усадила ее на стульчик рядом с госпожой Барбарой. Вопрос, чем закончилась та история, все это время не выходил у меня из головы.
— Так что же в итоге… ваш отец… — уточнила я, не представляя, как тут лучше спросить.
— Я не успела. Из-за тайфуна вылет самолета задержали. Но папа держался спокойно, ушел с миром. А я после похорон решила еще немного побыть с мамой. Вернулась только сегодня… Да, кстати! Я же испекла для вас небольшой гостинчик.
Прошу, примите в знак благодарности!
Она достала из сумочки бумажный сверток, протянула мне. В воздухе растекся пряный, соблазнительный аромат.
— Хлеб?
— Пан-багеты, — кивнула она. — Я под настроение обожаю что-нибудь печь. Это очень меня успокаивает.
— Пан-багеты от Панти — самые вкусные в мире! — вставила вдруг госпожа Барбара, молча слушавшая нас до сих пор. — Кажется, пока я порхала по Европам, бедняжке Панти пришлось нелегко? — добавила она с явным сочувствием в голосе.
— Да уж…
Я и сама в досаде закусила губу. Ведь заприметь я тогда Лаврушку чуть раньше, может, и не пришлось бы караулить почтальона? И тогда она еще успела бы на предыдущий рейс, который вылетел вовремя?
Похоже, эта Хоко-сан запала в душу и мне.
— Ну что вы! Если подумать, я сама виновата, что так живу. Слишком далеко от родителей, чтобы успеть заглянуть им в глаза перед смертью… Но сейчас для меня куда важнее, чтобы этого письма не увидел тот, кому оно адресовано!
Хоко-сан опустила взгляд на пакет с письмом у себя на коленях.
— Когда я узнала, что отец при смерти, у меня в голове что-то сдвинулось, — продолжала она. — И я написала письмо человеку, которого даже не люблю. В котором соглашалась на его предложение выйти замуж. Но как только пришла в себя, поняла, что это неправильно. И что… папа этому совсем не обрадовался бы!
При упоминании об отце в глазах Хоко-сан заблестели слезы. Но она сдержалась и все-таки не расплакалась.
— Схожу-ка я за десертом, — сказала госпожа Барбара, поднимаясь на ноги.
— Ох, простите! Что-то я совсем… разоткровенничалась! — выдавила Хоко-сан и, натянуто улыбаясь, захлопала ресницами.
— А я заварю черный чай, — добавила я. — Хоко-сан! Вам с сахаром или с молоком? Ах, да… надеюсь, вам никуда не нужно бежать?
Кто знает, вдруг подумала я, — может, официально она еще на работе.
— Нет-нет, на сегодня работа закончилась. О времени можно не волноваться! Зовите меня просто Панти. Все равно все дети уже только так и зовут…
— Ну, тогда и вы меня зовите Поппо-тян. Хотя на самом деле я Хатоко.
— Рада познакомиться, Поппо-тян!
— И я!
Приобрести книгу можно по ссылке
______________
* Традиция записи имен китайскими иероглифами, помимо самого Китая и Японии, сохраняется в Корее, частично — во Вьетнаме и некоторых прочих странах ЮВА.
Хотя в каждой из этих стран именные иероглифы произносятся по-разному, их смысловое значение, как правило, не меняется. Имя Хо́ко (букв. «парусинка») значится в списке японских имен, но считается редким.