Любовь это страдание: как справиться с зависимостью от партнера

«Любовь или зависимость»

Много копий сломано в спорах о том, есть ли на свете любовь или все это сказки для романтических барышень. Да и как понять, любовь это или зависимость?
Часто можно встретить мнение, что любовь- это мука. Страдание, страсть, которая бурлит и мучает годами. Именно этот взгляд мы встречаем в лучших образцах литературы и кино.
Мне нравится определение любви из трактата «Ветка персика». «Три источника имеют влечения человека: душу, разум и тело. Влечения души порождают дружбу. Влечение ума порождают уважение. Влечения тела порождают желание. Соединение трех влечений породжает Любовь.»

В жизни часто не все так просто и понятно. Отношения могут приносить много боли и страдания. Люди ссорятся навсегда и потом снова их тянет друг к другу. Некоторые пары разводятся и снова оформляют брак или просто живут вместе. Можно услышат о таких историях «Вот это страсть! » или «Как у вас все сложно!»

«И вместе не можем, и друг без друга плохо». Так описывают отношения клиенты на приеме у психолога . Именно эти отношения и рвут душу, и выйти из них бывает очень трудно. А если они оканчиваются, то часто это переживается как жизненная трагедия.

В этих отношениях очень много чувств и эмоций, а значит много жизни. Много болезненных и разрушительных переживаний , но всегда очень много чувств положительных. Особенность зависимости в том, что чувства тотальны, охватывают человека целиком и полностью. И если сегодня хорошо, то вчерашнее плохо даже не всплывает в сознании. И наоборот.

Появляются так называемые эмоциональные качели. Хорошие периоды — теплые отношения, безграничное доверие к партнеру, состояние эйфории — сменяются периодами разрушительными. Ненависть, ревность, опустошение полностью вытесняют из сознания вчерашнюю нежность и взаимопонимание. Постепенно хорошие периоды становятся все более редкими и короткими, а периоды отчаяния удлиняются.

В зависимых отношениях важную роль играют наши потребности. И если ответить себе честно на вопросы, это облегчит вам принятие решения.

«Что я получаю в этих отношениях? Кто для меня мой партнер?»

Защита и опора.
Он для меня объект заботы и опеки.
Мне с ним весело и интересно.
Тот, кого нужно воодушевлять и вдохновлять.
Мне нравится обожание и восхищение в его глазах.
Он меня понимает и жалеет. Хвалит.
Наставник и учитель. Он старше, у него есть жизненный опыт.
Он решает мои проблемы, я сама не справлюсь.

А кто Я для своего партнера?

Заботливая мама.
Строгий отец.
Тренер.
Спасатель и Духовный гуру в одном лице. Определяю путь жизни и развития другого человека и усиленно толкаю его в нужном направлении.
Маленькая девочка, которую нужно защищать.

Как узнать, насколько благополучны отношения в паре?

Признаки зависимости

1. К человеку сильно тянет.
2. Зацикленность. На тебе сошелся клином белый свет.
3. С ним плохо, а без него еще хуже.
4. Компульсивные действия, которые человек не контролирует (отслеживание действий партнера в соц. сетях и Viber).
5. Умом все понимаю, а ничего не могу с собой сделать.
6. Сон, аппетит, настроение и вся жизнь зависит от его звонка и поведения.
7. Невозможность построить отношения не осознается. Не верится. Кажется, вот-вот и он исправится.

Жить в зависимости — это как будто отдать свое сердце другому человеку. Если он уйдет с вашим сердцем, конечно, как же жить? Те, кто легко отдает часть себя другому, обычно находит себе эмоционально холодного партнера, не способного любить и заботиться. Т.е. с детства неудовлетворенная потребность в любви с одной стороны и неспособный ее дать человек с другой. Партнер, конечно, будет напоминать кого-то из родителей.

Представьте, что ваш партнер уходит. Что вы ощущаете? Какая первая реакция? Не мысль, а именно ощущение? Если вы чувствуете страх, боль, пустоту, то вы эмоционально зависимы. Если тепло или легкая грусть, то вы его отпустили.

Любовь — отношения взрослых, самостоятельных людей, которые умеют жить. Решают свои проблемы, умеют выстраивать границы в отношениях, говорить открыто о своих потребностях и договариваться. Умеют просить и принимать отказ. Умеют смотреть правде в глаза и искренне просить прощения. Умеют находить себе занятия и поддерживать себя. Любовь – когда я могу прожить без тебя, но выбираю с тобой.

Вот девять характерных черт зрелой любви, которые обозначены психоаналитиком Отто Кернбергом:

1. Интерес к жизненному плану партнера (без разрушительной зависти).

2. Базовое доверие: обоюдная способность быть открытыми и честными, даже в отношении собственных недостатков.

3. Способность к настоящему прощению, в отличие как от мазохистического подчинения, так и от отрицания агрессии.

4. Скромность и благодарность.

5. Общие идеалы как основа совместной жизни.

6. Зрелая зависимость: возможность принять помощь (без стыда, страха или вины) и оказать помощь. Справедливое распределение задач и обязанностей – в отличие от борьбы за власть, обвинений и поисков правых и виноватых, которые ведут к взаимному разочарованию.

7. Постоянство сексуальной страсти: любовь к другому, несмотря на телесные изменения и физические недостатки.

8. Признание неизбежности потерь, ревности и необходимости защищать границы пары. Понимание, что другой не может любить нас точно так же, как мы любим его.

9. Любовь и оплакивание. В случае смерти или ухода партнера потеря позволяет нам в полной мере понять, какое место он занимал в нашей жизни, что ведет к принятию новой любви без чувства вины.

Хочу окончить свой рассказ словами писательницы и журналистки Тамрико Шоли.

«Когда вы хотите, чтобы вас трогали, ласкали, возбуждали, сжимали и тискали – это страсть.
Когда вы хотите, чтобы о вас всячески заботились, решали ваши проблемы, делали вам подарки, обеспечивали вас, — это инфантилизм.
Когда вы хотите, чтобы вас неистово любили, жить без вас не могли, разделяли с вами все свое время и отвели все остальное на второй план – это эгоизм.
Когда вы хотите срочно родить ребенка от конкретного человека – это биология и конкретный план. А чаще всего — зависимость от социальных норм. Когда вы хотите, чтобы он срочно сделал вам предложение \ она согласилась стать вашей женой – это зависимость от общественного мнения.
Когда вы любите – вы ничего не хотите.
Вы ходите по квартире, чистите зубы, отправляете рабочие письма, покупаете хлеб, меряете туфли, переживаете о деньгах, пьете кофе, звоните подруге – и одновременно любите того человека.
Да, это не практично, иррационально и странно.
Но именно это и есть любовь.
Все остальное – просто человеческие страсти.
Любовь – не имеет практичного внешнего проявления и результата.
Любовь – это просто приятное тепло внутри вашего тела.
И это лучшее из того, что можно ощущать…»

«Цена любви – боль, страдание»

Фото
Getty Images

«Если вы регулярно ходите в церковь, то, наверное, замечали женщину лет сорока-пятидесяти, которая каждое воскресенье, точно за пять минут до начала службы незаметно проскальзывает к своему обычному месту на боковой скамейке в самом дальнем углу храма. Как только служба заканчивается, она бесшумно, но быстро направляется к дверям и исчезает прежде, чем кто-либо из прихожан выйдет из церкви. Если бы вы пошли с ней рядом (хотя вряд ли это возможно) и пригласили вместе выпить кофе, который подают после воскресной службы, то она вежливо поблагодарила бы вас, беспокойно поглядывая в сторону, и, сославшись на неотложное дело, бросилась бы прочь.

Если бы вы могли последовать за ней, чтобы узнать, что же это за неотложное дело, то увидели бы, что она возвращается прямиком домой, в свою крохотную квартиру, где окна всегда зашторены, отпирает дверь и, войдя, тут же снова запирает ее на ключ и в это воскресенье уже не выходит. Если бы вы могли и дальше наблюдать за ней, то узнали бы, что она выполняет работу машинистки низкой категории в большом офисе, где молча получает свою стопку листов рукописи, печатает ее без ошибок и так же молча возвращает потом выполненную работу. Она съедает свой завтрак за рабочим столом, и у нее нет друзей. По дороге домой она заходит всегда в один и тот же безликий супермаркет и покупает там немного продуктов, после чего исчезает за дверью своей квартиры до начала следующего рабочего дня.

В субботу перед вечером она сама идет в ближайший кинотеатр, где фильмы меняются раз в неделю. У нее есть телевизор, но нет телефона. Ее почтовый ящик почти всегда пуст. Если бы вам удалось вступить с ней в разговор и сказать, что ее жизнь кажется такой одинокой, то она ответила бы, что одиночество ей приятно. А были ли у нее когда-нибудь хотя бы домашние животные? Да, у нее была собака, которую она очень любила, но собака погибла восемь лет назад, и теперь никакая другая не сможет заменить ее.
Кто эта женщина? Мы не знаем ее душевных секретов. Мы знаем только, что вся ее жизнь сводится к тому, чтобы избегать всякого риска, и в этом стремлении она не только не расширяет свое «Я», но сузила и уменьшила его почти до не-существования.
Если вы устремляетесь к другому человеческому существу, то всегда есть риск, что это существо устремится прочь, оставляя вас в еще более мучительном одиночестве, чем раньше. Вы полюбите какое-нибудь живое существо – животное, растение, – а оно умирает. Вы доверяетесь кому-то – и можете жестоко пострадать. Вы зависите от кого-то – и он может предать вас. Цена любви – боль, страдание. Если некто решил не подвергать себя риску страдания, то ему придется обойтись без многих вещей – не вступать в брак, не заводить детей, лишить себя амбиций, дружбы, восторгов секса – всего того, что делает жизнь живой, полной смысла и значения. Двигаться или расти в любом измерении можно только ценой страдания и радости. Полная жизнь обязательно будет полна страданием. Но альтернативой может быть только – не жить полной жизнью или не жить вообще.

Сущность жизни есть изменение, карнавал развития и разложения. Выбирая жизнь и развитие, мы выбираем перемены и неизбежную смерть. Вероятной причиной изолированной, ограниченной жизни той женщины было переживание или ряд переживаний, связанных со смертью; для нее оно оказалось настолько болезненным, что она предпочла никогда больше не встречаться со смертью, даже если откупиться придется жизнью. Избегая переживаний смерти, она должна была избегать заодно развития и перемен.
Действие любви, то есть расширение собственного «Я», требует либо работы (движения против инерции лени), либо мужества (преодоления страха). Когда мы расширяем свое «Я», то оно, можно сказать, вступает на новую, незнакомую территорию. Наше «Я» становится новым и иным. Мы делаем то, чего не привыкли делать. Мы изменяемся. Ощущение перемен, непривычная деятельность, незнакомая страна, где все не так, – это пугает. Так было всегда, и так всегда будет. Люди по-разному справляются со своим страхом перемен, но этот страх неизбежен, если они действительно этих перемен хотят. Мужество – это не отсутствие страха; это действие вопреки страху, преодоление сопротивления, порождаемого страхом неизвестного, страхом будущего. На некотором этапе духовный рост, а следовательно, и любовь требуют мужества и неминуемого риска».

Подробнее см. С. Пек «Непроторенная дорога» (София, 2008).

Текст:Ксения Татарникова

Новое на сайте

Как выйти из конфликта с «токсиками» и «энергетическими вампирами»

10 цитат Элизабет Кюблер-Росс, которые учат ценить жизнь и принимать смерть

«Вытащили маму из секты, но теперь она каждый день плачет из-за своей судьбы. Как помочь?»

Код успеха: что такое адаптивный интеллект — 5 способов развития

Вечная жизнь: нужно ли людям бессмертие — размышления философа

«Родители всю жизнь не учитывали мои интересы — теперь я сама не знаю, чего хочу»

«Меня бросил муж. Я начала новые отношения — и живу в ожидании сообщений»

Когнитивная простота: откуда берется склонность к манипуляциям — интервью психолога

Тайна любви и искупление страданий | Журнал церковной жизни

Младенец и его мать

Искупление страданий и тайна любви неразделимы. Реакция на страдание заключается не в том, чтобы перестать заботиться — это, по сути, и есть ад, — а в том, чтобы испытать заботу, которая поддерживает нас в нашей человечности, какой она должна быть. Это искупление, которое ищет сердце.

Следующий пример должен помочь нам понять аргумент. Маленький мальчик падает во время игры и царапает колени и руки. На короткое мгновение он стоит на тротуаре, как будто обдумывая свое состояние. Затем он оглядывается и видит вдалеке свою мать. Он встает и, громко плача, как бы в самом мучительном отчаянии, бежит в объятия матери. Она целует и утешает его успокаивающими замечаниями. Плач ребенка как бы сначала усиливается, словно исходит из глубины его души, но потом быстро стихает. Неудивительно, что через пару минут он даже улыбается. Раны остаются незалеченными — боль не исчезла, — но что-то случилось такое, что ребенок больше не страдает. Почему?

Человеческое страдание имеет два измерения: субъективное и объективное. В нашем примере выше объективное страдание ребенка явно связано с болью от его царапин. Это физический источник страдания. Однако есть и другой аспект этого страдания. Назовем его психологическим. В нашем примере это будет боль от невозможности продолжать играть или, может быть, смущение от того, что кто-то увидит, как он падает.

Но это еще не все. Есть что-то еще, переживаемое впервые, возможно, в те моменты удивления перед тем, как ребенок заплачет. Да, может быть, ребенок, испугавшись своего падения, еще не до конца осознал, что произошло. Но я не думаю, что это все. Как бы мы ни представляли себе это у маленького ребенка, его удивление также содержит в себе восприятие несправедливости, несправедливости. Этого не должно происходить. Почему это происходит?

Возможно, это недоумение, этот протест усилились, когда он заметил свою мать, потому что она напоминает ему обо всем хорошем и прекрасном в жизни, какой он ее знает. Именно поэтому он начинает тогда плакать. Кто-то может подумать, что это только для того, чтобы привлечь к себе внимание. Я предполагаю, что это еще не все. Его крик — это тоже крик протеста, и на данный момент внимание его матери (когда он ее видит и когда она начинает его утешать) усиливает этот протест. Однако именно это и победила его материнская любовь. Ибо, в конце концов, страдание преображается любовью.

Маленький ребенок в нашем примере прав: он не должен был падать. Маленькие дети, играя, не должны падать и травмироваться. Осознание этого маленького, может быть, незначительного зла — лишь намек на то, что действительно может произойти в этом мире: страдания детей, умирающих от голода или стихийного бедствия. Моральные страдания, переживание этого зла не могут быть преодолены с помощью физической и психологической терапии. Нравственное страдание в конечном счете воспринимается как абсурд: на вопрос «почему» зла нельзя ответить ни в рамках физического, ни даже психологического порядка, потому что зло имеет свои корни в чем-то потустороннем.

Вот почему человеческие страдания не могут быть полностью облегчены с помощью медицины и психотерапии. Это может казаться таковым, если непосредственный повод для страдания может быть устранен или если подавлено его самое глубокое измерение. Но это не настоящее исцеление. Настоящее исцеление происходит, когда имеет место духовное измерение страдания. Вот почему здравоохранение, подходящее для человека, должно стремиться к облегчению страданий, которые могут возникнуть, даже если невозможно напрямую облегчить физическую или психологическую боль. Как это делается?

Мы можем начать понимать это, вернувшись к нашему примеру с маленьким ребенком. Его мать ничего не сделала, чтобы излечить его физическую боль. Какое бы психологическое страдание ни испытывал ребенок, оно не лечится напрямую. Его матери не нужно говорить ему ничего вразумительного; на самом деле, если бы она попыталась объяснить ему, что он должен был быть более осторожным или почему земля скользкая по той или иной причине, ребенок, вероятно, заплакал бы еще больше.

То, что делает мать, затрагивает глубины его страданий. Она трогает и успокаивает рану в его душе. Она делает это, утверждая отношения любви между ними двумя. Любовь позволяет ей разделить бремя сына и таким образом облегчить его, а то и вовсе снять. Это внутреннее исцеляющее прикосновение, ставшее возможным благодаря ее любви, облегчает даже психологические и физические страдания ее сына.

Свобода любить

Но любовь невозможна без свободы; но свобода допускает возможность действовать против любви. Свобода любить — это то, что позволяет человеку избежать ограничений того, что наука называет природой, и испытать справедливость и несправедливость.

Особенно показательно ощущение свободы. Я чувствую себя свободным, когда мои потребности удовлетворяются во всех их измерениях и проявлениях. Свобода, таким образом, есть способность к совершенству, способность стать совершенным.

Но мы прекрасно знаем, что ничто никогда не удовлетворяет нас так, чтобы мы никогда не захотели большего или чего-то еще. Наши сердца желают бесконечного счастья, бесконечного удовлетворения. Свобода — это способность к бесконечности. Я свободен каждый раз, когда иду по пути, ведущему меня в бесконечность, к звездам. Если я выбираю действовать определенным образом, который отделяет меня от моей бесконечной судьбы, я теряю часть своей свободы и приближаюсь к этой пропасти несвободы, то есть «неспособности больше любить». Я могу быть спасен только тогда, когда притяжение бесконечности побеждает все, что увлекает меня от нее. Это искупление моей свободы.

Искупление страдания, неотделимое от драмы свободы, должно также принимать форму привлекательного, любящего присутствия того «Кого-то очень великого», кто ведет меня в бесконечность, которую я потерял из виду. Этот Кто-то желает сострадать мне и поддерживать меня как способного к бесконечности, то есть как свободного. Какова бы ни была Тайна моего происхождения и судьбы, она должна каким-то образом обладать и определяться этой способностью поддерживать мою свободу любить через сострадание. Если я назову эту Тайну «Богом», то каким-то образом идентичность Бога должна быть выражена как Бесконечная Любовь, открывающаяся через сострадание с человечеством.

Преображающее событие

Страдание можно искупить только благодатью, любовью, признанной безусловной, безграничной, бесконечной. Парадоксально, но драма невинных страданий, которая может заставить нас отрицать Бога и ненавидеть саму возможность существования Бога, также может привести нас к открытию Бога. Сострадать, однако, означает рисковать нашей идентичностью, и Бог, который избавляет нас от страданий, также должен желать и быть способным пойти на этот риск, предстать перед нами «небожественным» или отличным от абсолютной силы, с которой мы ассоциируем себя. божественность. Как сказал еврейский философ Эммануэль Левинас, если и существует «воплощение Трансцендентности», то оно может принять только форму абсолютного смирения.

Люди могут смиренно сострадать тем, кого любят, но, в конце концов, это сострадание может быть лишь ограниченным. Наша идентичность, так сказать, недостаточно сильна, чтобы полностью поддерживать идентичность того, кто страдает. В конце концов, человеческая любовь сама по себе всегда сталкивается со смертью. Вы не можете любить кого-то так сильно, чтобы предотвратить смерть этого человека. Но что, если сострадатель — автор нашей идентичности? Тогда это сострадание было бы сильнее смерти.

Искупление «божественным» состраданием, следовательно, не есть дело справедливости, исправляющей несправедливость страдания, как представлял себе Иван Карамазов. Такие категории не имеют смысла, если любовь — это последнее слово, описывающее драму человеческого существования. Но если человеческое существование не о любви, то оно и не о свободе. В таком случае замечание Кейджа о том, что в мире существует ровно столько страданий, было бы правильным ответом на тот ужас, который испытали Иван Карамазов, Жермен Грир, Эли Визель и многие-многие другие, кто только за прошедшее столетие наткнуться на тайну беззакония, которая есть ад.

Искупление страдания, как показывает наш опыт, не может быть найдено как «окончательный ответ» на проблему: оно может быть только событием, которое трансформирует драму страдания в драму любви и показывает, что любовь сильнее, чем его отрицание. Возможность этого события поддерживает реальную надежду и непоколебимую решимость защищать и отстаивать человеческую свободу и достоинство человеческой жизни.

Искупление не избавляет от страданий. В самом деле, как страдание создает «мир» страданий, так и искупление страданий создает сообщество тех, кто любит и предлагает дом тем, кто страдает. Его присутствие в мире страданий представляет собой приглашение для свободных людей принять новое призвание, новую миссию: присоединиться к сообществу «искупительного страдания», помочь восполнить то, чего может не хватать в его внутренних ресурсах, чтобы предложить дом для тех, кто страдает, избавляя их от одиночества, которое есть ад.

Примечание редактора. Это эссе является выдержкой из Крик сердца: о значении страдания  (Сиэтл: Slant Books, 2023). Все права защищены.

Избранное изображение: Фото Петра Паливоды, Фрагмент алтаря Святой Марии работы Вита Ствоша в Кракове, Польша, Сцена Успения (ок. 1480 г.), снято 22 июля 2009 г.; Источник: Викисклад, CC BY 3.0.

Любовь ведет к страданию, но мы рискуем любить, потому что должны

Мнение

Духовность

Видение души

(Unsplash/Санидж Каллингал)

Хайди Рассел

Просмотреть профиль автора

Присоединяйтесь к беседе

Присылайте свои мысли на Письма в редакцию . Узнать больше

8 января 2019 г.

«Бог никогда не обещал нам, что мы не будем страдать». Эти слова задели во мне болезненную, но правдивую струну, когда друг произнес их, когда мы стояли и разговаривали на поминках 27-летней женщины, матери годовалого ребенка и жены, которая тоже умерла от рака. молодой.

Мы стояли там, наблюдая боль, которую инстинктивно чувствует, что никто никогда не должен терпеть, если наш Бог — любящий Бог — если на самом деле наш Бог — это любовь. И все же реальность такова, что христианство не учит нас тому, что мы не будем страдать. Верно и обратное. Любовь ведет к страданию.

Буддизм признает эту великую истину в учении о Четырех Благородных Истинах, и поощряет любить без привязанности, без желаний, без попыток удержаться за то, что или кого мы любим. Христианство также учит, что любить — значит страдать — страдать за других и вместе с ними, примером чего является распятый Христос, распростёрший свои руки и умерший за любовь. Божий ответ на наши страдания состоит в том, чтобы страдать вместе с нами на кресте и воскресить это страдание в новую жизнь. Тем не менее, зная все это, я не мог не быть опустошен безвременной кончиной этой молодой женщины. Как я мог доверять Богу перед лицом такой трагедии?

До этого момента я не осознавал до конца, что мое представление о Боге было Богом, который все исправлял, который в конце концов заставлял все идти хорошо. Я обнаружил, что этот образ Бога — это Бог привилегированных, Бог тех, кто не пострадал. С тех пор, когда я разговариваю с людьми, я обнаруживаю, что существует разделение в том, как люди познают Бога — те, кто пережил великую трагедию, и те, кто не пострадал. Перефразируя К. С. Льюиса, страдание — это «великий бунтарь» — мои кумиры не выдержали.

В своей книге Вечный год теолог Карл Ранер предполагает, что когда человек испытывает отсутствие Бога, его образ Бога больше не работает. Единственный способ восстановить доверие перед лицом такого отсутствия — отпустить образ и отдаться тайне.

Бог как любовь не обещает, что мы не будем страдать. Бог обещает нам, что когда мы страдаем, мы любим. Бог не обещает исправить то, что сломано; Бог обещает присутствовать посреди разрушения.

Реклама

Этот источник любви, который мы называем Богом, открывается в личности Иисуса Христа, слове любви среди нас, и в Святом Духе, Бог как любовь, проявленная внутри нас и среди нас. Единственное противоядие от сокрушенности мира — это отдаться любви, позволить этой любви действовать в нас и через нас, даже если мы знаем, что в конечном итоге это может привести к разбитому сердцу.

Любовь и доверие к конечному миру обречены на разочарование. Помимо неизбежного опыта смерти, наша жизнь также полна невыполненных обещаний, предательств, людей в их человечности, которые снова и снова нас подводят, или, возможно, наша собственная человечность и сломленность заставляют нас саботировать наши отношения. Мы испытываем эту человеческую надломленность в наших возлюбленных, наших семьях и наших друзьях.

Итак, возникает настоящий вопрос, как получается, что мы продолжаем любить? Почему мы продолжаем рисковать сердцем, чтобы снова довериться, дать кому-то второй шанс или начать все сначала с кем-то новым? Ранер предполагает, что наше желание полностью довериться другому человеку полностью исполняется в личности Иисуса Христа. Тот, кто любит склонного к ошибкам человеческое существо, каким-то образом утверждает единственную человеческую личность, которая не разочаровывает, которая является совершенным выражением Бога как Любви в мире.

Писание говорит нам, что мы любим, потому что Бог в первую очередь любит нас (1 Иоанна 4:19). Человек не может существовать без любви. Бог создал нас для отношений, для любви. Психология и неврология продемонстрировали то, что мистики учили нас воспринимать глазами души: мы запрограммированы на любовь. В нашем мозгу есть целая аптека нейрохимических веществ, которые способствуют любви, желанию и привязанности и позволяют нам испытывать доверие, щедрость, альтруизм и сопереживание.

Джудит Хорстман в The Scientific American Book of Love, Sex and the Brain: The Neuroscience of How, When, Why and Who We Love , объясняет, как в исследованиях визуализации мозга видно, что любовь «зажигает» наш мозг.

Не менее интересными, чем активные части мозга, согласно Хорстману, являются менее активные части: страх, горе и самозащита. Поэтому, когда мы читаем в Писании, что совершенная любовь изгоняет страх (1 Иоанна 4:18), в этом утверждении есть истина как на физическом, так и на духовном уровне. Любовь действительно изгоняет страх. Таким образом, то, как работает наш мозг, помогает нам продолжать рисковать любовью в эпоху недоверия. Любовь, духовное осознание, проявляется и становится противоядием от недоверия.

Мы продолжаем любить, потому что должны, если хотим быть людьми. Мои отношения с Богом теперь изменились, но отношения продолжаются. Я больше не ожидаю, что Бог что-то «исправляет». Чудо, о котором я сейчас молюсь, заключается не в том, чтобы изменить исход истории, а в том, как я могу проявить Божью любовь посреди горя и страданий мира.