Дневник казановы: Книга: «Мемуары» — Джакомо Казанова. Купить книгу, читать рецензии | ISBN 978-5-389-02105-1

Содержание

Джакомо Казанова — Мемуары читать онлайн

12 3 4 5 6 7 …148

Казанова Джакомо

Мемуары

В качестве предисловия публикуется очерк Стефана Цвейга «Эпоха великих авантюристов»

Эпоха великих авантюристов

Героическая эпоха авантюристов

Четверть века отделяет Семилетнюю войну от Французской революции, и все эти 25 лет над Европой стоит душное безветрие. Великие династии Габсбургов, Бурбонов и Гогенцоллернов устали воевать. Бюргеры безмятежно покуривают, пуская дым кольцами, солдаты пудрят свои косы и чистят ненужные уже ружья; измученные народы могут, наконец, немного передохнуть, но князья скучают без войны. Они скучают смертельно, все эти германские, итальянские и прочие князьки в своих крохотных резиденциях, и им хочется, чтобы их забавляли. Да, ужасно скучно этим беднягам, всем этим мелким в их призрачном величии курфюрстам и герцогам, в их свежеотстроенных, еще сыровато-холодных дворцах в стиле рококо, несмотря на всякие потешные сады, фонтаны и оранжереи, зверинцы, парки с дичью, галереи и кунсткамеры.

На выжатые кровью деньги и с проворно разученными у парижских танцмейстеров манерами они, как обезьяны, подражают Трианону и Версалю и играют в «большую резиденцию» и «короля-солнце». От скуки они становятся даже покровителями искусств и интеллектуальными гурманами, переписываются с Вольтером и Дидро, собирают китайский фарфор, средневековые монеты и барочные картины, заказывают французские комедии, зазывают итальянских певцов и танцоров — и только властелину Веймара удается пригласить к своему двору нескольких немцев Шиллера, Гете и Гердера. В общем же, кабаньи травли и пантомимы на воде сменяются театральными дивертисментами — ибо всегда в те моменты, когда земля чувствует усталость, особую важность приобретает мир игры — театр, мода и танец.

И князья стараются перещеголять друг друга в денежных тратах и дипломатических ухищрениях, чтобы отбить друг у друга наиболее интересных развлекателей, наилучших танцоров, музыкантов, певцов-органистов. Они переманивают друг у друга Глюка и Генделя, Метастазио и Гассе, так же, как каббалистов и кокоток, фейерверкеров и охотников на кабанов, либреттистов и балетмейстеров, ибо каждый из этих князьков хочет иметь при своем маленьком дворе самое новое, самое лучшее и самое модное — в сущности, скорее назло мелкопоместному соседу, чем себе на пользу.

И вот у них — церемониймейстеры и церемонии, каменные театры и оперные залы, сцены и балеты, — недостает лишь еще одного, чтобы разогнать скуку захолустного города и придать настоящий светский вид безнадежно приевшимся физиономиям неизменных шестидесяти дворян, а именно — знатных визитеров, интересных гостей, космополитических иностранцев- живую газету, — словом, несколько изюминок в квашеном тесте, маленького ветерка из большого света в душном воздухе уместившейся в тридцати уличках резиденции.

И лишь только об этом распространится молва, — глядь, из невесть каких уголков и укромных местечек уже катят всякие искатели приключений под сотнями личин и одеяний, ночь спустя они подкатывают в почтовых экипажах и английских колясках и широкой рукой снимают самую элегантную анфиладу комнат в самой лучшей гостинице. На них фантастические мундиры каких-нибудь индостанских или монгольских армий, и они носят громкие фамилии, которые на деле являются такой же имитацией, как и фальшивые камни на пряжках их туфель.

Они говорят на всех языках, твердят о своем знакомстве со всеми властителями и выдающимися людьми, они будто бы служили во всех армиях и учились во всех университетах. Их карманы наполнены проектами, языки трещат смелыми обещаниями; они замышляют лотереи и дивертисменты, государственные союзы и фабрики, они предлагают женщин, кастратов и ордена, и хотя сами они не имеют в кармане и десяти золотых монет, они всем и всякому шепчут на ухо, что обладают тайной алхимиков. При каждом дворе они изощряются в новых художествах; тут они выступают под таинственным покрывалом франкмасонов и розенкрейцеров, там, у сребролюбивого владетеля, разыгрывают знатоков химической кухни и трудов Парацельса; сластолюбивому они предлагают свои услуги в качестве сводников и поставщиков с изысканным подбором товара, к любителю войн они являются в качестве шпионов, к покровителям наук и искусств — в качестве философов и рифмоплетов. Суеверных они ловят гороскопами, легковерных — проектами, игроков — краплеными картами и наивных- великосветской элегантностью; но все это неизменно окутывается непроницаемо-шумящей оболочкой странности и тайны, непостижимой и тем самым вдвойне занимательной.

Как блуждающие огоньки, внезапно вспыхивающие и манящие в трясину, мерцают они и поблескивают то тут, то там в неподвижном и затхлом воздухе резиденций, появляясь и исчезая в призрачной пляске обмана. При дворах их принимают, забавляются ими, не уважая их, и столь же мало интересуясь подлинностью их дворянства, как обручальными кольцами их жен и девственностью сопровождающих их девиц. Ибо в этой аморальной, отравленной упадочной философией атмосфере приветствуют без дальнейших расспросов всякого, кто приносит развлечение или хотя бы на час смягчает скуку, эту страшную болезнь властителей. Их охотно терпят наравне с девками, пока они забавляют и пока обирают не слишком нагло. Иногда эта свора артистов и мошенников получает сиятельный пинок ногой в зад, иногда они выкатываются из бального зала в тюрьму или даже на галеры, подобно директору императорских венских театров Аффлизио. Некоторые, правда, присасываются крепко, становятся сборщиками податей, любовниками куртизанок или даже, в качестве услужливых супругов придворных блудниц, настоящими дворянами я баронами.

Обычно они не ждут, чтобы запахло скандалом, ибо все их обаяние основано лишь на новизне и таинственности; когда их шулерство становится слишком наглым, когда они слишком глубоко залезают в чужие карманы, когда слишком надолго устраиваются по-домашнему при каком-нибудь дворе, вдруг может явиться кто-нибудь, кто поднимет их мантию и разоблачит под ней клеймо вора или рубцы каторжника. Для их сомнительных делишек полезна частая перемена воздуха, и поэтому они непрестанно разъезжают по Европе, ети искатели счастья, эти коммивояжеры темного ремесла, эти цыгане, странствующие от двора к двору, от ярмарки к ярмарке.

И так на протяжении XVIII столетия вертится все одна и та же карусель мошенников, с одними и теми же фигурами — от Мадрида до Петербурга, от Амстердама до Прессбурга, от Парижа до Неаполя. Пытаются говорить о случайности, когда Казанова встречает за каждым игорным столом, при каждом дворе, все тех же мошенников-собратий — Тальвиза, Аффлизио, Шверина, Сен-Жермена*; но для посвященных его непрестанное странствование означает скорее убегание, нежели развлечение. И все они вместе составляют единую сплоченную родню, единый орден авантюристов, единую масонскую общину без лопатки и прочих символов. Всюду, где только они встречаются, один тянет другого, предлагает себя в партнеры за игорным столом при обирании глупцов, один проталкивает другого в знатное общество и, признавая его, удостоверяет свою собственную личность. Они меняют женщин, платье, имена — все, за исключением одного: профессии. Все эти актеры, танцоры, музыканты, искатели счастья, блудницы и алхимики, попрошайничающие по дворам, являются, совместно с иезуитами и евреями, единственно интернациональным’ элементом в мире. Стоя между оседлым узколобым мелкобуржуазным столбовым дворянством и еще несвободным тупым бюргерством, не принадлежа ни к тому, ни к другому лагерю, члены этого ордена легко и ловко шмыгают между ними, блуждают по странам и классам, двусмысленные и непостижимые, мародеры без флага и отечества, потомки флибустьеров и конквистадоров. С ними начинается новая эпоха, новое искусство эксплуатации: они уже не обирают беззащитных и не грабят на большой дороге почтовые экипажи, а надувают тщеславных и облегчают кошельки легкомысленных.

Вместо физической смелости у них присутствие духа, вместо свирепого неистовства- ледяная наглость, вместо грубого разбойничьего кулака- тонкая игра на нервах и психологии. Этот новый вид плутовства заключил союз с космополитизмом и изысканными манерами, он отказался от старого способа грабежа при помощи кинжала и поджога, заменив его краплеными картами и магическими тинктурами, галантной улыбкой и дутыми векселями. Это еще все та же отважная порода, которая на парусах отправлялась в Новую Индию и мародерствовала во всех армиях, которая не хочет влачить свою жизнь на буржуазный, преданно-лакейский лад, а предпочитает наполнять карманы одним махом, пренебрегая всеми опасностями. Только метод стал более утонченным, а вместе с ним и облик. На смену неуклюжим кулакам, спившимся рожам, неотесанным манерам старых вояк пришли руки в перстнях и пудреные парики над беспечным челом. Они глядят в лорнеты и вертятся в пируэтах, словно танцоры, изъясняются, как актеры, и пускают пыль в глаза, как архифилософы; смело отвратив неспокойный взор, они делают вольт за игорным столом и в остроумной беседе всучают женщинам любовные напитки и поддельные алмазы.

Надо признать, что в каждом из них есть нечто одухотворенное, что делает их привлекательными, а некоторые из них вырастают до гениального. Вторая половина XVIII столетия является их настоящей героической эпохой, их золотым веком, их классическим периодом. Подобно тому, как раньше, при Людовике XV, французские поэты объединяются в блестящую плеяду, а позднее, в Германии, чудесное мгновение Веймара воплотило творческие стремления гения в немногие, но бессмертные фигуры, так и тогда над всей эпохой победоносно сияет яркое семизвездие славных аферистов и бессмертных искателей приключений. Вскоре они уже не удовлетворяются запусканием рук в княжеские карманы — они нагло и величаво вмешиваются в ход событий и вертят исполинскую рулетку мировой истории. Вместо того, чтобы с согбенной спиной лакействовать и прислуживать, они, гордо подняв голову, начинают втираться в дела двора и управления. И особенно характерным для второй половины XVIII века является приблудный ирландец Джон Лоу*, который своими ассигнациями стирает в порошок французские финансы.

Д’Эон, гермафродит, человек сомнительного происхождения и сомнительной славы, руководит международной политикой. Маленький круглоголовый барон Нейгоф становится настоящим королем Корсики, хотя, правда, и кончает свою карьеру в тюрьме из-за долгов. Калиостро*, деревенский парень из Сицилии, за всю свою жизнь не научившийся по-настоящему грамоте, видит весь Париж у своих ног и сплетает из пресловутого ожерелья петлю королевской монархии. Старик Тренк*, напоровшийся в конце концов на гильотину, как истый трагик, разыгрывает в красной шапке героя свободы. Сен-Жермен, этот маг без возраста, покоряет французского короля и теперь еще продолжает морочить усердных ученых неразгаданной тайной своего рождения. Все они обладают большим могуществом, нежели наиболее могущественные властелины, они ослепляют ученых, обольщают женщин, грабят богачей и, не имея должности и не зная ответственности, тайно подергивают ниточки политических марионеток.

12 3 4 5 6 7 . ..148

Джакомо Казанова. Мемуары

Прославленный венецианский авантюрист, «гражданин мира», как он себя аттестовал, Джакомо Джироламо Казанова (1725—1798), чье имя сделалось нарицательным, был не только одним из интереснейших людей своей эпохи, но и ее символом, ее отражением. Перед современниками и потомками, его читателями, он представал как человек воистину разносторонний, энциклопедически образованный: поэт, прозаик, драматург, переводчик, филолог, химик, математик, историк, финансист, юрист, дипломат, музыкант. А еще картежник, распутник, дуэлянт, тайный агент, розенкрейцер, алхимик, проникший в тайну философского камня, умеющий изготовлять золото, врачевать, предсказывать будущее, советоваться с духами стихий. Но — что истинно в мифе, который он творил о самом себе?

Мемуары Казановы были опубликованы в начале XIX века, когда литература романтизма стала беспрестанно обращаться к легенде о Дон Жуане. Вечный образ Соблазнителя появляется у Байрона и Пушкина, Гофмана и Мериме, Хейберга и Мюссе, Ленау и Дюма. Именно в этой традиции и были восприняты записки Казановы, многие годы считавшиеся верхом неприличия. Их запрещали печатать, прятали от читателей.

Для подобной трактовки были даже чисто биографические основания — Казанова живо интересовался своим литературным предшественником, помогал другу-авантюристу Да Понте писать для Моцарта либретто оперы «Дон Жуан» (1787). Но «донжуанский список» Казановы может поразить воображение только очень примерного семьянина: 122 женщины за тридцать девять лет. Конечно, подобные списки у Стендаля и у Пушкина покороче, и в знаменитых романах тех лет, к которым пристало клеймо «эротические» (как, например, к увлекательнейшему «Фобласу» Луве де Кувре, 1787—1790), героинь поменьше, но так ли это много — три любовных приключения в год?

Свои приключения Казанова немедленно обращал в увлекательные истории, которыми занимал общество («Я провел две недели, разъезжая по обедам и ужинам, где все желали в подробностях послушать мой рассказ о дуэли»). К своим устным «новеллам» он относился как к произведениям искусства, даже ради всесильного герцога де Шуазеля не пожелал сократить двухчасовое повествование о побеге из тюрьмы Пьомби. Эти рассказы, частично им записанные, опубликованные, естественно переросли в мемуары, во многом сохранившие интонацию живой устной речи, представления в лицах, разыгрываемого перед слушателем. Создавал Казанова «Историю моей жизни» на склоне лет (1789—1798), когда о нем уже мало кто помнил, когда его друг принц де Линь представлял его как брата известного художника-баталиста. Казанове была нестерпима мысль, что потомки не узнают о нем, ведь он так стремился заставить о себе говорить, прославиться. Создав воспоминания, он выиграл поединок с Вечностью, приближение которой он почти физически ощущал («Моя соседка, вечность, узнает, что, публикуя этот скромный труд, я имел честь находиться на вашей службе»,— писал он, посвящая свое последнее сочинение графу Вальдштейну).

Мемуары Казановы, вызвавшие поначалу и у читателей, и у исследователей сомнения в их достоверности (библиофил Поль Лакруа даже считал их автором Стендаля, действительно высоко ценившего записки венецианца), в общем, весьма правдивы. Для многих эпизодов нашли документальное подтверждение уже в XX веке. Разумеется, Казанова старается подать себя в наиболее выгодном свете, умалчивает о том, что порочит его, но во многих случаях он нарушает хронологию, переставляет местами события, объединяет однотипные (например, две поездки на Восток превращает в одну), следуя законам повествования, требованиям композиции. Логика сюжета, действий того персонажа, которого он рисует на страницах мемуаров, может подчинить себе правду жизни. Так, когда благодетельница и жертва Казановы маркиза д’Юрфе порвала отношения с ним, он сообщает читателю, что она умерла — для него она перестала существовать.

«Я описываю свою жизнь, чтобы развеселить себя, и мне это удается, — извещал он графа Ламберга в феврале 1791 г. — Я пишу тринадцать часов в день, которые кажутся мне тринадцатью минутами». А позже прямо обращается к далеким потомкам в «Истории моей жизни»: «Читатель простит меня, узнав, что писание мемуаров было единственным средством, мною изобретенным, чтоб не сойти с ума, не умереть от горя и обид, что во множестве чинят мне подлецы, собравшиеся в замке графа Вальдштейна в Дуксе».

На страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает и как активный деятель, одолевающий любые препятствия (в тюрьме он, подобно Робинзону, обживает мир камеры, создает из ничего орудия спасения), и как тонкий, умный наблюдатель. Он проницательно рисует портреты великих людей — монархов, политиков, писателей, философов, актеров, исследует национальный характер различных народов. За мелочами быта, а глаз у него острый, Казанова видит черты государственного устройства (таково его блестящее рассуждение о палке, на которой держится вся жизнь в России). Он может ошибаться, врать, быть поверхностным, — и даже в этом случае от мемуаров исходит обаяние искренности, огромной человеческой одаренности.

Именно это и обеспечило мемуарам Казановы огромный успех. Пусть французскому романтику Жюлю Жанену они не понравились. Стендаль, Гейне, Мюссе, Делакруа, Сент-Бев были в восторге. Ф. М. Достоевский, опубликовавший в своем журнале «Время» (1861, No 1) историю побега из Пьомби, в редакционном вступлении назвал Казанову одной из самых замечательных личностей своего века, высоко оценил его писательский дар, силу духа («Это рассказ о торжестве человеческой воли над препятствиями необоримыми»). О записках Казановы стали беседовать литературные персонажи (как в «Пиковой даме» Пушкина, 1833, или «Дядюшкином сне» Достоевского, 1859), а сам авантюрист стал героем повестей, романов, пьес: «Возвращение Казановы» Артура Шницлера (1918), «Приключение» и «Феникс» Марины Цветаевой (1919), «Роман о Казанове» Ричарда Олдингтона (1946), не говоря уже о многочисленных эссе (Стефана Цвейга, Роже Вайяна, Фелисьена Марсо) и бесконечных литературоведческих исследованиях.1

***

Книга написана на французском, языке аристократии того времени, и описывает жизнь Казановы до 1774 года, хотя полностью она называется Histoire de ma vie jusqu’à l’an 1797 (История моей жизни до 1797 года). С 1794 г. Казанова намеревался опубликовать рукопись, однако при жизни автора по разным причинам она так и не была издана. Мемуары Казановы впервые увидели свет в 1822—1828 гг. в сокращённом немецком переводе.

По словам Казановы, первые главы книги он написал во время своей серьёзной болезни в 1789 году. После его смерти в 1798 рукопись оказалась у Карло Анджолини, мужа племянницы Казановы, а в 1808 году, когда Карло умер, она перешла к его дочери Камилле. В 1821 году рукопись была продана лейпцигскому издателю Ф. А. Брокгаузу всего за 200 талеров, и первый том мемуаров в немецком переводе был издан уже в 1822 году. Первые французские издания (1825—1828 гг. и последующие) были переводом с немецкого, а первое издание оригинального текста появилось только в 1960 г. в результате сотрудничества между издательством Брокгауза, владевшим рукописью, и французским издательством Плон.

***

На русский язык воспоминания Казановы переводились несколько раз, но никогда целиком. Еще в 1823 году журнал «Сын Отечества» (т. 86—87) напечатал в переводе с немецкого «Париж в половине XVIII столетия (отрывок из записок Казановы)». В своем журнале «Время» (1861, No 1) Ф. М. Достоевский опубликовал большой фрагмент записок — «Заключение н чудесное бегство Жака Казановы из венецианских тюрем (Пломб)».

Однотомный перевод мемуаров подготовил В. В. Чуйко (1887, 2-е изд., 19022), сокративший почти все любовные приключения. Вероятно, в пику ему К. Введенский в весьма вольном пересказе, озаглавленном «100 приключений» (1901), оставил только их. В 1918 году была предпринята неудачная попытка печатать мемуары небольшими дешевыми выпусками. Дело, кажется, не продвинулось дальше начальных глав.

Первое серьезное издание было подготовлено известными советскими литературоведами и переводчиками Б. И. и Г. И. Ярхо, М. А. Петровским и С. В. Шервинским — тогда еще сравнительно молодыми людьми. Они старались дать адекватный мемуарам (естественно, в обработке Лафорга) текст — пусть и сокращенный на тридцать—сорок процентов за счет одиночных эпизодов, однотипных приключений и рассуждений. К сожалению, публикация была приостановлена цензурой после выхода в 1927 году первого тома из планировавшихся десяти. А через несколько лет Государственная академия художественных наук, где они работали, была расформирована. Б. И. Ярхо был сослан, М. А. Петровский репрессирован3.4

Начиная с начала 1990-х гг. указанные переводы переиздавались и дополнялись, кроме того, появилось несколько новых: А. Строева – И. Стаф, Д. В. Соловьева и несколько глав в переводе Е. Храмова. На сегодня наиболее полный перевод (точнее, контаминацию существующих переводов) представляет собой двухтомник «Джакомо Казанова. История моей жизни. Изд. Захаров, 2009».

1. А. Строев. Записки великого соблазнителя: литература и жизнь // Казанова. История моей жизни — М.: ТЕРРА, 1997
2. «Казанова. Мемуары» СПб.: Изд. В. И. Губинского, 1887; репринт: Таллинн, «КРК», 1991; также перевод был использован в издании: Мемуары Казановы. М.: Олимп — АСПОЛ — РИК «Милосердие», 1991
3. Перевод был переиздан в 1991 г.: «Мемуары Джакомо Казановы, венецианца», М.: Книга, 1991, по изданию: «Мемуары Казановы, венецианца», М.: Academia, 1936 (гранки).
4. А. Ф. Строев, комментарии // Казанова. История моей жизни — М. : ТЕРРА, 1997

The Diary Review: любовный «дневник» Казановы

Согласно заголовкам газет на этой неделе, оригинальный рукописный дневник Казановы, одного из самых печально известных повесов в истории, только что был куплен и передан в дар Национальной библиотеке Франции. Рукопись Казановы может быть замечательной и стоит каждого евро из уплаченных 7 миллионов евро, но дневником она не является — это мемуары, написанные Казановой в последние годы его жизни.

Казанова родился в Венеции в 1725 году. Его родители были актерами и много путешествовали, поэтому за ним присматривала бабушка. Однако в возрасте девяти лет его поместили в пансион, а затем к священнику аббату Гоцци, где он оставался в подростковом возрасте. Он окончил юридический факультет Падуанского университета и сам был принят в аббаты (священнослужители низкого уровня). Однако его щегольское поведение и погоня за женщинами привели к различным скандалам и к тому, что он искал убежища в семинарии, откуда вскоре был изгнан.

Он отправился в Рим, где был нанят кардиналом и встретился с Папой. Однако последовали новые скандалы, из-за которых Казанова попытался вступить в полк. Его военная карьера длилась недолго, и он вернулся в Венецию и стал работать скрипачом.

Удачная встреча, в которой он спас жизнь дворянину, привела к тому, что Казанова наслаждался тремя годами богатой жизни под покровительством дворянина. Новые скандалы с участием женщин заставили Казанову бежать из Венеции и несколько лет путешествовать по Европе, везде участвуя в делах и скандалах. В Париже он представил идею лотереи, схему, которую он будет пытаться продать в других городах во время своих путешествий.

В Венеции его снова разоблачили как мага и приговорили к пяти годам тюрьмы. Захватывающий побег привел к дальнейшим годам путешествий и любовных приключений в Лондоне, Берлине, Санкт-Петербурге, Варшаве и других местах. Получив разрешение вернуться на венецианскую территорию между 1744 и 1782 годами, он действовал в качестве шпиона венецианских государственных инквизиторов и провел свои последние годы с 1785 по 179 год. 8 лет в Богемии библиотекарем графа фон Вальдштейна в замке Дукс.

Согласно Википедии (с подробной биографией), изоляция и скука последних лет жизни Казановы позволили ему сосредоточиться на своей Histoire de Ma Vie , «без которой его слава была бы значительно уменьшена, если не полностью уничтожена». ‘. Он начал думать о написании своих мемуаров примерно в 1780 году, говорится в нем, и серьезно начал к 1789 году, как «единственное средство, чтобы не сойти с ума или не умереть от горя». Первый проект был завершен к июлю 179 г.2, и следующие шесть лет он потратил на его переработку.

Вот еще два абзаца из Википедии: «Неразрезанные мемуары насчитывают двенадцать томов, а сокращенный американский перевод — почти 1200 страниц. Хотя его хронология временами запутана и неточна, а многие из его рассказов преувеличены, большая часть его повествования и многие детали подтверждаются современными писаниями. У него хороший слух для диалога, и он подробно пишет обо всех классах общества. Казанова, по большей части, откровенно говорит о своих ошибках, намерениях и мотивах и с юмором делится своими успехами и неудачами. Исповедь в значительной степени лишена раскаяния или раскаяния. Он прославляет чувства со своими читателями, особенно в отношении музыки, еды и женщин. «Мне всегда нравилась сильно приправленная еда. . . Что касается женщин, то я всегда обнаруживал, что та, в которую я был влюблен, хорошо пахла, и чем обильнее ее пот, тем слаще я находил его». хорошо. Он описывает свои дуэли и конфликты с негодяями и чиновниками, свои ловушки и свои побеги, свои замыслы и заговоры, свои тоски и свои вздохи удовольствия. Он убедительно демонстрирует: «Я могу сказать vixi («Я жил»)».

Рукопись воспоминаний Казановы хранилась у его родственников до тех пор, пока не была продана издательству Ф. А. Брокгауза и впервые опубликована в сильно сокращенных версиях на немецком языке около 1822 года, а затем на французском языке. Во время Второй мировой войны рукопись пережила бомбардировку Лейпцига союзниками. Мемуары веками подвергались краже и были переведены примерно на двадцать языков. Но только в 1960 году весь текст был опубликован на языке оригинала — французском». . BnF планирует выставить рукопись и оцифровать ее для своей онлайн-библиотеки. Эта распродажа попала в заголовки газет по всему миру, и, как и недавние заголовки о мемуарах Йозефа Менгеле (см.0010 Подлый «дневник» Менгеле ), они использовали миснома «дневник».

Вот три заголовка из газет, которым лучше знать:
Дневник Казановы находит дом во Франции — Financial Times
Анонимный покупатель платит 4 миллиона фунтов стерлингов за дневники Казановы без цензуры любовный дневник — The Daily Telegraph (Сидней)

Различные издания мемуаров можно прочитать в Интернете в Интернет-архиве, включая «первый полный английский перевод Артура Мейчена». В Википедии также есть информативная статья о мемуарах.

The Diary of Casanova (Video 1993)

Cast & crew
User reviews

IMDbPro

Video
19931993
XX
1h 23m

IMDb RATING

6. 6/10

Ваше рейтинг

AdultDramaromance

Оценка IMDB

6.6/10

Ваше рейтинг

- Fred J. Lincoln

Fred J. Lincoln

Patti Rhodes-Lincoln

Stars
- Rocco Siffredi
- Julia Ann
- Celeste

- Fred J. Lincoln
- Patti Rhodes-Lincoln
Stars
- Рокко Сиффреди
- Джулия Энн
- Селеста

Смотрите производство, кассовые сборы и информацию о компании
Смотрите больше на IMDbPro

Top cast

Rocco Siffredi

Casanova

Julia Ann

Celeste

Aaron Colt

Melanie Moore

Nikki Sinn

Woody Long

- Fred J. Lincoln
- Патти Роудс-Линкольн
Все актеры и съемочная группа
Производство, кассовые сборы и многое другое на IMDbPro

Сюжетная линия

Знаете ли вы,

Обзоры пользователей1

Обзор

Избранный обзор

Потрясающее порно; очень жаль, что другие тома не соответствуют

Третий раз очарование в серии CASANOVA Фреда Линкольна, поскольку ДНЕВНИК является почти классическим фильмом для взрослых. Посмотрев около 50 фильмов и видеороликов FJL, я могу сказать, что это на голову выше остальных.

Каждая сексуальная сцена не только горячая, но и часто с уникальным элементом или поворотом, выделяющим ее из бесконечного потока обычного порно. Формат представляет собой перезагрузку сериала, поскольку соблазнительно юная и свежая Джулия Энн находит старый дневник, написанный большим Си, и читает вслух рассказы о его сексуальных приключениях, проиллюстрированные для нас на экране. Качество периода значительно улучшилось по сравнению со строго ’90-й сеттинг частей 1 и 2.

В первой виньетке Сиффреди в роли Казановы занимается любовью с настоящей азиатской красавицей, которую я не смог опознать по скудным титрам. Ее красивая полная натуральная грудь и соски, отличный зрительный контакт с Рокко и даже привлекательный золотой головной убор и накладные волосы делают классическую сцену секса на открытом воздухе. Новый фут-фетиш представлен, когда она сосет член RS и большой палец ноги одновременно. Денежный выстрел не включен, приятное прикосновение, поскольку Казанова остается внутри нее.

Сцена переносится в бурные 20-е, где Селеста, прекрасно уложенная и накрашенная (без изъяна или несовершенства), занимается любовью со своим постоянным Вуди Лонгом, а не с Рокко. Эта сцена даже лучше, чем вступительная, и длинные нити жемчуга Селесты интегрированы в действие XXX, накинутое на член Вуди в стратегически важные моменты. Идеальная грудь и блестящие соски Селесты до сих пор радуют глаз — она была моей любимой актрисой для взрослых на момент создания этого видео.

Последующая сцена также возбуждает, поскольку Джулия Энн представляет себя в 20-х годах, занимающейся любовью с Селестой. Их 4 кувшина идеально сочетаются по размеру и форме, и на этот раз жемчуг используется для трения о влагалища, а также интересная начинка жемчуга внутри влагалища, вдохновленная мячом Бен Ва. Фут-фетиш воспроизводится сексуально, когда Джулия трется ногой о влагалище Селесты, что видно на необычном кадре сзади.

Рокко появляется лично и говорит Джулии, что она может читать его дневник. Она уходит, чтобы трахнуть своего любовника Аарона Кольта, заканчивая камшотом на лицо в замедленной съемке.

В финале Рокко обслуживают две женщины, в том числе Никки Синн перед увеличением груди, у бассейна, а Синн занимается анальным сексом. Это счастливый конец потрясающего видео. Часть 4 (названная ЗАВОЕВАНИЕ) не такая уж и горячая, она продолжает чтение дневника Джулией Энн, но, как и Часть 2, играет как неряшливые секунды.

Полезно • 0

LOR_
15 сентября 2015 г.

РубрикаРазное