О чем поговорить с девушкой если уже все обсудили: «О чём говорить с девушкой, если уже практически все темы обсудил?» — Яндекс Кью

Как психотерапевт Ян Голанд спасает от гибели самую худую девушку в мире Яну Боброву, которая в 27 лет весит 20 килограммов — 12 июля 2023

Яна Боброва весит всего 20 килограммов

Поделиться

Желание немного похудеть преследует почти каждую девушку с раннего возраста. Недостижимые стандарты красоты диктуют фильмы, обложки журналов, а иногда и самые близкие люди. Для некоторых девочек эта история заканчивается бесконечными походами по врачам. Психотерапевт Ян Голанд из Нижнего Новгорода уже много лет помогает больным анорексией со всей страны. Главным лекарством он считает опыт других пациенток, которые смогли начать есть и вернуться к нормальной жизни. Сейчас среди его пациенток — самая худая девушка в мире, которая весит всего 20 килограммов в свои 27 лет.

27-летняя Яна Боброва из Белгорода из-за обычного желания немного похудеть довела себя до критического веса. Девушка подсела на диеты еще в студенческие годы. И тогда Яна была худенькой, весила около 50 кг при росте в 161 см. Но, несмотря на это, стала усиленно заниматься спортом, уменьшать порции и выбирать только «полезную еду». Мысли о похудении полностью захватили голову девушки после резких перемен в жизни. Яна вышла замуж и переехала с женихом в другой город, бросив любимую работу. В новом месте ей было скучно и одиноко, а добиться понимания от любимого человека не выходило.

Сейчас Яне 27 лет. Она весит критические 20 кг — примерно столько же весит шестилетний ребенок. Девушка пытается вести нормальную жизнь и занимается обычными бытовыми делами. Только после нескольких часов прогулок или даже готовки Яне нужно отдыхать — истощенный организм быстро устает. Сейчас большую часть времени наша героиня проводит в больнице. От одного врача ее отправляют к другому — и так по кругу.

Яну Боброву к нижегородскому психотерапевту привезла его бывшая пациентка Мария Кохно. Сейчас блогер помогает выбраться из болезни таким же девушкам, как она, попавшим в ловушку анорексии.

— Обращалась во все клиники Белгорода. Я отлежала в нескольких реанимациях, лежала в терапевтическом отделении, неврологическом, психдиспансере, но везде была выписана с ухудшениями. Они разводили руками и говорили, что не могут помочь, — со слезами на глазах рассказывала Яна в телепередаче «НТВ».

Несмотря на свое критическое состояние, девушка до сих пор боится калорий. В день она ест три-четыре раза и съедает что-то легкое: печенье, творожок, бульон или детское пюре. Приехать на лечение к Яну Голанду она согласилась не сразу — на это потребовалось несколько дней и череда серьезных разговоров. Как считает психотерапевт, девушка не была достаточно замотивирована на лечение и не выполняла его рекомендации. Но в первые же дни начала дробно питаться. При этом Яна с мамой уехали раньше запланированного срока на три дня. По словам Голанда, он созванивался с пациенткой и надеется, что она продолжит лечение.

Анорексия — болезнь отличниц и умниц, девочек с золотыми медалями и красными дипломами, считает известный психотерапевт Ян Голанд. Такие пациентки стремятся к идеалу и всеми силами пытаются стать лучшими.

Ян Голанд помог уже более 300 пациентам с анорексией

Поделиться

Ян Голанд лечит пациентов от нервной анорексии, депрессий и фобий уже на протяжении 66 лет. За время работы врач создал свою методику лечения без подсаживания клиентов на лекарства.

Как бы банально это ни звучало, но всё идет из детства, анорексия не исключение. Напряженная обстановка в семье или неосторожное колкое замечание по поводу внешности могут запустить процесс саморазрушения.

Одна из пациенток Голанда с псевдонимом Ася вспоминает, что всё началось в 15 лет, когда она поехала в гости к родственникам на летние каникулы. Там она ела то от скуки, то по вечерам под разговоры с близкими. За несколько месяцев девушка поправилась с 45 до 51 килограмма.

— Когда я была в гостях в Москве, мы взвешивались, и я видела, что поправляюсь, но меня это как-то не волновало. Тетя стала говорить, что в моем возрасте она весила меньше. А когда мы зачем-то начали талии мерить, ее слова меня как-то засмущали. И еще двоюродная сестра, которая была на пять лет меня старше, весила столько же, сколько и я. Ну а после ее слов «Ася — бомба» всё внутри меня перевернулось, — рассказала девочка.

После таких высказываний и обид на себя девушки решают худеть. Начинается всё с уменьшения порций, а потом доходит до истязания жесткими диетами. Когда цифры на весах становятся меньше, стимул продолжать только растет.

Одна из пациенток Яна Голанда была с псевдонимом Блинчикова. Такое имя она получила из-за того, что на вопрос «Что ты ела?» всегда отвечала: «Блинчик». Причем по размерам эта выпечка представляла крошечный оладушек, который девушка растягивала на завтрак, обед и ужин.

У больных анорексией возникает искаженное восприятие себя. А нереальные стандарты красоты, которые диктуют мода и интернет, приводят к комплексам и потере самоуважения. Причем свое стремление похудеть пациентки тщательно скрывают от остальных.

— Они идут на разные ухищрения: могут выбрасывать еду, прятать. Я консультировал в Семашко — смотрел на столы. Так там больные пищу выбрасывали из окон прямо на головы прохожим, — рассказал Ян Голанд. — Как понять? Человек старается есть один, придерживается какой-нибудь дурацкой диеты, отощал, уходит в себя.

На терапию к нижегородцу пациентки приходят с близкими. Как считает Ян Голанд, для выздоровления нужно работать не только с девушками, но и их родственниками.

— Мы поехали к Ане в Америку на выпускной вечер, и когда она зашла, мы увидели не дочку, а скелет. Она весила килограммов 38. Мы не знали, как реагировать. Она ничего не слышала, не хотела нас видеть. А для нас это было невыносимо, потому что мы теряли ребенка. Любая просьба, любое замечание вызывали дикую истерику и ненависть. Мы поняли, что родительской заботой усугубляем процесс, и просто уехали. Года полтора просто не общались. Помочь мы не могли, а травмировать не хотелось, — рассказала мама девочки, которая уехала на учебу в Нью-Йорк и заболела анорексией.

Как говорит Ян Голанд, такие пациенты вовсе не считают себя больными.

— Я до последнего момента скрывала, что не ем. Меня спрашивали, почему ты такая худая. Я удивлялась, отвечала, что не знаю, я ведь ем. В общем, такой актрисой была, мне все верили. Говорила, что, наверное, проблемы с ЖКТ, — с улыбкой рассказывала психотерапевту пациентка Ася.

Как рассказал Ян Голанд, в среднем смертность от анорексии составляет около 20%, а некоторые попадают в психиатрическую клинику из-за развившейся шизофрении. При этом сами пациентки, глядя на других больных девочек, считают, что их история сложится иначе и они смогут вовремя остановиться. Кроме того, из-за анорексии начинают развиваться сопутствующие заболевания — пропадают месячные и либидо, выпадают волосы, появляются апатия и раздражительность, возникают проблемы с желудком и сном.

— В какой-то момент я просто стала овощем — у меня появилась слабость, я еле ходила, казалось, что сейчас упаду. У меня не было даже сил дойти до туалета — я ползла на четвереньках и даже на этом пути делала передышки и садилась. Бывало, даже теряла сознание и ударялась головой об углы, — вспоминает Ася.

Усугублял ситуацию бесконтрольный прием слабительных и мочегонных. По словам Аси, однажды она выпила целую пачку таблеток, пытаясь согнать вес.

Другая пациентка с псевдонимом Психолог (она училась по этой специальности) довела себя до инвалидности. Несколько раз падала в обморок и ломала себе разные части тела.

— Я пришла домой после учебы и, потеряв сознание, упала на горячую электрическую плиту. И получила ожог III степени. Мне даже потребовалась пересадка кожи, боли были адские, — вспоминает пациентка.

Зачастую больных анорексией лечат медикаментозно: выписывают транквилизаторы, капают глюкозу и насильно кормят через зонд. Врачи видят перед собой задачу — не дать умереть истощенному организму. При этом сами пациентки жалуются на ухудшение состояния из-за отсутствия понимания со стороны докторов и побочные эффекты лекарств.

— Я хотела лечиться, но когда приходила в больницу с таким весом, то врачи начинали меня осуждать. Доктора не понимают сути этого заболевания. Они знают симптомы и думают, что девочки могут сами с этим справиться. Но надо, чтобы тебя подтолкнули, поддержали, а не обвиняли и тыкали пальцем, — рассказала Ася.

Другая пациентка, по имени Маша, слышала от врачей лишь сухое «тебе надо начать есть». На эту фразу пациентка кивала головой и продолжала голодать. При этом родители с надеждой смотрят на каждого врача. Не найдя помощи, начинают водить больных по кругу: психологи, лекари, экстрасенсы.

Методика, которую использует Ян Голанд, имеет несколько составляющих. После того как психотерапевт поговорил с пациенткой и собрал историю ее болезни, он подбирает для нее видео с другими девушками с такими же симптомами. На кассетах больные видят «пациента-зеркало», который рассказывает о своем пути борьбы с болезнью.

— На первой же встрече я увидела девочку с такими же, как у меня, симптомами. Причем она так на меня походила, что я будто общалась с ней, когда смотрела кассету. Еще особенность ситуации была в том, что рядом со мной сидела мама и всё это слышала. Мне казалось, что она никогда не сможет понять, что происходит у меня внутри, а тут всё так доступно и ясно объясняется. А мне она не верила, когда я пыталась ей что-то рассказать, — говорила после выздоровления пациентка с псевдонимом Баттерфляй.

Как считает Ян Голанд, основная задача этих видео — заинтересовать и замотивировать девушек результатами таких же пациенток, как они.

— У них страх, что станут толстыми. Но я показываю им, что после лечения вот эта пациентка стала фотомоделью международного уровня, вот эта уехала учиться за границу. И пациентов это убеждает. Пациентам говорят, что нужно что-то есть, а выздоровевший подтверждает, что он тоже ел и с ним всё хорошо. И это уже не так пугает, — пояснил нижегородский психотерапевт.

При этом на некоторых пациенток больше действуют истории девушек, которым вылечиться не удалось и их положили в психиатрическую клинику.

Другая составляющая терапии — аутотренинг. Пациенты слушают записи с мотивированными командами и проговаривают: «Я ем с удовольствием», «Я красивая, умная, стройная» и т. д. Так перенастраивают свое сознание. На групповых занятиях девушки встречаются с такими же пациентками и делятся своими успехами борьбы с болезнью. Дальше им дают читать литературу, в том числе методички, написанные Голандом по опыту предыдущих пациентов. Терапия длится восемь дней по шесть часов каждый раз.

Правильным ответом на вопрос «Кто тебя вылечил?» Ян Голанд считает лишь фразу: «Я сама». Он, по его словам, лишь направляет на путь выздоровления.

— Самое главное — понять, что если сейчас ты не начнешь есть, то с каждым днем ускоряешь свой путь либо в могилу, либо к шизофрении. А если будешь есть, то будешь делать шаги к жизни. И нужно задумываться, как каждый день прекрасен, — рассказала пациентка с псевдонимом Мага.

После выздоровления Мага вернулась к учебе, с которой не могла справиться из-за нехватки сил. И продолжила карьеру модели. Через несколько лет она вернулась к Яну Голанду с мужем и двумя сыновьями, чтобы поделиться финальным результатом своего лечения.

Пациентка Блинчикова смогла закрыть хвосты по учебе и окончила университет с красным дипломом. После этого девушка переехала работать за границу, где стала преподавать в местном вузе.

У Маши, которая училась актерскому мастерству в Голливуде, карьера пошла в гору. Она попала на обложки журналов о кино, снялась в фильме Эмира Кустурицы.

Профессиональный графический дизайнер рассказала о брендинге в России

Графический дизайнер из Самары Маргарита Никита рассказала, почему выбрала сферу дизайна, как перешла от разработки логотипов к созданию концепций для брендов, почему специалисты из России получают меньше, чем коллеги с Запада, и что происходит с брендингом в России прямо сейчас.

— Для начала не могли бы рассказать о том, что такое графический дизайн?

— Я занимаюсь разработкой визуальных образов на заказ. От меня требуется разрабатывать логотип и узнаваемую символику, фирменный шрифт и цветовую гамму (и прочее), которые соответствовали бы концепции и духу компании-заказчика.

— Почему вы решили работать в сфере дизайна?

— Мне всегда нравилось создавать что-то своими руками. И в этой сфере я увидела много возможностей для развития и самореализации. Вообще, нравится идея нести красоту в мир.

— Что потребовалось, чтобы начать карьеру в этой сфере?

— Первым делом я пошла работать в типографию, так как сначала планировала заниматься именно полиграфией. Потом прошла несколько курсов в разных направлениях (графические редакторы, каллиграфия, свадебная полиграфия), сделала несколько проектов для себя, чтобы собрать минимальное портфолио. Оформила страничку «ВКонтакте» и начала предлагать свои услуги. Спустя какое-то время начали спрашивать логотипы, я сделала несколько проектов, потом поняла, что в этой сфере гораздо больше возможностей для развития, и в итоге полностью ушла в это направление.

— Расскажите о вашем первом заказе. Это были клиенты из Самары?

— Если говорить о первом заказе на логотип, то это произошло на самарской «Ярмарке мастеров». У меня была небольшая лавочка, я выставляла свои открытки, приглашения, и там меня встретила девушка, которая торговала наборами для создания пряников дома. Ей нужно было эти наборы как-то оформить, у нее уже было название «Пряник есть», и она обратилась ко мне за логотипом. Причем я довольно быстренько ее заказ выполнила за чисто символическую сумму. Я, если честно, тогда даже не осознавала, что создаю логотип. Казалось, что просто занимаюсь леттерингом, рисую красивые буквы, используя различные графические средства, материалы и техники.

— Часто ли к вам обращаются самарские клиенты или чаще всего это заказы из других городов или, может, даже стран?

— Самарские редко на самом деле, чаще всего — из Москвы. А когда я только начала, было много клиентов из Канады. Так получилось, что я развивала свой бренд в Instagram (запрещен на территории РФ), и там меня нашла девочка из Канады. Ей очень понравились мои работы, мое видение. Она заказала у меня логотип для студии пилатеса Peonyx. А после того как мы с ней поработали, она рассказала обо мне своим знакомым, после чего мне довольно часто писали люди оттуда и хотели со мной поработать. Но в основном это все же люди из Москвы. Мне кажется, это из-за того, что у меня ценник довольно высок. То есть я никогда не делала дешево, всегда ставила адекватные цены на свои услуги, потому что мне не хотелось делать объемную и трудоемкую работу бесплатно. И видимо, для Самары это дороговато.

— А насколько сложно находить подход к клиенту? Часто ли вы сталкивались с неуравновешенными заказчиками?

— Мне редко попадались неуравновешенные клиенты. Думаю, это связано с тем, что я активно развиваю свой личный бренд в соцсетях. Клиент уже на этапе знакомства со мной видит мою страничку, видит, как веду сторис, какие посты пишу, как смотрю на мир. Так что клиенты, которые не близки мне по духу, просто не будут обращаться с заказами, потому что обычно мы идем к тем людям, которые близки нам по духу, по ценностям. Так что всем настоятельно рекомендую развивать свой личный бренд, сегодня это очень классный инструмент, который сразу отсекает много ненужных людей.
Бывает, конечно, что попадаются люди, с которыми трудновато найти общий язык. Но с каждым годом таких клиентов все меньше. Плюс перед началом работы с клиентом я всегда созваниваюсь с ним по Zoom, мы общаемся и здесь уже тоже понимаем, насколько подходим друг другу и имеет ли смысл продолжать сотрудничество.

— Расскажите о самом серьезном проекте в вашей карьере в качестве графического дизайнера. Насколько было сложно работать над ним?

— Самый серьезный клиент был как раз «не мой клиент», скажем так. Я в основном работаю с более эстетическими, женственными брендами. А ко мне обратилась компания ST, которая занимается продажей систем видеонаблюдения. Это довольно крупный бренд, они уже давно на рынке. Им понравились мои работы, и они заказали мне логотип. Мне с ними было довольно тяжело работать, потому что это не совсем моя тематика. Им нужно было что-то технологичное, но при этом они уже до меня заказывали логотипы у нескольких дизайнеров, им ничего не нравилось. В итоге я разработала им логотип, который им пришелся по душе, они его приняли. Но сама я этот логотип не очень люблю, потому что понимаю, что это бренд, над которым мне было не очень интересно работать. И в будущем таких заказов я бы не хотела.

— То есть вы не будете браться за заказы, если вам это неинтересно именно с творческой точки зрения?

— Ну да, это все равно творческая профессия. Что бы там ни говорили, дизайн — это решение проблем. Некоторым, конечно, правда, все равно, за какой заказ браться. Я все-таки более творчески к этому подхожу, мне нужно, чтобы было какое-то вдохновение, чтобы проект был мне близок по духу, чтобы с людьми было приятно работать. Так что сейчас я бы не стала браться за заказ с неинтересной для меня тематикой.

— Даже если бы обратился очень крупный бренд и предложил сумму в несколько раз больше обычной?

— Ну сложно так сказать, потому что все индивидуально. Может, придет опять же технологичный бренд, но у него будет какая-то крутая идея и он захочет творчески подойди к созданию логотипа. Так что категорическое нет я сказать не могу, все будет зависеть от ситуации.

— Насколько мне известно, помимо графического дизайна, вы сейчас занимаетесь еще и брендингом. Что входит в это понятие?

— Брендинг — это более обширное понятие, дизайн — как один из инструментов брендинга. Изначально я занималась только визуальной составляющей (логотипы, фирменные стили), и я работала с заказчиком на основе брифа, его предпочтений. А брендинг — это когда ты смотришь уже не только на визуальную составляющую, но еще и на смысл, который этот бренд отражает. То есть ты прорабатываешь стратегию, смотришь на целевую аудиторию, конкурентов. У меня сейчас нет полноценной стратегии, так как нет штатного сотрудника, который занимался бы этим. Но все равно создаю модель бренда, где выявляю целевую аудиторию, определяю конкурентов, нахожу центральную идею бренда и смысл, который он отражает. То есть сначала с клиентами все это обсуждаем на словах, на эмоциях, а потом уже выходим на визуальную составляющую. То есть графический дизайн дополняет всю эту историю брендинга.

— А почему вы решили не останавливаться исключительно на дизайне и стали заниматься еще и полноценным брендингом?

— На каком-то этапе я поняла, что хочу пробовать уникальные решения, экспериментировать, создавать что-то более необычное и интересное. А когда ты скован рамками брифа и исходить нужно уже из готовой концепции — делать это непросто.

— Можете привести примеры разработок брендинга для клиентов?

— Да, был у меня один прямо очень интересный кейс. Пришла девушка, у нее студия ландшафтного дизайна, занимается созданием садов, благоустройством частных территорий. Она пришла сразу с запросом, что понимает примерно, как должен выглядеть ее бренд, но не знает, как это выразить словами. Она подробно заполнила бриф, потом мы с ней созвонились, я ей задала большое количество наводящих вопросов, и у нее уже начала складываться какая-то картинка. Потом на этапе моделирования бренда мы уже все ее пожелания проанализировали, в итоге поняли, что ей важно не только создавать ландшафтный дизайн — ей важно отразить личность человека, который будет владеть садом. Чтобы ему было комфортно, чтобы он ощущал определенную энергетику. И мы вывели такую концепцию, что сад — «как личность». Мы отразили это в логотипе, он получился у нас в форме лица. В результате удался классный, уникальный символ, который отражал заложенный нами смысл.

— Сколько стоит заказать полный брендинг, включающий фирменный стиль, логотип, продумывание концепции бренда, проработку видения?

— Сейчас цены на такой комплексный проект стартуют от 120 тысяч. Сюда входит сразу несколько элементов фирменного стиля, продумывание концепции, логотип. А дальше уже в зависимости от проекта сумма может меняться.

Обычно как долго делается брендинг? Есть ли какие-то сроки?

— В среднем обычно я говорю, что создание такого проекта займет три-четыре месяца. Но, как показывает практика, работа длится где-то полгода. Какое-то время нужно ждать обратной связи, неизбежно вносят какие-то правки, доработки. Бывает, и брифинг занимает определенное время.

— Получается, в год можно реализовать не больше двух таких масштабных заказов?

— Нет, именно в моей студии получается реализовать где-то пять-шесть таких масштабных проектов. То есть проекты идут параллельно. И нет такого, что при создании брендинга для одного клиента я отказываюсь от всех остальных заказов, нет. Так что в разработке обычно идет несколько проектов, все разных стадиях, одни на начальной, другие подходят к финишной прямой.

— Вы сами из Самары и все время работали отсюда, но недавно перебрались в Москву. Что вас сподвигло это сделать? Чего не хватает в Самаре для реализации в этой области?

— Именно мне не хватало живого общения с клиентами. Помимо этого, так как большинство клиентов из Москвы, мне хотелось их больше понимать — где они живут, в чем существуют. Также хочется видеть, как мои проекты реализуются. Вот в прошлом с году я приезжала в  Москву  и первым делом отправилась в магазин одежды (Stream), для которого создавала логотип. Очень классно видеть свою работу уже реализованной. В Самаре еще ни разу не было, чтобы реализовали какой-то проект.
Второе. Я часто работаю с типографиями, вообще люблю каллиграфию. У меня есть такая услуга — сопровождение печати. Так что в этом плане работать с клиентами стало удобнее, потому что не надо больше пользоваться услугами доставки. Еще в московских типографиях лучше выбор бумаги, в основном все поставщики бумаги из Москвы. Если в Самаре я что-то интересное придумывала для проекта, приходилось заказывать бумагу, потом ждать, плюс мне приходилось записывать заказчику видео, как она выглядит, а по видео довольно сложно понять, какой у нее на самом деле цвет.

— Сейчас непростое время. Происходят действительное глобальные изменения во всем мире. Как все это повлияло на ваше дело? Разорвали ли с вами контакты клиенты из-за рубежа?

— Из-за рубежа у нас сейчас в принципе не так много клиентов осталось. У нас ребята из Канады остались еще с тех времен. С ними мы продолжаем работать. Основная проблема была в способе оплаты, но ее в итоге удалось решить.
Самая большая проблема сейчас — нехватка бумаги. Приходится идти на компромиссы, потому что дизайнерская бумага, которую я раньше часто покупала для проектов, сейчас труднодоступна либо слишком дорога. Пока еще есть какие-то остатки на складах, но я понимаю, что ее становится все меньше.

— Я правильно понимаю, что все свои услуги вы продвигаете через Instagram?

— Да, большинство клиентов приходит именно оттуда.

— После его блокировки снизилось ли количество клиентов или все по-старому? И стали ли вы на всякий случай вести деятельность в других соцсетях?

— На самом деле я бы не сказала, что количество клиентов снизилось. Возможно, количество просмотров уже не то, что было раньше. Так же запросы приходят, так же приходят клиенты. Все мои постоянные клиенты смотрят истории, лайкают посты. Пока нет альтернативы Instagram, это сейчас самая удобная платформа для продвижения своих услуг.

— А не думали начать вести Telegram? Сейчас это популярное решение для блогеров и предпринимателей.

— Telegram тоже классная платформа. Я пока не совсем понимаю, как там продвигаться, в этом основная проблема. Чтобы запустить рекламу в Telegram, нужны большие бюджеты. Я начала вести там блог, но отдачи еще не было. Так что пока этот вариант стоит на паузе.

— Многие бренды ушли с территории РФ, и это огромный шанс для наших предпринимателей. Стало ли больше заказов, в связи с этим? Может, увеличилось количество запросов по разработке логотипов или больше людей стали обращаться с запросами о создании брендинга? Или все по-старому?

— Если честно, на ситуации это не сказалась. Я бы не сказала, что стала получать больше заказов. Сначала был просто спад, а сейчас все более или менее устаканилось и вернулось в привычное русло.

— Интересная ваша профессиональная точка зрения. Некоторые популярные западные бренды, чтобы окончательно не уходить, передали права российским бизнесменам. Как вы относитесь к ребрендингу некоторых таких компаний? Можете привести пример, когда это сделано качественно, а когда настолько лениво и посредственно, что даже стыдно?

— Я, с одной стороны, понимаю, что это бизнес и глупо тратить огромное количество времени на масштабный, продуманный ребрендинг, но, с другой стороны, мне не очень нравится существующая адаптация. Слишком уж прямо, как-то нелепо все выглядит, нет грамотного переосмысления.

— То есть ни одного примера, кто сделал бы хорошо?

— Ну вот из того, что сейчас делают… «Добрый кола» насмешил, конечно. Но вот пример KFC, наверное, самый интересный и грамотный вариант. Если они действительно вернутся к истокам, снова станут «Ростиксом» и сделают логотип, отражающий новую концепцию, то, мне кажется, из этого может получиться довольно занятная история, которая прервет череду не очень удачных адаптаций.

— Какие слова напутствия вы дали бы людям, только начинающим свой путь в сфере дизайна, брендинга?

— Учиться, не бояться, не обесценивать свою работу. То есть даже на начальных порах я рекомендую все равно брать хоть какие-то деньги за свою работу, потому что у нас на рынке много демпинга. На Западе эти услуги стоят намного дороже, даже если мы говорим о фрилансе. У нас люди этих профессий не очень себя ценят, поэтому происходят такое, что сами услуги не ценятся. Мы же сами в какой-то степени заказчиков воспитываем, так зачем им платить больше, если они могут такую же услугу найти дешевле? А изнутри вижу, что это тяжелая профессия, как и любая другая. Это не просто буковки нарисовать — и все. Так что обязательно цените свой труд.

Еще желательно найти себе наставника на первых порах, который будет тебе помогать, направлять твои творческие порывы в нужное русло. Я, например, около месяца работала вместе с арт-директором, он многое мне объяснил, показал и помог сориентироваться в профессии.

— Ваши главные качества?

— Я бы не сказала, что они хорошие, но в чем-то они мне помогли. Я крайне сумасшедший перфекционист, всегда стараюсь прыгнуть выше своей головы. Мне это не очень помогает, могу очень нервничать, переживать, чересчур поддаваться эмоциям, от чего потом буду отходить довольно долгое время… Но потом, оглядываясь назад, вижу, куда меня это в итоге продвинуло, какие проекты я смогла реализовать. Но вообще здорово, когда у тебя есть здравый перфекционизм. Вот именно его я сейчас стараюсь в себе развивать, потому что здоровый перфекционизм крайне важен в нашей профессии.

Что я рассказываю каждому пациенту о вакцине против ВПЧ

ВПЧ (вирус папилломы человека) — это вирус, передающийся через кожный и половой контакт. Это самая распространенная инфекция, передающаяся половым путем в Соединенных Штатах. Различные штаммы ВПЧ связаны с большинством видов рака шейки матки, генитальными бородавками и некоторыми редкими формами рака ануса, влагалища, полового члена, рта и горла.

К счастью, существует вакцина, чрезвычайно эффективная для предотвращения заражения ВПЧ, особенно если мальчики и девочки вакцинируются до начала половой жизни. Вот что я рассказываю всем своим пациентам о вакцине.

Вакцина очень, очень эффективна.

Если вы вакцинированы до контакта с вирусом, вакцина против ВПЧ на 97 процентов эффективна в предотвращении рака шейки матки и клеточных изменений, которые могут привести к раку. Кроме того, он почти на 100 процентов эффективен в предотвращении наружных остроконечных кондилом.

Вакцина, которую мы сейчас используем, защищает от девяти штаммов ВПЧ с самым высоким риском. К ним относятся штаммы, вызывающие большинство предраковых состояний и рака шейки матки, а также штаммы, вызывающие большинство наружных поражений и остроконечных кондилом.

Вакцина безопасна и важна для общественного здравоохранения.

Доказано, что вакцина очень безопасна и не имеет значительных рисков или побочных эффектов. И чем больше мы будем вакцинировать, тем больше у нас будет значительного снижения передачи ВПЧ и рака, связанного с ВПЧ.

Вакцина лучше всего подходит для детей, но ее могут получить и взрослые.

Идеальный возраст для вакцинации против ВПЧ — от 11 до 12 лет, но ее можно делать всем в возрасте от 9 до 26 лет. акушер-гинеколог может рассказать о том, нужна ли вам вакцина против ВПЧ. Вакцина одобрена для людей в возрасте до 45 лет.

В идеале делать прививки, когда вы получаете обычные прививки в детстве и подростковом возрасте. Поэтому большинство прививок делает педиатр или семейный врач. Но акушеры-гинекологи и другие медицинские работники также могут сделать контрольную прививку взрослым, если вы не были привиты ранее.

Вакцина по-прежнему полезна, даже если у вас уже был положительный результат на ВПЧ или если вы некоторое время были сексуально активны.

В большинстве случаев передача ВПЧ происходит, когда люди впервые начинают половую жизнь. Но женщины, которые уже дали положительный результат на ВПЧ, обычно не имеют положительного результата на все девять типов, от которых мы вакцинируемся. Поэтому в некоторых случаях мы рекомендуем этим пациентам пройти вакцинацию, если они еще этого не сделали. А если вы старше — в среднем возрасте, новичок в сфере знакомств и ведете активную половую жизнь — вам также следует спросить своего врача о вакцине.

Опубликовано: октябрь 2020 г.

Последнее рассмотрение: сентябрь 2022 г.

Copyright 2023 Американского колледжа акушеров и гинекологов. Все права защищены. Прочтите информацию об авторских правах и разрешениях.

Эта информация предназначена для информирования общественности. Он предлагает текущую информацию и мнения, связанные со здоровьем женщин. Он не предназначен для утверждения стандарта медицинской помощи. Это не объясняет все надлежащие методы лечения или ухода. Это не замена консультации врача. Прочитайте полный отказ от ответственности ACOG.

Законы, ограничивающие доступ подростков к абортам

Ежегодно в США беременеют почти 350 000 подростков в возрасте до 18 лет. Примерно 82% этих беременностей являются незапланированными. 55% беременных подростков рожают, у 14% случаются выкидыши, у 31% делаются аборты. (Институт Алана Гуттмахера (AGI), Специальный отчет: Статистика подростковой беременности в США: со сравнительной статистикой для женщин в возрасте 20–24 лет (1999 г.).)

Многие штаты рассмотрели или приняли законы, запрещающие подросткам до 18 лет делать аборт если они не связаны с родителем или не обращаются в суд. Эти законы принимают две формы: некоторые требуют, чтобы клиника или врач получили согласие родителя (родителей) подростка до аборта подростка; другие требуют, чтобы родители были уведомлены перед процедурой. Хотя все надеются, что подростки могут обратиться к своим родителям, когда сталкиваются с незапланированной беременностью, и на самом деле большинство подростков так и делают, законы, запрещающие подросткам получать медицинскую помощь, если они не могут поговорить с родителем, ставят под угрозу их здоровье и безопасность и не увеличивают семейное общение.

Большинство подростков добровольно привлекают своих родителей к принятию решения об аборте

Большинство несовершеннолетних, делающих аборт, делают это с ведома по крайней мере одного из родителей. Согласно общенациональному опросу более 1500 незамужних несовершеннолетних, сделавших аборт в штатах, где нет законов об участии родителей, 61% молодых женщин обсуждали решение сделать аборт хотя бы с одним из родителей. Чем младше подросток, тем больше вероятность того, что она добровольно обсуждала аборт со своим родителем. На самом деле 90% несовершеннолетних в возрасте до 15 лет привлекали родителей к принятию решения об аборте. Большинство подростков, которые не разговаривали с родителями, обращались к другому взрослому, которому доверяли. (Стэнли К. Хеншоу и Кэтрин Кост, «Родительское участие в принятии решений об абортах для несовершеннолетних», 24 Family Planning Perspectives 196, 200 (1992).)

Меньшая часть подростков, которые добровольно не консультируются с родителями, как правило, имеют веские причины не делать этого. Многие происходят из семей, где такое объявление только усугубило бы и без того нестабильное или неблагополучное семейное положение. Одно исследование показало, что 22% подростков, которые не сказали родителям о своем решении сделать аборт, опасались, что, если они расскажут родителям, их выгонят из дома.

Более 8% опасались физического насилия над ними, потому что раньше их били родители. Из тех, кто не сообщил родителям, 12% не жили ни с одним из родителей, а у 14% родители злоупотребляли наркотиками или алкоголем. (Хеншоу и Кост.)

Опыт показывает, что страхи подростков вполне обоснованы. Например, одну из самых первых подростков, которая была вынуждена уведомить родителя в соответствии с законом Колорадо об уведомлении родителей, выгнали из дома, когда ее мать узнала о беременности. Ее мать взяла деньги, которые подросток накопил на аборт, и пригрозила отречься от нее, если она согласится на эту процедуру. Когда подросток позвонила в клинику, чтобы перенести встречу, она жила в машине друга. Закон не только не укрепил ее семью и не помог принять взвешенное решение, но разрушил ее отношения с матерью и оставил ее без крова из-за нежелательной беременности. Ее опыт далеко не уникален.

Государственное вмешательство в семейные отношения не делает семьи крепче

Для подростков, которые чувствуют, что они не могут безопасно обратиться к своим родителям, государственное принуждение ничего не меняет. Нет никаких доказательств того, что обязательное участие родителей на самом деле увеличивает скорость, с которой подростки рассказывают своим родителям о своей беременности и запланированных абортах. (Robert Wm. Blum, et al., «Влияние закона об уведомлении родителей на принятие решений об абортах среди подростков», 77 American Journal of Public Health 619, 620 (1987).) Как установил Верховный суд штата Нью-Джерси, признав закон этого штата об уведомлении родителей неконституционным, закон «не может превратить домохозяйство с плохими коммуникационными линиями в образец идеальной американской семьи». (Planned Parenthood v. Farmer, 762 A.2d 620, 637 (Нью-Джерси, 2000 г.)). доступ к абортам только вызывает дальнейшие задержки. Например, после принятия в штате Миссури закона о родительском согласии доля абортов во втором триместре среди несовершеннолетних увеличилась на 17%. (Расчеты AGI основаны на данных Вики Хауэлл Пирсон, «Закон о согласии родителей штата Миссури и результаты подростковой беременности», 22 Women and Health 47, 53 (19).

95).) Хотя аборт безопаснее, чем роды, более поздние аборты сопряжены с большим медицинским риском и их труднее получить, поскольку они дороже и их выполняет меньшее количество врачей.

Кроме того, поскольку обязательное участие родителей в решении подростка об аборте может помешать подросткам сделать желаемый аборт, это может привести к тому, что подростки понесут физические, эмоциональные, образовательные, экономические и социальные издержки, связанные с вынашиванием детей в подростковом возрасте.

Ведущие медицинские группы выступают против обязательного участия родителей

Поскольку эти законы ставят под угрозу здоровье и безопасность подростков и не создают лучших семей, все основные медицинские организации, включая Американскую медицинскую ассоциацию, Американскую академию педиатрии, Общество подростковой медицины, Американский колледж Акушеры и гинекологи, а также Американская ассоциация общественного здравоохранения выступают против законов, обязывающих родителей участвовать в принятии решений об абортах несовершеннолетних.

Эти законы несправедливо выделяют тех беременных подростков, которые выбирают аборт

Риск, связанный с задержкой или отказом в медицинской помощи, намного превышает затраты, связанные с разрешением подросткам самостоятельно соглашаться на услуги по прерыванию беременности. Каждый штат в стране признал этот факт, когда речь идет о подростках, которые решили сохранить беременность и завести детей. Например, ни один штат не требует от молодой женщины получения согласия родителей на услуги дородового ухода и родовспоможения; ни один штат не требует, чтобы родители были уведомлены о положительном результате теста на беременность дочери; все штаты, кроме пяти, разрешают несовершеннолетним отдавать своего ребенка на усыновление без участия родителей; и во всех штатах подросткам разрешено давать согласие на лечение заболеваний, передающихся половым путем. Государства требуют участия родителей только в том случае, если подросток решает сделать аборт. Если подростки могут самостоятельно давать согласие на услуги, связанные с родами, и даже на роды с помощью кесарева сечения, гораздо более опасной процедуры, чем аборт, то не может быть причин, связанных со здоровьем, для отказа им в праве добровольно давать согласие на аборт.

(Хизер Бунстра и Элизабет Нэш, «Несовершеннолетние и право на согласие на медицинское обслуживание» 3 Доклад Гуттмахера о государственной политике 4, 6–7 (август 2000 г.) 9 )

Для многих молодых женщин обращение в суд за отказом не является реальной альтернативой

Чтобы быть конституционными, законы, предписывающие участие родителей, должны позволять подросткам обращаться в суд, чтобы просить об отказе от требования. Но принуждение молодых женщин, которые не могут обратиться к своим родителям, обращаться в суд и раскрывать подробности своей личной жизни посторонним людям, вызывает у них необычайный страх, тревогу и стыд. Многие подростки слишком боятся идти в суд и разговаривать с судьей, чтобы сделать это реальной альтернативой.

Кроме того, обращение в суд и ожидание решения судьи может привести к значительным задержкам. Эти задержки не только увеличивают риск процедуры, но и, поскольку цена аборта существенно возрастает, а количество врачей, предоставляющих услуги по мере развития беременности, отсрочка делает аборт недоступным для некоторых подростков.