Что говорят произошло с человеком про которого говорят вот повезло дураку: Что произошло с человеком, про которого говорят: «Вот повезло дураку!»

Правила жизни Энтони Хопкинса | Журнал Esquire.ru

Лучшие из нас развиваются поздно. В школе я был идиотом. Необщительным типом — другие дети меня не интересовали. Сейчас это называют дислексией или нарушением внимания. А я был просто тупицей. Зато именно поэтому и стал актером.

Россия привлекала меня с детства. В четырнадцать я читал «Историю русской революции» Троцкого. Разумеется, когда учителя спрашивали, коммунист я или марксист, я не очень-то хорошо понимал, о чем они говорят. А детям на такие тонкости вообще было наплевать: просто звали меня «болши».

Моя житейская философия? Ты всегда должен понимать, на что способен из одного только презрения к себе. Что бы я ни делал в молодости, все говорили: «Ты безнадежен». Отец говорил: «Безнадежен», ровесники говорили: «Безнадежен». Так что потом все, что со мной случилось в жизни, стало для меня большим откровением.

Поначалу я был физически опасен на сцене. Когда я играл в Манчестере, режиссер меня уволил, потому что я чуть не сломал кому-то хребет. Он сказал, что меня слишком опасно выпускать на сцену. Но в результате мне повезло, потому что он посоветовал мне пойти в одну из тех «модных театральных школ», которые сам не одобрял. И я пошел в RADA (Королевская академия драматического искусства. — Esquire), где началась моя настоящая карьера.

Большинство актеров — довольно простодушные люди, считающие себя сложными натурами. Помню, как я услышал про Роберта Де Ниро в «Бешеном быке» и подумал: «Обязательно надо посмотреть этот фильм». Я пошел на него в маленький нью-йоркский кинотеатрик, пропахший мочой; кто-то там отливал, несколько человек спали. Это было что-то вроде момента истины: так вот, значит, ради чего все наши старания?

Сейчас мне плевать на театр с высокой колокольни. Честное слово, не понимаю, почему некоторые относятся к нему так трепетно. На кой черт нам весь этот театр четырехсотлетней давности? Кому он нужен? Закатайте его в асфальт. Подумаешь, беда! Все равно это мертвечина. Какой Лир лучше: такой или сякой, — кого это волнует? Ты делаешь то, что уже делали до тебя пятнадцать тысяч актеров.

Все актеры в свои самые сумасшедшие годы хотят сыграть Гамлета. Я тоже хотел. А теперь думаю, это все равно что с собой покончить. Сейчас меня абсолютно не интересуют Шекспир и вся эта британская чепуха. А когда интересовали, это было одно голое честолюбие — просто хотелось славы.

Если кто-то легок на подъем и обладает яркой индивидуальностью и энергией, это угрожает многим людям, которые не хотят лишних волнений. Подумайте о тех, кто подрывает устои. О тех, кто баламутит воду. О людях вроде Оливера Стоуна, которые по‑настоящему что-то делают, провоцируют людей, власти на разговоры. Обычный человек хочет, чтобы его окружали надежные люди. И это нормально, по‑моему. Но если бы все были такими, на свете было бы скучновато.

У меня нет любимых ролей. Я просто работаю. Учу свои роли, знаю, что говорю, и если берусь за что-то, делаю это как следует. Я прихожу, делаю свое дело и иду домой. Потом получаю чек — вот и вся история. Люди говорят, что это цинично, но они не правы. Это практично.

Люди, которые обвиняют тебя в продажности, на самом деле просто завидуют. Вот недавно один мой близкий приятель встретился в Лондоне с агентом по кастингу из Национального театра, и эта женщина спросила его с ужасно снисходительным видом: «Ну как там Тони?» Он ответил: «Очень доволен, он в Голливуде». «Жаль, продался», — сказала она. «Да, — ответил мой друг. — А еще здорово разбогател и прославился». Она прямо позеленела.

Нет ничего более раздражающего, чем добродетель и высоконравственность. Я не говорю, что сам не фальшивка. Такая же фальшивка, как все остальные. Мы все фальшивки. Все шарлатаны, все испорчены, все лгуны.

Ганнибал Лектер на самом деле весьма интересная фигура. Думаю, втайне мы им восхищаемся. Он воплощает собой невыразимую часть нас самих, желания, фантазии и темные стороны нашей души, и мы можем быть по‑настоящему здоровы, только если признаем их существование. Наверное, нам хочется быть такими же сорвиголовами, как он.

Мне нравится мое одиночество. Я никогда никого не подпускал близко, все финтил да увиливал. Конечно, я изображаю теплоту и дружелюбие. Но внутри меня всегда было пусто. Никакого сострадания, только небрежность — и так всю жизнь.

Было время,

когда я пил все, что льется. Теперь-то уж никто не пьет, не курит и не ест углеводов. Как ни странно, я рад, что был алкоголиком. Естественно, мне жаль, что от этого страдали другие. Но побывать в шкуре алкоголика — это потрясающе богатый жизненный опыт. Случались дни, когда я выпивал бутылку текилы и мне было все равно, жить или умереть. Такой я тогда был конченый, опустошенный — полный банкрот в эмоциональном смысле. Я обожал текилу.

Нет, наркотиков я не принимал никогда. Но во мне было столько текилы, что я вполне представляю себе, что такое кислотный трип.

Хороший сценарий всегда видно по первым пяти страницам. Такие вещи чуешь нутром. Если я не могу прочесть больше четырех страниц, мне уже ясно: это не для меня. Больше всего меня настораживают сценарии, где то и дело подробно описываются декорации. «Восход над пустыней, на горизонте громоздятся…» — целое эссе прочтешь, пока доберешься до диалога. Чушь.

Мой отец был булочник, и на культуру ему было насрать. Бывало, играю я на пианино, а он входит, стряхивает мучную пыль со своих волосатых рук и говорит: «Что это за херню ты играешь?» Я говорю: «Бетховена». А отец: «Неудивительно, что он оглох. Ради бога, выйди и займись чем-нибудь». Теперь мне во многом понятен его цинизм.

Мне нравится Спилберг. Он снимает такие фильмы, какие ему самому хотелось бы посмотреть. Он не чета тем умникам-выпендрежникам, которые делают фильмы для своих друзей, а потом их никто смотреть не хочет. На площадке Спилберг всегда полон страсти и энтузиазма и работает очень быстро. Он не любит валять дурака, попусту тратить время.

Я всегда хотел добиться успеха. Хотел познакомиться с Кэтрин Хепберн и Альбертом Финни. И особенно с Питером О’Тулом. Я преклонялся перед О’Тулом. Помню, как мы первый раз пошли с ним в бар. Он сказал: «Возьми «Гиннесс». Как настроение, дорогой? Ладно, давай выпьем и пойдем за нашими «Оскарами». Меня восхищает такого рода безумие, восхищают пьяницы и разгильдяи. И я когда-то таким был. Несколько лет назад я снова видел О’Тула, и он сказал: «Говорят, у тебя уже нимб вокруг головы — не то что у нас, грешных». Когда бросаешь пить, теряешь кое-кого из друзей.

Жизнь — это хореография. Ничего не проси, ничего не жди и принимай все спокойно. Я так рассуждаю: «Что люди обо мне говорят или думают, меня не касается. Я такой, какой есть, и делаю то, что делаю, просто ради забавы — вот как устроена эта игра. Чудесная игра жизни на ее собственном поле. Здесь нечего выигрывать и нечего терять, здесь не надо ничего доказывать. Не надо выворачиваться наизнанку — чего ради? Потому что я по сути своей никто и всегда был никем». Это пришло ко мне лет десять назад во время глубокой депрессии, когда я сидел в одном римском отеле. Я повторял это про себя как заклинание. И с тех пор в моей жизни произошло много удивительных событий.

«Боль утраты», Клайв Льюис — Благотворительный фонд помощи хосписам «Вера»

Наблюдения

Я никогда не думал, что горе похоже на страх. Мне не страшно, но чувства, которые я испытываю, похожи на внезапный испуг, та же внутренняя дрожь, то же беспокойство, постоянная зевота, мне трудно глотать.

Иногда это похоже на легкое опъянение, иногда — замешательство. Как будто между внешним миром и мной существует невидимая мягкая, как одеяло, перегородка. Мне трудно воспринимать то, что говорят окружающие. Вернее, я не желаю слушать их разговоры. Мне не интересно, о чем они говорят. С другой стороны, я хочу, чтобы они говорили исключительно обо мне. Я ненавижу оставаться один в комнате. Вот если бы «они» разговаривали между собой, а не со мной. Бывают моменты, они всегда неожиданные, когда что-то внутри меня пытается уговорить меня, что не так уж все ужасно, не так безнадежно. Кроме любви в жизни есть другие радости. Ведь был же я счастлив до встречи с Х. У меня есть еще много, как говорят, источников удовольствия. Брось, не так уж все плохо. Я немного стыжусь этого внутреннего голоса, но это кажущееся облегчение быстро проходит. Внезапный толчок раскаленной памяти — и весь этот «здравый смысл» улетучивается, как исчезает крохотный муравей в пламени свечи. И меня отбрасывает назад, к слезам и страданию. «Слезы Магдалины». Иногда я предпочитаю эти моменты агонии, по крайней мере, они честны и чисты. Но это погружение в море жалости к себе, это противное липко-сладкое удовольствие, которое испытываешь при этом, мне отвратительно. Я отдаю себе отчет даже во время этих приступов, что я искажаю ее образ. Стоит только поупиваться этими настроениями буквально несколько минут, и вместо живой женщины я проливаю слезы над куклой. Слава Богу, память о ней так сильна ( всегда ли она будет так сильна?), что такие минуты проходят, не оставляя видимых следов. Ее ум был сильный и гибкий, как леопард. Ни страсть, ни нeжность, ни боль не могли разоружить ее разум. Он чуял первые признаки слюней и сентиментальности, вспрыгивал и валил тебя с ног, прежде чем ты успевал сообразить что произошло. Сколько моих мыльных пузырей она моментально прокалывала своей острой булавкой! Я быстро научился не нести вздор, разве только из чистого удовольствия наблюдать ее реакцию — и снова горячий раскаленный толчок — быть ранимым и смешным в ее глазах. Ни с кем другим я так не боялся показаться смешным.

И никогда ни от кого я не слышал о том, что скорби сопутствует лень. Это не касается моей работы — здесь машина крутится, как обычно — я не способен к малейшему усилию, мне тяжело не только написать, даже прочесть письмо, зачем бриться по утрам, какая разница, гладкое или небритое у меня лицо? Говорят, что несчастный человек жаждет отвлечься, как угодно, лишь бы уйти от себя. Но бывает и так: человек, уставший, как собака, просыпается среди ночи от холода, ему нужно лишнее одеяло, чтобы согреться, но он скорее пролежит всю ночь, трясясь от холода, чем встанет и достанет это одеяло. Не трудно понять, почему одинокий становится неряшливым, а со временем грязным и отвратительным.

Тем не менее, возникает вопрос: Где же Бог? Это самый тревожный симптом. Когда ты счастлив, так счастлив, что не нуждаешься в Нем, ты даже чувствуешь, что обращение к Нему лишь отвлечет тебя, и если все-таки ты опомнишься и обратишься к Нему с благодарностью, Он, по крайней мере ты так чувствуешь, принимает тебя с распростертыми объятиями. Но попробуй обратиться к Нему, когда ты в отчаянии, когда все надежды напрасны, и что тебя ожидает? Двери захлопывается перед твоим носом и ты слышишь, как дважды поворачивается ключ в замке, гремит засов — и потом тишина. Нечего больше ждать, поворачивайся и отправляйся, откуда пришел. Окна темны. Похоже, что в доме никого нет. И неизвестно, был ли кто там прежде. Когда-то казалось, да. И прежняя уверенность в том, что дом был населен, была такой же сильной, как теперь — там никого нет. Что это значит? Что означает Его явное присутствие во времена благополучия и полное отсутствие тогда, когда тебе необходима Его помощь в самый тяжелый момент твоей жизни?

Сегодня я поделился этими мыслями с С. Он напомнил мне, что то же самое произошло с Христом: «Почему ты оставил меня?». Я знаю, но от этого не становится легче и понятнее. Я не думаю, что существует опасность утратить веру в Бога. Истинная опасность состоит в возможности поверить в то, что Он — плохой. Я боюсь не того, что я прихожу к выводу «оказывается, Бога нет!», но: «Так вот какой Он, оказывается, и нечего себя обманывать».

Старики покорились и сказали: «Да будет так». Как часто горькую обиду подавляет смертельный страх, и притворная любовь, да, именно притворная, пытается прикрыть истинное чувство ужаса.

Да, проще всего сказать: Бога нет, когда мы больше всего в нем нуждаемся, потому что Его — нет, Его не существует. Но тогда почему Он есть тогда, когда, если быть откровенным, мы можем обойтись без Него?

Как бы то ни было, в одном я уверен: брак был создан для меня. Я никогда не поверю, что религию придумали, чтобы прикрыть наши бессознательные желания и заменить ею секс. Потому что эти несколько лет, что мы были вместе, мы наслаждались любовью во всех ее проявлениях: времена серьезные и веселые, романтически- приподнятые и приземленные, иногда — иногда драматические, как гроза, временами — удобные и уютные, как домашние шлепанцы. Ни единая крупица тела и души не остались неудовлетворенными. Если бы Бог заменял собой любовь, мы по идее должны были бы потерять к Нему всякий интерес. Кому нужна подделка, если у тебя есть подлинник? Но этого не происходит. Мы оба знали, что помимо друг друга нам нужно было что-то еще, нечто, чему нет названия, какая-то смутная потребность. Другими словами, когда любящие вместе, им больше ничего не нужно, не нужно, к примеру, читать, есть, дышать.

Несколько лет назад умер мой друг, и какое-то время я испытывал сильное чувство уверенности, что он продолжает жить, даже более полнокровной жизнью. Я молил Бога, чтобы Он дал мне хотя бы сотую долю такой уверенности после ее ухода. И снова никакого ответа. Запертая дверь, железный занавес, пустота — абсолютный нуль. «Тому кто просит, ничего не отпустится». Было глупо и просить. И теперь, даже если похожее чувство уверенности и посетит меня, я не стану ему доверять. Я подумаю, что мои мольбы вызвали самогипноз, не более того.

В любом случае, я постараюсь держаться подальше от спиритов, я ей это обещал, она знала кое-что об этой компании.

На словах легко исполнять обещания, которые ты давал умершему. Но я начал убеждаться, что уважение к воле покойного — ловушка. Вчера, например, я вовремя остановился, прежде чем сказать о какой-то ерунде: ей бы это не понравилось. Это несправедливо по отношению к другим. Скоро я начну употреблять «Этого бы хотела Х.» как инструмент домашней тирании, ее «желания» станут все более прозрачным прикрытием моих собственных желаний.

Я не могу говорить о ней с детьми. Как только я пытаюсь заговорить о ней, я вижу на их лицах не скорбь, не любовь, не жалость, не страх, но самое фатальное из всех видов «непроводимости» — стыд. По их виду можно предположить, что я совершаю что-то непристойное. Они страстно желают, чтобы я замолчал. То же самое ощущал я, когда после смерти матери мой отец упоминал ее имя. Я их не осуждаю. Так уж устроены мальчики.

Иногда я думаю, что стыд, обыкновенное чувство неловкости, бессмысленное смущение часто больше мешают совершать добрые поступки и просто чувствовать себя счастливым, чем что бы то ни было И не только в юности. Правы ли мальчики? Что бы подумала сама Х. об этой ужасной тетради, к которой я все время возвращаюсь? Не отвратительны ли эти записи? Когда-то я прочел такую фразу: «Всю ночь я провел без сна, думая о зубной боли и о бессоннице». Это очень похоже на жизнь. Часть любого страдания является тенью или отражением этого страдания. Факт тот, что ты не просто страдаешь, но и одновременно думаешь о том, что ты страдаешь. Я не только проживаю каждый бесконечный день, испытывая горе, но каждый день я живу, думая о том, что каждый прожитый день я испытываю горе. Может быть, эти записи только усугубляют мои страдания? Просто подкрепляют монотонное, как движение мельницы, кружение мыслей вокруг одного и того же. Но что же мне делать? Мне нужно какое — то лекарство, чтение — недостачно сильная пилюля.

Записывая все свои мысли (нет, лишь одну сотую), мне верится, что я как-то отвлекаюсь. Так бы я оправдывался перед Х. Но скорее всего она нашла бы слабое звено в моей защите.

Дело не только в мальчиках. Странный продукт моей утраты это то, что я полностью осознаю, что у всех, кого бы я ни встретил, я вызываю смущение. На работе, в клубе, на улице я встречаю знакомых, которые подходя ко мне, на ходу пытаются быстро сообразить, надо ли заговаривать со мной об «этом». Я ненавижу, когда они заводят разговор об «этом» и не переношу, когда они избегают этой темы. Некоторые просто стараются увильнуть. Р. избегает меня уже целую неделю.

Больше всего мне нравятся хорошо воспитанные юноши, почти мальчики, которые подходят ко мне, как входят на прием к зубному врачу, жутко краснеют, стараются побыстрее отделаться, а потом, когда самое неприятное позади, быстро и по возможности соблюдая приличия, исчезают в дверях бара. Может быть, людей, потерявших близких, следует изолировать и помещать в специальные заведения типа лепрозория?

В некоторых я вызываю кое-что похуже смущения. Для них я тень самой смерти. Когда бы я ни сталкивался со счастливой жeнатой парой, я знаю, о чем они думают, глядя на меня: «Один из нас когда-нибудь будет на его месте».

Сначала я опасался посещать наши любимые места, где мы с ней были счастливы когда-то — наш любимый паб, парк. Однажды я решился сразу, как посылают в полет пилота после того, как он побывал в аварии. К моему удивлению, никакой разницы. Ее отсутствие в этих местах ощутимо не более чем повсюду. Оно не имеет привязанности к определенному месту. Думаю, если тебе вдруг запретят употреблять в пищу соль, ты не будешь замечать ее нехватку в одном блюде больше чем в другом. Весь процесс еды будет другим, каждый день, любая пища. Это так просто. Весь жизненный процесс изменился. Ее отсутствие — как небо, распростершееся надо всем.

Хотя нет, это не совсем так. Есть одно место, где ее особенно не хватает, и этого места мне не избежать, ибо это я сам, мое тело. Когда-то оно было значительно, так как оно было телом возлюбленного Х. Теперь же мое тело — опустелый дом. Однако зачем обманывать себя? Я знаю, наступит время, и мое тело обретет былую важность для меня, и я даже забуду, что с ним было что-то неладно.

Рак, рак и рак. Моя мать, отец, жена. Кто следующий, думаю я. Тем не менее, Х., умирая от рака и зная это, призналась, что она больше не чувствует прежнего ужаса. Когда это стало реальностью, сама идея и имя болезни до какой-то степени утратили силу. И какое-то время я почти понимал ее. Это очень важно. Мы никогда не переживаем просто Рак, Войну или Несчастье ( также и счастье ). Мы живем одним часом, одной минутой. Взлеты и падения. Лучшие времена омрачены множеством мелких несчастий, и наоборот, самые тяжелые скрашиваются хорошими счастливыми минутами..Мы никогда не осознаем до конца воздействия того или иного события в нашей жизни, мы даем ему название, которое в корне неверно. Сама жизнь — взлеты и падения, остальное — чистая идея.

Сейчас даже не верится, что мы бывали счастливы и веселы тогда, когда не оставалось никакой надежды. Как долго, содержательно и насыщенно проговорили мы в последнюю ночь!

Хотя нет, мы были не совсем вместе. Есть граница, за которой это уже не твоя «плоть». Невозможно до конца разделить слабость, страх и боль другого существа. То, что переживает другой, конечно, ужасно. Может быть, вам так же плохо, как близкому вам человеку, но я бы не стал особенно доверять тому, кто настаивает на этом. Все-таки разница есть. Ибо, говоря о страхе, я имею в виду животный страх, смертный ужас, охватывающий весь организм перед концом, удушье — ощущения крысы в мышеловке. Этот ужас нельзя разделить ни с кем. Сознание сострадает, тело сострадает меньше. Уж по крайней мере, телесная близость знакома любой любящей паре. Весь любовный опыт тренирует два тела переживать не идентичные, но дополняющие друг друга, взаимосвязанные, даже если и противоположные чувства.

Мы оба знали это. Я испытывал свои собственные, а не ее страдания, у нее были свои, а не мои. Конец ее страданий означал лишь «совершеннолетие» моих. Мы пошли дальше каждый своей дорогой. Эта леденящая душу правда, это ужасное правило уличного движения («Вам, мадам, направо, а вы, сэр, следуйте налево») — лишь начало разлуки, которая есть сама смерть. Эта разлука ожидает всех. Я думал, почему именно нам с ней так фатально не повезло, нас разлучили. Но, полагаю, все любящие думают так про себя, оказавшись в такой же ситуации.

Однажды она сказала мне: «Если мы даже умрем в один день и в один час, лежа рядом, все равно это будет та же разлука, которой ты так боишься». Разумеется, она не знала больше, чем я. Но она была ближе к смерти, и ей было легче попасть в цель. Она часто цитировала: «Один ты пришел в этот мир и один уйдешь». И она говорила, что она это чувствовала.. И было бы совершенно невероятно, если бы было иначе. Нас свело время, пространство и плоть, мы общались друг с другом, как по телефонным проводам, стоит перерезать один проводок — и связь прервана. Так или иначе, должен же когда-нибудь прерваться наш разговор? Если только не предположить, что этот вид связи заменяется совсем другим, но достигающим той же цели. Спрашивается, зачем же было разрушать старый способ?

Бог — не клоун, который вытаскивает из-под носа. тарелку супа, чтобы тут же подсунуть другую тарелку того же супа. Даже природа не устраивает такие фокусы, она никогда не повторяет дважды одну мелодию.

Очень трудно выносить тех, которые говорят : «Смерти нет» или «Смерть не имеет значения». Смерть есть и она имеет значение, и ее последствия неизбежны и непоправимы. С таким же успехом можно сказать : Рождение не имеет значения.

Я гляжу на ночное небо. Ни в чем я так не уверен, как в том, что никогда, ни в каком времени и пространстве я больше не увижу ее лица, не услышу ее голос, не коснусь ее. Она умерла. Она мертва. Неужели так сложно это понять?

У меня не осталось ни одной ее хорошей фотографии. Когда я пытаюсь вспомнить ее лицо, мне не удается его увидеть отчетливо в моем воображении. А вот лицо абсолютно незнакомого человека, мелькнувшее в утренней толпе, я вижу с безошибочной точностью, стоит мне закрыть глаза. Несомненно на это есть простое объяснение. Мы видим лица тех, кто нам ближе и дороже всех, в разных ситуациях, под разными углами, в разном освещении, с разными выражениями, мы видим их, когда они гуляют, спят, плачут, едят, говорят, задумываются — и все эти разнообразные выражения смешиваются в нашей памяти и сливаются в неясное расплывчатое пятно. Но голос ее я слышу так яственно. Иногда, вспоминая ее голос, я могу разрыдаться как малое дитя.

2

Впервые за это время я решился перечитать свои записи. Мне стало неприятно. Читая эти записи, можно подумать, что ее смерть не имеет значения сама по себе, а важно лишь то, как она повлияла на меня. Сама Х. как бы выпала из поля зрения. Как я мог забыть, с какой горечью она восклицала : «Как много еще осталось всего, ради чего так хочется жить!»

Счастье пришло к ней довольно поздно. Она могла прожить еще 1000 лет и никогда бы не заскучала. Ее вкус ко всем удовольствиям чувства, разума и духа никогда не притуплялся. Она наслаждалась всеми радостями жизни, как никто другой, кого я знал. Она была как голодный, перед которым поставили изобильную еду и сразу же отобрали. Рок, судьба (или как это называется) обожает дарить огромные возможности, чтобы затем обмануть ожидания. Бетховен оглох…Как ни посмотри, все это смахивает на злую шутку, фокус злобного кретина.

Я должен думать больше о Х. и меньше осебе. Звучит неплохо. Но тут есть загвоздка. Я думаю о ней постоянно. Я вспоминаю, как она выглядела, как она разговаривала, как она двигалась. Но все эти факты и детали отбирает и сортирует мой разум. Меньше месяца прошло после ее смерти, и я уже чувствую, что начался медленный процесс превращения живой Х. в придуманную мною женщину. И это несомненный факт. Я больше не буду ничего выдумывать (по крайней мере, надеюсь). Но что, если мои записи все равно будут все больше и больше сосредотачиваться на моей персоне? Нет больше самой реальности, которая меня могла во-время одернуть, как это делала, всегда неожиданно, живая Х, будучи самой собой, а не мной.

Самый ценный дар, который мне дала женитьба, это то, что рядом со мной всегда было существо, очень близкое, тесно связанное со мной и в то же время отличное от меня и даже сопротивляющееся, одним словом — сама реальность. Неужели весь этот труд пойдет насмарку? Неужели я допущу, чтобы Х. будет уходить все дальше и дальше, пока не станет не более чем одним из снов, которые меня посещали в молодые годы, когда я был еще не женат?

О, родная моя, вернись хоть на минуту и прогони этот страшный призрак ! О, Господи, зачем Ты приложил столько стараний, чтобы вырвать это существо из его оболочки, если его затягивает, засасывает назад?

Сегодня мне надо было встретиться с человеком, которого я не видел 10 лет. Все эти годы я считал, что я прекрасно его помню — его внешность, манеру говорить, его любимые словечки. Но в первые же пять минут реальный человек полностью разрушил живущий в моей памяти образ. Это не значит, что он сильно изменился. Наоборот, я мысленно говорил себе: «Да, конечно, конечно, я просто забыл, что он думал о том-то, как он не любил того-то, что он знал о том-то, или его манеру откидывать назад голову». Но его облик за эти 10 лет потускнел и вылинял в моей памяти, и когда я увидел реального человека, я был поражен удивительной разницей. Могу ли я надеяться, что этого не произойдет с моей памятью о Х.? Что это уже не началось? Медленно, бесшумно, как падают на землю снежные хлопья, и снег будет идти всю ночь — хлопья моего воображения, моей избирательной памяти будут накрывать ее образ…И в конце концов полностью погребут под собой реальные очертания. Всего 10 минут, 10 секунд — и реальная, живая Х. могла бы все исправить. Но даже если бы мне были даны эти 10 секунд, в следующую же секунду снова начнут падать хлопья. И острый, грубый, очищающий вкус ее уникальности снова исчезнет.

Какое жалкое лицемерие — говорить: «Она будет вечно жить в твоей памяти». Жить? Вот именно жить-то она и не будет. С таким же успехом можно, как древние египтяне, забальзамировать умершего и думать, что он будет всегда с нами. Что еще может убедить нас, что их нет, они ушли, исчезли навсегда? Что осталось? Труп, память и (в некоторых вариантах) привидение. Все это издевательство и ужас. Три разных слова, которые означают одно: она умерла. Я любил Х. Я не хочу любить мою память о ней, ее образ, существующий в моем собственном воображении. Это будет что-то вроде инцеста.

Я хорошо помню, как я был неприятно поражен в одно прекрасное утро много лет назад. Полнокровный жизнерадостный работяга с лопатой и лейкой в руках вошел в церковный дворик и, закрывая за собой ворота, крикнул через плечо своим приятелям: «Скоро вернусь, я только маму навещу!» Он имел в виду, что он польет цветы и приберет могилу матери. Меня все это ужаснуло, подобное проявление чувств, вся эта кладбищенская ерунда всегда и до сих пор мне ненавистны и совершенно неприемлимы.

Но в свете моих теперешних мыслей я начинаю задумываться: если некоторые (я — нет) могут принять и понять поведение этого парня, то, пожалуй, можно немало сказать в защиту такой позиции. Клумба 6 на 8 футов стала мамой, символом, тем, что связывает его с ней. Ухаживание за могилой означает навещать маму. Может быть, это в какой-то мере лучше, чем хранить и ласкать образ, запечатленный в моем воображении, в моей памяти? Могила или образ, в принципе, одно и то же: нити, связывающие с необратимым, символы невообразимого. К тому же мысленный образ имеет дополнительный недостаток — он делает все, что ты пожелаешь, он будет улыбаться или хмуриться, будет нежным, веселым, грубым, может спорить с тобой — все зависит от твоего настроения. Ты — кукольник, дергающий за веревочки. Конечно, это не совсем так. Память еще свежа, подлинные невольные воспоминания, слава Богу, возникают неожиданно и вырывают веревочки из моих рук. Но роковая подчиненность образа, полная зависимость от меня со временем будут возрастать. С другой стороны, могильная клумба — это упрямая, упорная, часто несговорчивая часть действительности, каковой, не сомневаюсь, была его мама при жизни. Кстати, такой же была Х.

Или есть. Могу я, положа руку на сердце, сказать, что я верю, что она — есть? Большинство моих знакомых, с которым я встречаюсь, скажем, на работе, уверены, что ее больше нет. Естественно, они не делятся этой точкой зрения со мной, во всяком случае, пока. Что думаю я сам? Я всегда молился за упокой души неблизких мне людей, я молюсь за них и теперь. Но как только я пытаюсь помолиться за Х., что-то меня останавливает. Мною овладевают смущение и замешательство, я чувствую нереальность происходящего, как-будто я произношу слова в пустоту, и все, о чем я говорю, плод моего воображения. Объяснение достаточно простое. Вы никогда не знаете, насколько сильно вы верите во что бы то ни было, пока истинность вашей веры не станет вопросом жизни или смерти. Легко утверждать, что данная веревка достаточно крепкая, если вы собираетесь обвязать ею коробку. Но, предположим, на этой же веревке вам предстоит повиснуть над пропастью. Вот тут-то вы и поймете, насколько вы уверены в крепости вашей веревки. Так же и с отношениями между людьми. Долгие годы я полагал, что полностью доверяю Б.Р. Но вот наступило время, когда мне надо было решить, доверить ли ему важный секрет. Тут -то я понял цену своего «безграничного доверия». Я понял, что я никогда не доверял ему до конца. Сила истной веры проверяется только испытанием на риск. Вероятно, моя вера (я думал, что я верю) позволяла мне молиться за чужих мне людей и казалась истинной, потому что по большому счету я был равнодушен к их судьбе.

Но тут возникают другие сложности. Где она сейчас? Вот именно, где она находится в данный момент? Если она покинула свое тело, а тело, которое я так любил, несомненно, больше не является ею, значит ее нет нигде. Ведь «настоящее время » это дата или определенная точка во времени, в котором мы проживаем. Как если бы она уехала куда-нибудь без меня, и я бы задумался, взглянув на часы: «интересно, доехала ли она уже до Юстона?» Но если она не существует в одном с нами временном отрезке, где одна минута состоит из 60-ти секунд, как для всех живущих, что значит «сейчас»? Где разница между «был», «есть» и «будет»?

Мои добрые знакомые утешают меня: «Она теперь с Богом». Это верно в какой -то степени. Она, также как и Бог, недоступна и не поддается никакому воображению.

Но я полагаю, как бы ни был важен этот вопрос сам по себе, все это не имеет отношения к горю, которое я испытываю.

Предположим, те несколько лет земной жизни, которые мы провели вместе, были только началом, или прелюдией, или земным проявлением двух невообразимых, сверхкосмических бессмертных творений. Эти «творения» можно представить себе в виде сфер или шаров, и там, где космическое тело Природы пролетает сквозь них, оно рассекает их на две половинки, две полусферы, которые и соприкасаются на время своего земного существования. Но именно этого я жажду, именно это я оплакиваю, именно этого мне так не хватает, двух половинок круга, за пределами их соприкосновения.

Вы мне говорите «Она продолжает существовать», но моя душа, мое тело, все мое существо взывают: «вернись, вернись ко мне, будь этим кругом, соприкоснись с моим на космическом корабле Природы!» Но я знаю — это невозможно. Я хочу того, чего я никогда не получу. Старая добрая жизнь, шутки, споры, бокал вина, до боли знакомая, обыденная — жизнь. С какой стороны ни посмотри, «Х. умерла» означает «Все это умерло с нею». Это стало частью прошлого. И прошлое это прошлое, это прошедшее время, еще одно название смерти или самих небес, где находится все то, что было и умерло.

Поговорите со мной о религиозной истине, и я с удовольствием послушаю, Говорите о религиозном долге, я покорно выслушаю. Но не пробуйте говорить со мной о том, что религия утешает, иначе я подумаю, что вы меня просто не понимаете.

Конечно, если вы буквально верите во встречу с родными и близкими в загробном мире, которое люди воображают совершенно по-земному, это меняет дело. Однако этого не подтверждают никакие тексты, все почерпнуто из плохих гимнов и дешевых литографий, в Библии об этом ничего не сказано. Да и звучит совсем уж неправдоподобно. Действительность никогда не повторяется. Нельзя отнять что-то, а потом вернуть в том же виде. Спиритуалисты живо заглатывают приманку: «все там совершенно такое же, как здесь». В Раю тоже курят сигары. Вот чего бы нам хотелось. Реставрировать прошлое счастье.

Именно этого хочу и я, об этом плачу по ночам, шепча в пустоту страстные мольбы.

Как цитирует бедный С., «Не оплакивайте тех, у кого не осталось надежды». Меня поражает, как мы прилагаем к себе слова, адресованные лучшим из нас. То, что говорит Св. Павел, может утешить тех, кто любит Бога больше, чем умерших, а мертвых больше, чем самого себя. Когда мать оплакивает свое дитя, она скорбит не по ребенку, которого потеряла, а по тому, что потерял ее ребенок, утешение она находит в вере, что ее дитя обрело другую жизнь, оно не утратило своего предназначения навсегда. Но утешение также в ее вере, что потеряв самое дорогое существо, смысл ее существования, она не утратила самого главного, она надеется» прославлять Бога и находить в Нем вечную радость«. Утешение матери в вечном божественном духе, который будет с ней всегда. Но нет утешения ее материнству. Радости материнства отняты у нее навсегда. Никогда и нигде не подержит она сына на коленях, не искупает его, не почитает ему сказку, не помечтает о его будущем, никогда не увидит своих внуков.

Мне говорят: «Ей сейчас хорошо», мне говорят «Она успокоилась». Откуда у них такая уверенность? Я не хочу сказать, что я боюсь самого худшего. Чуть ли не последние ее слова были: «Я в мире с Богом», а она не всегда была с Ним в мире. И она никогда не лгала. И ее было трудно обмануть, особенно, если этот обман был в ее пользу.. Я не говорю, что она солгала. Но откуда они взяли, что со смертью кончаются все страдания? Половина христианского мира и миллионы верующих на Востоке уверены в обратном. Откуда они знают, что она успокоилась? Почему разлука, которая так ужасна для оставшегося, не должна приносить боль ушедшему?

«Потому что она сейчас в руках Бога». Но если на то пошло, она и раньше была в руках Бога, и я видел, что с ней сделали. Что, к нам вдруг относятся более милосердно, как только мы покидаем бренное тело? Если доброта Бога неразрывно связана с причинением боли, это значит, либо Бог злой, либо — Бога нет: ибо в единственной жизни, которая нам дана, Он причиняет такие запредельные страдания, которые даже невозможно себе вообразить. Если Он заставляет нас так страдать при жизни, то Он может вполне причинять невыносимую боль и после смерти.

Иногда сразу напрашивается: «Бог простил Богу». Но если мы истинно верим, то ведь Он не простил, Он распял Его.

Нечего себя обманывать, мы от этого ничего не выиграем. Мы обречены страдать, и это неизбежно. Действительность, если прямо взглянуть ей в глаза, невыносима. Как и почему она и здесь и там расцвела и выросла в ужасный феномен, называемый осознанием? Почему она вызвала к жизни нас, которые видим эту действительность и содрогаемся от ужаса? Кто (еще не знакомый с нею) захочет не только увидеть ее, но и приложить все старания, чтобы ее найти, даже если в этом нет никакой необходимости и даже если лишь один взгляд на нее оставляет в наших сердцах незаживающую язву? Кто? Такие как сама Х., которая всегда хотела знать правду любой ценой.

Если Х. больше нет, то ее никода не было. Я ошибся, приняв облако атомов за живого человека. Людей не существует и никогда не существовало. Смерть просто обнажает вечную пустоту, которая была всегда. С тех, которых мы считаем живыми, еще просто не сорвана маска. Все банкроты, но некоторые еще не объявили банкротства. Однако и это полная бессмыслица: пустота там, где никого никогда не было? Объявить себя банкротом — кому? Другим скоплениям искорок или соединениям атомов? Я никогда не поверю, а еще точнее, не могу поверить, что один набор физических превращений можно заменить или по ошибке принять за другой.

Нет, меня пугает не материализм. Если бы материалисты были правы, мы, вернее, то что мы принимаем за «мы», могли бы избежать мучений, проще простого — проглотить горсть снотворного. Я больше боюсь другого — что мы крысы в мышеловке, или того хуже, лабораторные крысы. Кто-то, помнится, сказал: «Бог всегда приумножает». А что, если Бог занимается вивисекцией?

Рано или поздно, пытаясь найти ответ, я буду вынужден взглянуть правде в глаза и задать этот вопрос на простом человеческом языке.

Что, кроме нашего собственного отчаянного желания, оправдывает нашу веру в милосердие Бога? Весь наш опыт утверждает обратное. Что мы можем на это возразить?

Мы возражаем — а сам Христос? Но вдруг и Он ошибся? Его последние слова могут иметь простое объяснение. Он понял, что Бог-отец совсем не такой, каким он должен быть. Ловушка, которую заранее тщательно продумали, приготовили и искусно подложили приманку, наконец, сработала — на кресте. Злобный розыгрыш удался.

Почему все мои молитвы застревают в горле и все надежды кажутся тщетными — потому что я все еще прекрасно помню, как мы с ней страстно молились и напрасно надеялись. Надеялись не только потому что мы хотели надеяться, но и потому что нам давали, даже навязывали надежду: ошибочными диагнозами, рентгеновскими снимками, внезапными улучшениями состояния, которые воспринимались как чудо. Шаг за шагом нас вели по «тропе цветущего сада», и раз за разом, когда Он, казалось, был особенно милосерден, на самом деле, у Него уже была наготове очередная пытка.

Это я записал вчера ночью. Это была даже не мысль, а скорее, вопль. Попробую еще раз. Разумно ли верить, что Бог жесток? Неужели Он может быть таким жестоким? Что, Он — космический садист, злобный кретин?

Если подумать, это уже чистая антропология, это еще глупее, чем представлять Его в виде доброго царя с длинной бородой. Этот образ — типичная модель Юнга. Этот облик сближает Бога с добрыми мудрыми сказочными королями, добрыми волшебниками, фокусниками и героями народных сказаний. Формально мы представляем его человеком, но в то же время предполагается высшее существо, и уж по крайней мере, мы представляем кого-то, кто старше нас, мудрее нас, знающего гораздо больше того, что доступно нашему воображению. Сохраняется тайна. И тем самым остается место для надежды. Следовательно, и для страха, и не просто опасения, что с тобой сыграют злую шутку. Вчера ночью я представлял себе кого-то, похожего на С.С. — когда-то он был моим соседом по столу и за ужином любил рассказывать, что он сегодня проделывал с кошками. Если Он такой же как С.С. (пусть это сильное преувеличение), то, конечно, он не способен ничего ни создать, ни управлять чем бы то ни было. Он мог бы только расставлять капканы с приманками. Но он бы никогда не додумался о таких приманках, как любовь, смех, нарциссы или закат солнца в морозный день. И он создал вселенную? Такое существо не способно просто пошутить, или поклониться, или принести извинения или завести друга.

Можно ли всерьез рассматривать идею недоброго Бога, как бы с «черного хода», в духе крайнего кальвинизма? Вы можете возразить, что мы все погрязли в грехе. Мы настолько грешны, что наши представления о добре и зле ничего не стоят, хуже того, то, что мы считаем добром, может оказаться злом в чистом виде. Если наши худшие опасения подтверждаются, тогда Бог обладает всеми качествами, считающимися дурными: безрассудность, тщеславие, мстительность, несправедливость, жестокость. Но то, что нам видится черным, на самом деле белое. Наша собственная греховность окрашивает все в черный цвет.

Ну, и что с того? Все наши рассуждения и предположения уничтожают саму идею существования Бога. Само определение «добрый» становится бессмысленным, как, скажем, «абракадабра». Нет никакого основания Ему повиноваться, даже бояться Его не стоит. Да, Он угрожает, Он дает обещания. Но зачем им верить? Если жестокость Он считает милосердием, то и ложь — добро. Если это так, то какая разница? Если Его идея добра так отличается от того, что мы считаем добром, тогда Его рай — это по-нашему ад и наоборот. Наконец, если сама реальность в корне не имеет для нас никакого смысла, или другими словами, мы полные идиоты, какой смысл пытаться раздумывать о Боге, или вообще о чем бы то ни было? Этот узел все равно развязывается, как ни пытаешься его затянуть.

Как я смею даже думать о подобной гадости и ерунде? Может быть, я надеюсь, что если чувства настолько искажены, то я буду меньше чувствовать? Не являются ли мои записи бессмысленными попытками человека, не желающего примириться с фактом, что единственный способ прекратить страдания это принять и перестрадать их? Кто все еще надеется, что существует какое-то средство от боли, нужно только хорошенько поискать? Что бы мы ни делали в зубоврачебном кресле, хватаем ли врача за руки или смирно сидим, сложив руки на коленях, сверло продолжает сверлить.

А горе по-прежнему похоже на страх, вернее, ужас. Или ожидание, будто сидишь и ждешь, что вот-вот случится что-то ужасное. Вся жизнь приобретает постоянный привкус временности. Не стоит ничего начинать. Я никак не могу угомониться, меня одолевает зевота, я не могу найти себе места, я слишком много курю. До сих пор мне вечно не хватало времени, теперь в жизни не осталось ничего, кроме времени. Чистое время, пустое бесконечное время

Единая плоть. Или, если вам больше нравится, другое сравнение — корабль. Потерян мотор с правого борта, я — оставшийся мотор с левого борта, должен как-то дошлепать до пристани. Вернее, пока не закончится плавание. Как я смею даже мечтать о пристани? Скорее всего меня встретит пронизанный ветром пустынный берег, черная ночь, оглушающий грохот шторма, впереди показались сваи, а мелькнувший на берегу огонек — скорее всего, размахивающий фонарем пьяный забулдыга. Так выглядит ее подход к берегу. Такой же был у моей матери. Я называю это — их подход к берегу, а не прибытие.

3

На самом деле я думаю о ней не все время. Например, во время работы или разговора это просто невозможно. Но эти периоды, когда я не думаю о ней, пожалуй, хуже всего. Потому что еще даже не осознав причины, я чувствую, что мне не по себе, мне чего-то не хватает. Бывают такие сны, в которых вроде бы не происходит ничего страшного, ничего значительного, о чем можно было бы рассказать за завтраком, но в то же время вся атмосфера сна, особый привкус кошмара оставляют впечатление ужаса. Также и здесь. Я замечаю, что ягоды рябины начинают краснеть, и на секунду не могу сообразить, почему именно рябина ввергает меня в депрессию. Слышу бой часов, и в нем чего-то не хватает, какой-то не такой звук. Что случилось с миром, почему все выглядит таким плоским, бесцветным, изношенным? И тут я вспоминаю.

Вот еще что меня пугает. Природа возьмет свое, постепенно утихнет мучительная боль, пройдут ночные кошмары, но что потом? Просто апатия, мертвая скука? Наступит ли когда-нибудь время, когда я перестану вопрошать, почему весь мир превратился для меня в убогую улочку, потому что грязь и мерзость запустения стали для меня нормой? Неужели за скорбью следует скука с налетом легкой тошноты?

Чувства, чувства и чувства. Начну-ка я думать. Если трезво подумать, что нового привнесла смерть Х. в мое восприятие мира? Какое основание для сомнений в том, во что я всегда верил? Мне прекрасно известно, что каждый день во всем мире умирают люди, происходят вещи и пострашнее. Должен сказать, что я это учитывал, меня предостерегали, да я и сам себя предостерегал — не рассчитывай на всемирное счастье. Более того, страдания предусмотрены, они — часть плана. Нам было сказано: «Благословенны те, кто скорбят», и я соглашался с этим. Я не получил ничего, чего бы я не ожидал. Конечно, большая разница, когда это случилось с тобой, а не с другими, и не в воображении, а в действительности. Да, но как может человек в здравом уме понять эту разницу? Тем более, если его вера была истинной и его сочувствие к горестям других было искренним? Объяснение достаточно, даже слишком, простое. Если мой дом рухнул от одного дуновения, значит это был карточный домик. Вера, которая «все принимала во внимание», была воображаемой. «Принимать во внимание» не значит «сопереживать». Если бы меня действительно волновали чужие горести, как я полагал, я не был бы так придавлен собственным горем. Это была воображаемая вера, играющая с безобидными фишками, на которые наклеены бумажки со словами: «болезнь», «боль», «смерть» и «одиночество». Я верил, что моя веревка достаточно крепка, пока это было не так уж важно, но когда встал вопрос, выдержит ли она мой вес, выяснилось, что я никогда и не верил в ее крепость.

Любители бриджа утверждают, что надо непременно играть на деньги, иначе теряется интерес. Так же и здесь. Если вы ничего не ставите на кон, то и неважно, есть Бог, нету Бога, милосердный Он, или злобный космический садист, есть ли вечная жизнь или ее нет. И вы никогда не осознаете, насколько это для вас важно, пока не начнете играть не на фишки и не на шестипенсовики, а поставите на кон все, что имеете, до последнего пенни. Только это может встряхнуть такого, как я, и заставить пересмотреть свои взгляды, начать думать и верить по-новому. Такому требуется дать хорошего тумака, чтобы привести в чувства. Иногда правды можно добиться только пытками, и только под пытками ты сам узнаешь правду.

Я должен признаться (сама Х. добилась бы этого признания в два счета), что если мой дом построен из карт, чем скорее его развалить, тем лучше. И развалить его может только страдание. И тогда все рассуждения о Космическом садисте и Вечном вивисекторе становятся бессмысленной и никчемной гипотезой.

Не говорит ли моя последняя запись о том, что я неизлечим, даже когда реальность разбивает мою мечту на мелкие куски, я все равно продолжаю хандрить, запутываю все еще больше, пока еще не прошел первый шок, а уж потом тупо и терпеливо начинаю склеивать осколки. И так будет всегда? каждый раз, когда разваливается мой домик, я должен строить его заново? Не этим ли я занимаюсь сейчас?

Конечно, не исключено, что как только произойдет то, что я называю «восстановлением веры», окажется, что это очередной карточный домик. Я не узнаю этого до очередного щелчка, скажем, когда я сам заболею неизлечимой болезнью, или грянет война, или я погублю себя, совершив какую-нибудь ужасную ошибку на работе. Но возникают два вопроса: в каком смысле это можно назвать карточным домиком, потому что то, во что я верю, всего лишь сон, или мне только снится, что я верю?

Если посмотреть правде в глаза, на каком основании можно больше доверять тому, что я думал неделю назад, чем тому, что я думаю теперь? Я почти уверен, что в основном, я сейчас более нормален, чем был в первые недели. Как можно доверять отчаянному воображению человека, находящемуся в полубессознательном состоянии, как после сотрясения мозга?

Потому лишь, что тут не было никакой попытки выдавать желаемое за действительное? Потому что мои мысли были настолько ужасны, что именно поэтому они скорее всего наиболее приближаются к истине? Ведь исполниться могут не только приятные, но и страшные сны. Так уж они были отвратительны? Нет, мне они даже по-своему нравились. Я отдаю себе отчет, что я слегка сопротивляюсь более приятному варианту. Все мои рассуждения о Космическом Садисте были скорее всего не отражением мыслей, а выражением ненависти. Я получал от них мстительное удовольствие, единственное удовольствие, доступное человеку, испытывающему мучения, удовольствие дать сдачи. Просто оскорбительное ругательство — выложил Богу начистоту все, что я о Нем думаю. И конечно же, как всегда, оскорбив кого-нибудь в сильных выражениях, добавляешь: «Я на самом деле сам не верил в то, что говорил». Я только хотел оскорбить Его и Его последователей. Подобные высказывания всегда доставляют некоторое удовольствие. Высказал все, что накипело. После этого чувствуешь себя получше некоторое время.

Но настроение еще не доказательство. Конечно, кошка будет визжать и царапаться, пытаясь вырваться из рук ветеринара, а если удастся, то и укусит. Вопрос в том, кто он: врачеватель или вивисектор. Поведение кошки не проливает света на этот вопрос.

Я могу поверить в то, что Он — врачеватель, если я думаю о моих собственных страданиях. Сложнее, когда я думаю, как страдала она. Муки горя не сравнить с физической болью. Только дураки утверждают, что моральные страдания во сто крат страшнее физических. Разум всегда обладает способностью восстанавливаться. Самое худшее, что может произойти, тяжелые мысли возвращаются снова и снова, но физическая боль может быть абсолютно бесконечной. Горе — это бомбовоз, летающий кругами и сбрасывающий очередную бомбу, описав очередной круг и возвращаясь к цели. Физические страдания подобны постоянному огневому валу в окопах первой мировой войны, обстрелы, длящиеся часами, без передышки. Мысли не бывают статичными, тогда как боль часто статична.

Что из себя представляет моя любовь, если я думаю больше о своих, а не ее страданиях? Даже мои безумные мольбы «Вернись, вернись!» — прежде всего то, чего я хочу для себя. Я никогда не задумывался, если бы такое оказалось возможным, было ли бы это хорошо для нее? Я хочу ее возвращения ради восстановления моего прошлого. Для нее я не мог пожелать ничего худшего: испытать смерть и вернуться на землю, чтобы снова, пусть позже, пройти через умирание? Первым мучеником считается Стефан, может быть, мучения Лазаря были похуже?

Я начинаю понимать. По силе моя любовь к ней была приблизительно такой же, как моя вера в Бога. Правда, не буду преувеличивать. Насколько моя вера была воображаемой, а любовь эгоистичной, знает только Бог. Я не знаю. Может, слишком сильно сказано, особенно, что касается моей любви. Но ни то, ни другое не было, как я полагал, истинным, и в том и в другом было довольно много от карточного замка.

Какая разница, как я скорблю и что я делаю со своим горем? Какая разница, как я ее помню и помню ли вообще? Ничто не облегчит ее прошлых страданий. Прошлых страданий. Откуда я знаю, что все ее страдания в прошлом?

Я никогда не верил, считая это абсолютно невероятным, что самая преданная Богу душа немедленно, как только из горла умирающего вырвется последний хрип, обретает мир и покой. Поверить в это теперь — это выдавать желаемое за действительное. Х. была яркой личностью, прямая, светлая душа, как шпага из закаленной стали. Но она не была святой. Грешная женщина, замужем за грешным мужчиной. Два пациента Бога, которых еще надо излечить. Я знаю, требуется не только осушить слезы, но и отчистить пятна, чтобы шпага заблистала еще ярче.

Но пожалуйста, о, Боже, осторожнее, осторожнее. Месяц за месяцем, неделю за неделей Ты растягивал ее бедное тело на дыбе, когда она еще в нем находилась. Не хватит ли?

Самое ужасное, что совершенный милосердный Бог в данном случае ничуть не лучше Космического Садиста. Чем больше мы верим, что Бог причиняет боль, только чтобы излечить, тем меньше мы надеемся, что он услышит наши страстные мольбы быть «поосторожней».

Жестокого можно задобрить взяткой, или он сам, наконец, устанет от своего утомительного занятия, или на него может найти неожиданный приступ милосердия, как у алкоголика вдруг наступает период трезвости. Но предположим, что вы имеете дело с искусным хирургом, у которого самые лучшие намерения. Чем он добросовесней и добрей, тем безжалостней он будет резать. Если он приостановится в ответ на ваши мольбы, или вообще прекратит операцию, не закончив, то все страдания, которые вы испытали вплоть до этого момента, окажутся напрасными. Но так ли уж необходимы эти запредельные пытки? Что ж, решайте сами, на выбор. Мучения неизбежны. Если они бессмысленны, значит нет никакого Бога, а если Он есть, то Он злой. Но если Бог есть и он справедлив, значит пытки необходимы. Потому что никакое хотя бы мало-мальски порядочное существо не допустило бы ненужных страданий.

В любом случае, мы обречены страдать

Что имеют в виду те, что говорят: «Я не боюсь Бога, потому что я знаю, что Он милосерден»? Они никогда не бывали у зубного врача?

Там не менее страдания нестерпимы. И ты лепечешь: «Если бы я смог принять эти муки, пусть самые ужасные, вместо нее». Но никто не знает, насколько серьезна такая высокая ставка, потому что в действительности ты ничем не рискуешь. И если бы такая возможность вдруг представилась, мы бы открыли для себя, насколько серьезно мы были готовы к такой жертве. Да и позволен ли нам подобный выбор?

Это было позволено только Одному, сказано нам, и я снова начинаю верить, что Он сделал все возможное во искупление грехов. Он отвечает на наш лепет: «Ты не можешь и не смеешь. Я мог и я посмел».

Сегодня утром случилось нечто неожиданное. По многим причинам, которые сами по себе отнюдь не таинственны, я почувствовал какую-то легкость на сердце, чего не чувствовал много недель. Во-первых, я думаю, что начинаю приходить в себя физически после огромного напряжения и усталости. Накануне я проработал 12 часов и не очень устал, ночью неплохо поспал; и после двух недель низкого серого неба и неподвижной влажной духоты, вдруг выглянуло и засияло солнце, подул свежий ветерок, и вдруг в тот самый момент, когда я впервые за все это время тосковал о ней меньше, я вспомнил ее особенно хорошо. И это, действительно, было нечто, почти лучше чем воспоминание; какое-то внезапное и необъяснимое видение. Сказать, что я увиделся с нею, было бы чересчур, тем не менее напрашиваются именно эти слова. Как будто кто-то приподнял завесу горя, и исчез разделявший нас барьер.

Почему мне никто не говорил обо всем этом? Как легко я осудил бы другого в такой же ситуации? Я мог бы сказать: «Он оправился после своей утраты. Он стал забывать свою жену», а истина вот в чем: «Он помнит ее лучше, потому что он частично оправился». И это факт. Мне кажется, я могу объяснить, почему это имеет смысл. Вы не можете ясно видеть, если ваши глаза затуманены слезами. И вы никогда не получите именно того, чего вы хотите, если вы слишком сильно хотите, а если даже и получите, то не сумеете толком распорядиться полученным.

«Нам необходимо серьезно поговорить» — подобное вступление заставляет всех погрузиться в молчание. «Сегодня я непременно должен хорошенько выспаться» — и вы, скорее всего, проведете бессонную ночь. Лучшие напитки бездарно переводятся, когда испытывают особенно мучительную жажду. Не происходит ли то же самое, когда мы думаем о наших умерших, и именно из-за нашего отчаяния опускается железный занавес, и нам кажется, что мы взираем в пустоту? Те, кто просит (тем более, кто очень просит), ничего не получат. И возможно, не сумеют.

И так же, наверное, с Богом. Постепенно я начал ощущать, что дверь приоткрыта, нет больше замка и засова. Может, моя отчаянная нужда была виновна в том, что дверь захлопнули перед моим носом? Может быть, как раз тогда, когда ваша душа вопит о помощи, Бог не может дать ее вам? Так же как тонущему трудно помочь, если он барахтается и хватается за все подряд. Может быть, вы оглохли от своих собственных воплей и поэтому не слышите голоса, который жаждете услышать?

С другой стороны, «стучи, да отверзнется». Но «стучать» не значит барабанить и пинать двери ногами, как безумный. И еще: «Воздастся тому, кто имеет». Прежде всего, нужно обладать способностью получать. Если у вас нет этого умения, то никто, даже самое могущественное существо, не сможет вам ничего дать. Может быть, именно страстность вашего желания временно разрушает вашу способность получать.

Любые ошибки возможны, когда вы имеете дело с Ним. Очень давно, когда мы еще не были женаты, однажды утром, когда она собиралась на работу, ее вдруг охватило необъяснимое чувство, что Он находится здесь, рядом, буквально за ее плечом, как бы требуя ее внимания. Конечно, не будучи святой, она подумала, как водится, что от нее требуется исполнить какой-то долг, или в чем-то покаяться. Наконец, она сдалась- мне известно, как мы стараемся это отсрочить — и предстала пред Ним. Оказалось, наоборот, Он хотел воздать ей, и ее мгновенно наполнила радость.

Мне кажется, я начинаю понимать, почему горе похоже на ожидание страха. Потому что нарушение целого комплекса самых разных импульсов становится привычным. Каждая моя мысль, каждое чувство, каждое движение души были связаны с Х. Она была их мишенью, ее нет больше. Я по привычке беру свой лук, прилаживаю стрелу, натягиваю тетиву и вдруг вспоминаю…и кладу лук на место. Столько дорог могут привести меня к ней. Я же упорно иду единственной, одной из многих. Но я наткнулся на пограничный заслон, дальше ходу нет. Передо мной открывалось столько дорог; теперь, куда не повернись — сплошной тупик.

Ибо хорошая жена соединяет в одном лице всех, кто тебе необходим на жизненном пути. Кем она для меня не была? Она была мне дочерью и моей матерью, моей ученицей и моим учителем, моей слугой и моим господином. И всегда, соединяя в себе все эти качества, она еще была мне верным товарищем, другом, спутником, однополчанином. Моей возлюбленной; и в то же время она давала мне все то, чего мне не могла дать никакая мужская дружба (а у меня было немало друзей). Более того, если бы мы никогда не влюбились друг в друга, мы все равно были бы всегда вместе и наделали бы много шуму. Это я имел в виду, когда однажды похвалил ее за «мужские достоинства». Она немедленно заставила меня замолчать, спросив, как мне понравится, если она сделает комплимент моим женским качествам. Это был хороший ответный выпад, моя дорогая. Но тем не менее, было в ней что-то от амазонки, от Пентесилии и Камиллы. И ты, как и я, гордилась этим и была рада, что я заметил и оценил это.

Соломон называл свою жену Сестрой. Можно ли считать женщину совершенной женой, если хоть один раз, в определенный момент, в определенном настроении, мужчина не почувствует потребности назвать ее Братом?

Меня все время тянет сказать о нашем браке: это было слишком хорошо, чтобы продолжаться вечно.. Хотя на это можно посмотреть по-разному. Если посмотреть пессимистически — как только Бог увидел, насколько счастливы Его создания, Он сразу решил положить этому конец. «Не разрешается!». Так хозяйка званого вечера, пригласившая вас на шерри, немедленно разлучает двух гостей, как только те увлеклись по-настоящему интересным разговором. А с другой стороны, это может означать: «Они достигли совершенства. Это стало тем, чем должно было стать. Посему дальше продолжать не имеет смысла». Как будто Бог сказал: «Молодцы! Вы достигли мастерства. Я очень вами доволен. А теперь переходим к следующему упражнению». После того как вы научились решать квадратные уравнения, вам даже нравится их решать, но тема пройдена, учитель переходит к очередному материалу.

Потому что мы выучили что-то и достигли какой-то цели. Между мужем и женой всегда происходит скрытая или явная борьба полов, до тех пор, пока совместная жизнь не стирает все противоречия. Считать женскую верность, прямоту и храбрость признаками мужественности — такое же высокомерие, как нежность и чувствительность мужчины называть женственностью. Какой же несчастной и извращенной частью человечества должно быть большинство мужчин и женщин, допускающих подобную самонадеянность! Брак излечивает ее. Соединяясь в браке, двое сливаются в одно полноценное человеческое существо. «Он сотворил их по образу своему и подобию». Как это ни парадоксально, но торжество сексуальности приводит нас к тому, что гораздо выше пола.

И вот один из них умирает. И мы думаем, что любовь срезали на корню; так танец прерывается посреди па, или сорван только распустившийся цветок, что-то вмешивается извне и нарушает естественное развитие вещей. Не знаю. Если, как я упрямо предполагаю, мертвые испытывают боль разлуки не меньше, чем живые (это может быть одним из испытаний, которым мы подвергаемся в чистилище), тогда для всех любящих без исключения горе — универсальная и неотъемлимая часть любовного опыта. Оно следует за браком так же, как брак является естественным следствием периода ухаживания, как осень сменяет лето. Это не конец процесса, а очередная его фаза, не прерывание танца, а следующее па. Мы отдаем часть самого себя своей любимой, пока она жива. Затем мы начинаем исполнять следующее, трагическое па нашего танца, когда мы должны научиться отдавать часть самих себя, несмотря на то, что исчезла телесная оболочка партнера, научиться любить саму суть покойного, а не нашу память, или собственное горе, или освобождение от него, или нашу собственную любовь.

Теперь, когда я возвращаюсь мыслями назад, я вижу, что совсем недавно я был больше всего озабочен памятью и опасениями, не обманывает ли она меня. Непонятно почему (единственное, что приходит на ум — Божие милосердие), я перестал об этом беспокоиться. И что интересно, как только меня перестал занимать этот вопрос, я стал встречать ее на каждом шагу. «Встречать» — может, слишком сильно сказано. Я не имею в виду, что я вижу ее или слышу ее голос, ничего подобного. Я даже не имею в виду особенно сильное эмоциональное переживание в какие-то определенные моменты. Скорее, это постоянное неясное, но глубокое чувство, что она всегда со мной — факт, который требуется принять во внимание. «Принять во внимание» — возможно, неудачная формулировка. Звучит так, как будто она была этакой бой-бабой. Как бы выразиться поточнее? Как насчет «серьезная реальность», «упрямая реальность»? Как будто все пережитое говорит мне: «Так уж случилось, что ты страшно рад, что она — есть. Но помни, она есть и будет всегда, хочешь ты этого или не хочешь. Твои желания в расчет не принимаются».

Ну, и к чему я пришел? К тому же, что и любой другой вдовец, который остановится, облокотившись на свой заступ, и скажет: «благодарю Тебя, Господи. Я не должен жаловаться. Я тоскую по ней безмерно. Но сказано — испытания ниспосланы нам». Мы пришли к тому же самому: простой парень со своей лопатой и я, который вообще не мастер копать, ни лопатой, ни чем бы то ни было. И, безусловно, то, что нам «ниспослано испытание», нужно правильно понимать. Бог не не пытается проверить, насколько истинна или сильна моя вера или любовь, Он это и так знал. Этого не знал я. Он сажает нас одновременно на скамью подсудимых, место свидетеля и в кресло судьи. Он знал с самого начала, что мой храм — это карточный домик. И единственный способ заставить меня это понять — развалить его.

Так быстро пережить горе? Но слова двусмысленны. Скажем, больной оправился после операции по поводу аппендицита. Совсем другая история, если ему ампутировали ногу, после такой операции либо культя заживет, либо больной умрет. Если рана заживет, утихнет невыносимая и бесконечная боль. Больной окреп и ковыляет на своей деревянной ноге. Он поправился. Но он наверняка будет испытывать боли в культе всю оставшуюся жизнь, и временами довольно сильные. Он всегда будет одноногим. Вероятнее всего, он не забудет об этом ни на минуту. Для него изменится все: как он будет умываться, одеваться, садиться и вставать, даже лежать в постели он будет по-другому. Вся его жизнь изменилась. Он лишился многих удовольствий и занятий, которые раньше принимал как должное, даже обязанности его изменились. Я сейчас только учусь пользоваться костылями. Может, со временем мне выдадут протез. Но у меня уже никогда не будет двух ног.

Все же я не стану отрицать, что в каком-то смысле я «чувствую себя лучше» и это ощущение связано с чувством стыда, будто я был обязан лелеять и разжигать в себе свое горе и оставаться несчастным. Я когда-то читал об этом, но никогда не предполагал, что это произойдет и со мной. Уверен, что Х. этого бы не одобрила, она бы сказала, что это глупо. И я почти уверен, что этого не одобряет Бог. Что скрывается за этим?

Отчасти, безусловно, тщеславие. Мы хотим доказать самим себе, что мы возлюбленные в самом высоком смысле, трагические герои, а не простые рядовые в огромной армии лишившихся своих близких, плетущиеся с трудом и просто старающиеся выжить. Но и это не объясняет всего.

Думаю, тут еще и путаница в мыслях. На самом деле, мы не хотим продолжения этих мук горя, которые мы испытываем в первые недели после смерти близких, этого не хочет никто. Мы хотим, чтобы наша скорбь была чем-то вроде часто повторяющегося симптома, и мы путаем симптом с самой болезнью. Прошлой ночью я записал, что горе после потери супруга не есть конец любви, а ее очередная фаза, как медовый месяц. Мы хотим пройти эту фазу, сохраняя нашу любовь и верность. И если это доставляет нам боль (что, безусловно, правда), мы должны принять эту боль как неотъемлимую часть данной фазы. Мы не хотим избежать боли, скажем, ценой развода. Это значило бы убить мертвого еще раз. Мы были одной плотью. Теперь, когда половину ее отрезали, мы не станем притворяться, что мы по-прежнему единое целое. Мы по-прежнему муж и жена, мы по-прежнему любим и поэтому мы по-прежнему будем испытывать боль. Но мы, конечно же, если хорошо понимаем самих себя, не хотим этой боли ради самой боли. Чем меньше болит, тем лучше, тем крепче брачные узы. И чем больше остается радости между мертвым и оставшимся жить, тем лучше.

Лучше во всех смыслах. Потому что, как я обнаружил, страстность нашего горя не приближает нас к умершим, а наоборот, отдаляет от них. Это становится для меня все яснее и яснее. Когда я меньше всего горюю — чаще всего по утрам, принимая ванну — она врывается в мои мысли, во всей своей реальности и уникальности. Совсем не так, как в самые плохие моменты, когда мое отчаяние заставляяет видеть все в одном ракурсе и придает всему излишнюю жалостность, напыщенную торжественность, а когда она является сама, во всей своей правде. Такие моменты самые лучшие и освежающие.

Я помню, хотя сейчас не могу припомнить точно, откуда, что в разных народных сказаниях и балладах мертвые не хотят, чтобы мы горевали по ним, они умоляют нас перестать оплакивать их. Смысл этого может быть гораздо глубже, чем я думал. Если это так, значит, наши деды заблуждались. Все эти (иногда всю оставшуюся жизнь) траурные ритуалы — посещение могил, отмечание годовщин, или когда оставляют нетронутой комнату покойного, чтобы «все было, как при нем», никогда не упоминают его имени, или упоминают, но особым голосом, или даже приготовляют покойному наряд (как королева Виктория) каждый вечер перед ужином — все это отдает мумификацией. Это делает мертвых еще более мертвыми. Может, это и было (пусть бессознательно) целью? Тут срабатывает что-то очень примитивное. Пусть мертвые остаются мертвыми, для примитивного разума дикаря важно быть уверенным, что они незаметно не пробрались в мир живущих. Любой ценой заставить их оставаться там, где им надлежит быть. Безусловно, все эти ритуалы подтверждают смерть. И может быть, именно такой результат желателен, по крайней мере, для тех, кто совершает эти ритуалы.

Но я не имею права их осуждать. Все это лишь догадки; Я бы лучше побеспокоился о себе. У меня, как ни посмотреть, простая программа. Я буду по возможности часто обращаться к ней с радостью. Я буду приветствовать ее, смеясь. Чем меньше я оплакиваю ее, тем я к ней ближе. Программа, достойная восхищения. К сожалению, невыполнимая. Сегодня снова возвратились адские муки первых дней; безумные слова, горькое чувство обиды, внутренняя дрожь где-то в животе, нереальность ночного кошмара., я захлебываюсь слезами. Ибо горе никогда «не стоит на месте». Ты только вышел из очередной фазы, но возвращаешься в нее, снова и снова. Все повторяется. Смею ли я надеяться, что я двигаюсь не по кругу, а по спирали?

А если по спирали, то вверх или вниз?

Как часто (будет ли это всегда?) ощущение пустоты будет ошеломлять меня, как-будто это происходит впервые, и заставит меня воскликнуть: «Никогда, вплоть до этого самого момента я не осознавал всего ужаса моей потери»? Снова и снова отрезают мне ту же ногу. Снова и снова я чувствую, как нож режет мою плоть.

Говорят, трус умирает много раз, это можно сказать и о смерти близкого. Находил же орел каждый раз новую печень у Прометея, снова и снова вырывал и поедал ее?

4

Это четвертая и последняя чистая тетрадь, которая нашлась в доме, почти чистая, если не считать нескольких страниц, заполненных рукой Дж. древними арифметическими упражнениями. Я решил для себя, закончится тетрадь, и я прекращу свои записи. Я не буду специально покупать новые блокноты. До сих пор эти записки служили мне спасением от полного краха, моим последним прибежищем, они в какой-то мере помогали мне. С другой стороны, выясняется, в их основе заключена какая-то путаница.. Я полагал, я могу описать состояние, начертить географическую карту своего страдания. Но оказалось, горе — это не состояние, а процесс. Тут нужна не география, а история. И если я не перестану писать эту историю, поставив произвольную точку, то тогда нет никакого резона останавливаться. Ведь каждый день происходит что-то новое, что требуется занести в дневник. Горе — как длинная извилистая долина, где за каждым поворотом вам открывается новый ландшафт, но, как я уже говорил, это не обязательно, иногда, наоборот, за очередным поворотом вас ожидает сюрприз другого рода: повернув, вы с изумлением обнаруживаете, что вы оказались в том же самом месте, которое вроде бы прошли несколько часов назад. Вот тут вы начинаете задумываться, может это вовсе не долина, а траншея в виде замкнутого круга. Нет это не так, если даже что-то и повторяется, то в другой последовательности.

Вот, например, еще одна новая фаза, новая потеря. Я стараюсь побольше гулять, глупо даже пытаться заснуть, если хорошенько не устанешь. Сегодня я решил навестить любимые места, по которым я бродил часами в холостые годы. На этот раз лицо природы не выглядело пустым и лишенным красоты, мир больше не казался убогой улочкой (как я жаловался буквально несколько дней назад). Наоборот, каждый вновь открывшийся вид, каждый куст или группа деревьев наполняли меня прежним счастьем, какое я испытывал до встречи с Х. Но это приглашение к счастью показалось мне ужасным. Счастье, которое мне предлагалось, не имело вкуса. Я понял, что не хочу такого счастья. Меня пугает сама возможность возвращения в прошлое. Такая участь — самая ужасная из всех возможных — достичь состояния, когда любовь и женитьба в ретроспективе оказываются всего лишь милым эпизодом — как праздник, ненадолго нарушивший привычную, монотонную жизнь, который закончился, и я снова такой, каким был, неизменившийся, обыкновенный. И со временем, прошедший праздник кажется далеким и нереальным, настолько инородным в самой ткани моей истории, что кажется, все это было не со мной, а с кем-то другим. Это значило бы, что она умерла для меня второй раз, и эта потеря была бы еще страшнее, чем первая. Что угодно, только не это.

Дано ли тебе знать, любимая, что ты унесла с собой, когда покинула меня? Ты унесла с собой мое прошлое, даже то прошлое, которое у меня было до встречи с тобой. Я ошибался, считая, что моя культя заживает после ампутации. Я был обманут, ибо есть столько видов боли, что раз за разом она застает меня врасплох.

Зато я сделал для себя два важных открытия — я, правда, слишком хорошо себя знаю, чтобы поверить, что польза от них будет «продолжительной». Мой разум, обратившись к Богу, больше не упирается в закрытую дверь; обращаясь к Х., он не встречает абсолютную, как прежде, пустоту, я больше не озабочен тем, как мысленно вызвать ее образ. Мои записи не отражают всего процесса, как я надеялся, а лишь отдельные моменты. Может быть, эти изменения трудно уловить. Это не было внезапным озарением и полной эмоциональной перестройкой. Так, к примеру, нагревается холодная комната, или светлеет поутру, когда впервые обращаешь внимание, что заметно потеплело или посветлело, оказывается, что теплее и светлее становилось постепенно, до того как ты это заметил.

Я писал о себе, и о Х., и о Боге. Именно в этом порядке. Такой порядок и такие пропорции как раз абсолютно недопустимы. Ни разу мне не пришло в голову воздать им хвалу. А это было бы весьма полезно для меня. Хвала — это одно из проявлений любви, вносящее в нее какой-то элемент радости. И восхвалять нужно в следующем порядке: Его как дарующего, и ее как дар. Ведь воздавая хвалу, мы мы в какой-то степени получаем удовольствие от предмета восхваления, как бы далеко от нас он ни был. Я должен чаще воздавать хвалу. Я утратил способность испытывать наслаждение, которое давала мне Х. И я так заблудился в своих сомнениях, что лишил себя радости, которую (если Его милосердие безгранично) мог иногда получать от Бога. Воздавая хвалу, я могу в какой-то степени радоваться ей, и в то же время, в какой-то степени радоваться Ему. Это лучше чем ничего.

Но возможно, я лишен этого дара. Я как-то сравнил ее со шпагой. До какой-то степени это верно. Но по сути совершенно не соответствует истине и вводит в заблуждение. Тут требуется сохранять равновесие. Мне надо было добавить: «но в то же время она как цветущий сад, как лабиринт, садовая куща, стена в стене, загородь за загородью, чем дальше в него углубляешься, тем больше тайны, больше благоухающей и плодоносящей жизни».

И восхваляя и все созданное Богом, я должен воскликнуть: «Хвала тебе, Господи, ибо все это создал Ты!»

И восхваляя сад, мы славим Садовника, восхваляя меч — кузнеца, что выковал его. Хвала Жизни, дающей жизнь, и Красоте, дарящей красоту.

«Она в руках Господних». И когда я сравниваю ее со шпагой, это сравнение наполняется новой энергией. Может быть, земная жизнь, которую я с ней делил, была лишь частью искушения. Может быть, Он уже берется за эфес новой шпаги и размахивает ею в воздухе, вызывая молнии. «Настоящая иерусалимская сталь».

Вчера ночью был один момент, который нельзя описать словами, можно только привести какие-то сравнения. Представьте себе человека в кромешной тьме. Он думает, что находится в каком-то подвале или в темнице. И вдруг послышался непонятный звук. Он предполагает, что звук доносится откуда-то издалека — то ли шум волн, то ли шелест деревьев на ветру, а может, кипит чайник где-то в полумиле от него. Если он все это слышит, следовательно, он не в подвале, а на воле, он свободен. Или этот звук где-то рядом, это чей-то сдавленный смех., если это так, значит, он не один, рядом с ним во тьме — друг. В любом случае, это добрый звук. Я все-таки не сумасшедший, чтобы считать, что это переживание что-нибудь доказывает. Это лишь попытка представить некую идею, которую я всегда допускал теоретически, идея состоит в том, что я, как и любой смертный, могу неправильно понять ситуацию, в которой нахожусь.

Пять чувств; неизлечимо абстрактное мышление; избирательная наугад память; целый набор предубеждений и ничем не обоснованных предположений, их столько, что я могу исследовать лишь некоторую, самую малую часть, а иногда даже не подозраваю о их существовании. Какую же часть реальности способен пропустить через себя столь несовершенный аппарат?

Я постараюсь, насколько смогу, не залезать в дебри. Все сильнее и сильнее меня одолевают два очень разные убеждения. Одно из них — Вечный Ветеринар гораздо более жестокий и безжалостный, чем мы можем себе представить в самом худшем воображении.. Второе — «все будет хорошо, все будет хорошо, все будет прекрасно»

Не важно, что у меня не осталось удачных фотографий Х. Не имеет значения — почти никакого — если ее образ в моей памяти несовершенен. Изображения, запечатлены они на бумаге или в нашей памяти, не важны сами по себе. Они лишь немного похожи на оригинал. Проведите параллель на более высоком уровне. Завтра утром священник даст мне маленькое кругленькое, тонкое, холодное и безвкусное печенье. Хорошо ли это, или плохо, что просвирка даже приблизительно не напоминает то, с чем она меня воссоединяет? Мне нужен Христос, а не что-то, что его напоминает. Мне необходима сама Х., а не что-то, похожее на нее. По-настоящему хорошая фотография со временем может стать ловушкой, ужасом и помехой.

Изображения, наверное, полезны, иначе они не были бы так популярны. (Не имеет значения, существуют ли статуи и картины вне нашего разума, или являются образными конструкциями внутри него). Лично я считаю, что их опасность более чем очевидна. Изображения святого становятся святыми изображениями, они сами становятся святынями. Моя идея Бога — не идея божественности. Она должна время от времени подвергаться сомнению. Он сам расшатывает ее. Он сам великий иконоборец. Не является ли постоянное сомнение одним из признаков Его существования? Прекрасный пример — инкарнация, она не оставляет камня на камне от ранних идей пришествия Мессии. Большинство людей иконоборство оскорбляет, благословенны те, кого оно не задевает. Но то же самое происходит, когда мы творим свои собственные молитвы. Сама реальность является иконоборческой. Ваша земная возлюбленная даже при жизни постоянно торжествует над вашей идеей о ней. Вы именно этого и хотите; вы хотите именно ее, с ее сопротивлением, ее ошибками, ее недостатками, с ее непредсказуемостью. Вот именно: живую, настоящую ее, а не ее изображения или память о ней, мы продолжаем любить и после ее смерти.

Но «это» пока не поддается воображению. В этом отношении она и все мертвые подобны Богу. В этом отношении продолжать любить ее в какой -то мере все равно как любить Его. И в том и в другом случае я должен простирать руки любви — глаза любви тут не годятся — навстречу реальности, наперекор и сквозь зыбкую фантасмагорию всех моих размышлений, страстей и воображения. Я не должен оставаться с самой фантасмогорией и поклоняться ей вместо Него, или любить ее вместо Х. Не мою идею Бога, а самого Бога. Не мою идею Х., а ее самое. Да, и также не идею соседа, а самого соседа. Не совершаем ли мы ту же ошибку по отношению к живым, даже к людям, находящимся рядом с нами в той же комнате? Разговариваем ли и ведем себя, будто мы имеем дело не с самим человеком, но с его образом — почти точным, созданным нашим воображением? И разница между истинным и воображаемым нами человеком становится довольно разительной, прежде мы себе в этом, наконец, признаемся. В реальной жизни (а не в романах), если внимательно присмотреться, он в своих высказываниях и поведении выходит из «характера», из того, что мы называем его характером. Он всегда неожиданно выкладывает карту, о которой мы и не подозревали.

Я полагаю, что я неправильно оцениваю окружающих на основании того факта, что они совершают ту же ошибку по отношению ко мне. И все мы думаем, что раскусили друг друга.

Может оказаться, что все это время, в очередной раз, я складывал карточный дом. Если это так, то Он снова развалит его одним щелчком. И будет делать это каждый раз, когда сочтет необходимым. Если только не убедится, что я неисправим, и я не окажусь в аду, где буду вечно строить карточные дворцы, «свободный среди мертвых».

А что, если я и прихожу постепенно к Богу, то лишь в надежде, что Он приведет меня к ней? Но при этом я прекрасно понимаю, что нельзя использовать Бога как путь для достожения своей цели. Он должен быть целью, а не средством, Он — конец пути, а не сам путь, иначе вы никогда не приблизитесь к Нему. Это и есть главная ошибка разных популярных картинок, изображающих счастливые воссоединения с родными и близкими «в запредельном будущем», ошибка не в самих простых и очень земных образах, а в том факте, что то, что они называют окончанием пути, на самом деле лишь промежуточный пункт на пути к истинному концу.

О, Боже, неужели только на этих условиях? Неужели я смогу встретиться с ней, если только я возлюблю Тебя так, что мне станет все равно, встречусь ли я с ней или нет? Подумай, о, Господи, ведь именно так это видится нам. Что можно было бы подумать обо мне, если я сказал бы детям: «Никаких конфет! Вот вырастите большими и перестанете их хотеть, тогда вы сможете есть столько конфет, сколько угодно!»

Если бы я точно знал, что нас разлучили навечно, и что она навсегда забыла о моем существовании — но это принесет ей радость и успокоение, я бы, конечно, сказал: «Пожалуйста, я согласен, валяйте!» Так же, как если бы в земной жизни я мог бы излечить ее от рака, согласившись никогда больше не увидеть ее, в ту же секунду я бы устроил все возможное, чтобы никогда больше ее не видеть. Я бы должен был согласиться, как любой порядочный человек. Но, к сожалению, мне не дано этого выбора.

Когда я задаю все эти вопросы Богу, я не получаю ответа. Но это не прежнее «Ответа не будет!». Это не захлопнутая перед носом дверь. Скорее, это спокойный, явно без всякого сочувствия, взгляд. Как будто Он покачал головой не в знак отказа, а как бы не желая обсуждать вопрос. Как бы говоря: «Успокойся, дитя мое, ты не понимаешь». Может ли смертный задавать Богу вопросы, на которые Он не считает нужным отвечать? И очень даже просто, думаю я. Бессмысленные вопросы не требуют ответа. Сколько часов в одной миле? Желтый цвет круглый или квадратный? Боюсь, что добрая половина наших великих теологических и метафизических проблем подобна этим вопросам.

А если хорошенько подумать, то передо мной вообще не стоит никаких практических задач. Я знаю две великих заповеди и буду-ка их и придерживаться. С ее смертью ушла одна проблема. Пока она была жива, она практически могла быть для меня важнее Бога, я мог делать то, чего хотела она, а не Бог; если бы возник вопрос выбора. Теперь я оказался перед лицом проблемы, где я ничего не могу поделать. Остался только груз чувств, мотивов и прочее того же рода. С этим я должен разобраться сам. Я не верю, что это проблема Бога.

Дар Бога. Свидание с умершими. Сколько я ни размышляю, ничего не приходит на ум, кроме ассоциации с игральными фишками. Или незаполненными чеками. Моя идея, если это можно назвать идеей, что фишки — это рискованная попытка экстраполирования всего нескольких очень коротких земных эпизодов. И подозреваю, что эти эпизоды не самые значительные, может быть даже менее важные, чем те которые учитываю я. Идея пустого чека — тоже экстраполирование. В реальности и то и другое (попытка выиграть или получить наличные по чеку) вероятнее всего разобьет вдребезги все идеи, касающиеся и фишек и чеков, (более того, соотношение обеих идей между собой).

Мистическое воссоединение, с одной стороны. Воскрешение из мертвых, с другой. Я не могу достичь хотя бы намека на образ, или найти формулу, или даже только почувствовать, что их объединяет. Их объединяет реальность (и нам дано это понимание). Реальность — еще один иконоборец. Да, небеса разрешат все наши проблемы, но, думаю, не демонстрируя искусное сглаживание всех наших явно противоречивых представлений, нам с нашими представлениями сразу выбьют почву из-под ног. Мы увидим, что и проблемы-то никакой не было.

И снова не раз возникнет то же самое переживание, которое мне никак не удается описать, кроме как сравнить с приглушенным смехом в темноте. Догадка, что единственно верный ответ — сокрушающая и обезоруживающая простота.

Часто мы думаем, что мертвые нас видят. И заключаем из этого, неважно, имеются ли на это основания, что если это правда, то они видят нас более ясно, чем при жизни. Видит ли теперь Х., сколько пены и мишуры было в том, что мы оба называли «моей любовью»? Да будет так. Смотри изо всех сил, родная. Я не стану ничего от тебя утаивать, даже если бы мог. Мы не идеализировали друг друга. У нас не было секретов друг от друга. Ты знала все мои слабости. И если сейчас, оттуда ты увидишь что-нибудь похуже, я могу это принять. И ты тоже можешь. Отчитать, объяснить, подразнить, простить. Потому что одно из чудес любви — то, что она дарит обоим, в особенности, женщине, способность видеть партнера насквозь, несмотря на околдованность любовью, в то же время не освобождаясь от ее чар.

В какой-то степени это способность все видеть, как Бог. Его любовь и Его знание неразделимы и неотделимы от Него самого. Мы всегда можем сказать: Он видит, потому что любит, и любит, потому что видит.

Иногда, о, Господь, мы склонны спросить у Тебя, если Ты хотел видеть нас чистыми, как лилии, то почему Ты не создал мир, подобный лилейному лугу? Я полагаю, потому что Ты поставил великий эксперимент. Хотя нет, Тебе не нужны эксперименты, Ты и так все знаешь. Скорее это было великим предприятием: создать организм, но в то же время дух, создать ужасный оксюморон, «духовное животное». Взять бедное примитивное создание, существо с обнаженными нервными окончаниями, с желудком, постоянно требующим пищи, животное, которому требуется самка, чтобы размножаться, и приказать: «Теперь живи сам. И стань богом.»

В одной из предыдущих тетрадей я написал, что если бы мне вдруг было представлено что-нибудь хоть отдаленно похожее на доказательство существования Х., я бы все равно не поверил. Проще сказать, чем сделать. Даже сейчас, после того, что я испытал прошлой ночью, я не собираюсь рассматривать это как свидетельство связи с ней. Но само «качество» переживания, хоть оно ничего не доказывает, стоит того, чтобы попытаться его описать. Оно было начисто лишено каких-либо эмоций. Это было ощущение, будто ее разум на какой-то момент столкнулся с моим. Именно разум, а не «душа», то, что мы обычно считаем душой. Абсолютная изнанка того, что мы называем «слияние душ». Совсем не пресловутая встреча двух любящих, скорее, похоже на телефонный звонок или телеграмму от нее, с каким-то известием или распоряжением. Никакого конкретного сообщения — просто ум и внимание. Не было ощущения радости или печали, ни любви в обычном смысле, ни отсутствия любви. Никогда до сих пор я не мог вообразить, что мертвый может быть таким, что ли, деловым. И в то же время я ощутил необыкновенное чувство бесконечной и радостной близости. Близости, не имеющей отношения ни к чувствам, ни к эмоциям.

Если это и были отголоски моего бессознательного состояния, то мое «бессознание» оказывается по своей глубине гораздо интереснее, чем представляют себе психологи. Прежде всего, оно гораздо менее примитивно, чем мое сознание.

Неважно, что это было, но мой разум просветлел, как дом после генеральной уборки. Такими и должны быть мертвые — чистый разум. Любой греческий философ не удивился бы тому, что я испытал. Он бы и не ожидал ничего иного: если что-нибудь и остается после нашей смерти, то именно это — разум. До сих пор такая идея бросала меня в дрожь Отсутствие эмоций отвращало меня. Но при моем контакте (не знаю, реальном или воображаемом) я не почувствовал никакого отвращения, так как понял, эмоции здесь больше не нужны. Это была полная, бесконечная близость, всеобъемлющая и оздоровляющая, но лишенная чувств. Может быть, эта близость и есть сама любовь, которой в жизни всегда сопутствуют эмоции, не потому что любовь сама по себе является чувством, или потому что она всегда сопровождается эмоциями, но потому что наша живая душа, наша нервная система, наше воображение поневоле должны по-своему реагировать на любовь? Если это так, то сколько еще предрассудков мне следует отмести! Общество или комунна, где царит чистый разум, не может быть холодным, серым и бесчувственным. С другой стороны, это не должно быть тем, к чему люди привязывают такие определения как «духовный», или «мистический», или «святой». Если бы я смог только заглянуть, бросить один взгляд, то я бы употребил (я немного опасаюсь употреблять их) другие определения. Яркий? Радостный? Смелый? Внимательный? Острый? Бдительный? Прежде всего, цельный. Абсолютно надежный. Никакого вздора, когда это касается мертвых.

И когда я говорю «интеллект», я имею в виду и волю. Внимание — это волевой акт. Разум в действии — это, в основном, воля. И для меня это и есть полное разрешение всех вопросов.

Незадолго перед концом я спросил ее: «Ты могла бы придти ко мне — если это разрешается — когда придет моя очередь умирать?» «Разрешается!», сказала она, «Если я окажусь в раю, меня трудно будет удержать, а если в аду, я там все разнесу на куски». Она понимала, что мы говорили на условном мифологическом языке с некоторым элементом комедии. И она даже подмигнула мне сквозь слезы. Но не было никакого мифа и ни тени шутки в воле, которая пронизывала все ее существо, в воле, которая глубже любого чувства.

Однако, хотя я уже меньше путаюсь в определении, что из себя представляет чистый разум, я не должен прегибать палку. Не следует забывать о воскрешении из мертвых, хотя мы не понимаем, что это значит. Мы не можем этого постигнуть, что, наверное, и к лучшему.

Человечество уже раздумывало когда-то над вопросом, является ли последнее видение Бога актом любви или разума. Впрочем, это скорее всего очередной бессмысленный вопрос.

Не грешно ли призывать мертвых вернуться, если бы такое оказалось возможным! Она сказала не мне, а исповеднику,- «Я в мире с Богом». Она улыбалась, но не мне. Poi si torno all’’ eterna fontana. Она припала к вечному источнику.

Антон Комолов: «К возрасту я отношусь не очень серьезно»

— Иностранные геронтологи сейчас называют твой возраст молодым, но в России 45-летие по-прежнему ассоциируется с ответственным человеком. Тебе, конечно, рано всерьез думать о возрасте, но некоторые мысли на тему уже могут возникать. И какие они, эти мысли?

— Спасибо, что в одно предложение ты поставил меня и геронтологов. Прецедент есть. Но вообще к возрасту я отношусь не очень серьезно. Возможно, это прозвучит как кокетство, но для меня цифра в паспорте имеет гораздо меньшее значение, чем то, как ты ощущаешь себя внутренне. Были периоды, когда я ощущал себя чуть старше, чем на самом деле, но сейчас, скорее, наоборот. Разве что по утрам, ну, или когда заболит что-нибудь.

— То есть гульнуть по поводу круглой даты еще можешь…

— Я спокойно отношусь к отмечаниям. В последний раз я по-настоящему праздновал свой день рождения, когда мне исполнилось тридцать и тридцать пять. А потом все в узком семейном кругу. К большим собирушкам я сейчас совершенно равнодушен.

— Если вернуться к возрасту, то до сих пор в силе стереотип, по которому мужчине за сорок прописаны серьезный вид и серьезная работа. Ты же по-прежнему парень с бодрым голосом и в молодежной одежде. Тот, кто веселит зрителей и слушателей… Легко ли тебе бодриться и молодиться?

— Ну, во-первых от мужчины с бодрым голосом и в молодежной одежде слышу. Во-вторых, для меня здесь никаких проблем нет. Мне сложнее переходить на что-то более солидное. Когда для тебя джинсы, футболка и кофта с капюшоном оптимально удобны в любой обстановке и вроде бы твоя должность не предполагает строгих костюмов, то сложно себя заставить переселиться в другой гардероб во всех смыслах. Мне иногда кажется, что родители по поводу моего возраста и всех изменений, которые должны происходить в жизни, переживают сильнее меня. Мама лет с сорока мне говорит, что пора носить не футболки, а рубашечки. В какое-то время я действительно накупил себе рубашечек, которые очень красиво у меня висят и крайне редко используются по назначению.

— Вообще работа в развлекательной индустрии очень редко расценивается в начале карьеры, как род занятий на десятилетия вперед. Ты никогда не хотел перейти в другую весовую категорию? Заняться документальными фильмами или чем-нибудь в этом роде?

— Я себя никогда не считал именно журналистом. Журналисты для меня это — Алексей Пивоваров, Андрей Лошак. Те, кто делает действительно серьезные большие расследования или пишет лонгриды. Я все-таки ведущий, который случайно нашел одежду журналиста. С другой стороны, есть в головах у зрителей и слушателей стереотипы, которые практически неистребимы. Вот ты для многих знаменитый музыкальный журналист и можешь хоть об стенку разбиться, но в другую индустрию тебе перейти будет довольно сложно. Равно как если Дмитрий Киселев вдруг начнет вести шоу «Голос», при том что они с Дмитрием Нагиевым как братья-близнецы — коренастые, лысые, его вряд ли будут на этом месте воспринимать. Если говорить о моей внутренней мотивации, то я очень рад, что работаю именно в индустрии развлечений. На информационное и политическое вещание я смотрю с грустью, а чаще даже с ужасом и очень радуюсь тому, как мне повезло работать в другой части медиаполя.

— В этой другой части медиаполя тоже не все радует. Когда ты начинал, делали ставку все-таки на осмысленные слова и предложения. Сейчас — на ржание и кривляния. Вряд ли тебя подобная эволюция радует…

— Конечно, не радует. Я всегда был сторонником чуть более глубоких, неоднослойных шуток. Как потребитель я к современному телевидению отношусь очень спокойно. В конце концов, пусть выбирает зритель. Но у меня есть четырнадцатилетний сын, который является активным потребителем современной поп-культуры, и, конечно, я иногда смотрю то, чем он интересуется. И вот там содержательный аспект практически отсутствует. Это грустновато. Мне кажется, что даже в самом развлекательном проекте иногда можно вставить какую-то информацию. Глядишь, у человека она где-то отложится и, может быть, потом пригодится.

— Есть несколько видов родителей. Кто-то никак не вмешивается во вкусы детей, кто-то постоянно их критикует, кто-то пытается поделиться своим опытом. Какой из этих методов твой?

— Я пытаюсь делиться опытом, за что сын иногда меня называет занудным папой. То, что он смотрит и слушает, мне не очень нравится, хотя я понимаю всю бесполезность запретов. Если детям запрещать что-то слушать и смотреть, то они будут этим заниматься без вашего участия, и вы рискуете потерять с ними контакт. А так мы вместе слушаем какую-то музыку, я узнаю про новых рэперов.

— Эти парни обычно за словом в карман не лезут. Получается, вы вместе оцениваете русский язык во всей его рэперской красе?

— Поначалу если попадались треки с матом, то сын говорил: «Ты потом без меня послушай». Сейчас перед ненормативной лексикой он громко говорит: «Осуждаю!» Я иногда стараюсь ему что-нибудь подбросить, но музыкальные вкусы у нас совсем разные, и это, в общем, нормально.

— Список телепроектов, к которым ты приложил руку, по своему объему чем-то напоминает дискографию Rolling Stones. Чего ты только не вел! Можно ли сказать, что все свои телевизионные опыты ты вспоминаешь в положительном ключе?

— Я не помню каких-то оглушительных неудач, о которых можно жалеть. Был один проект, который так и не вышел на экран. Мы отсняли несколько эпизодов, и получался какой-то адский треш, поэтому можно сказать, я был рад, когда от проекта отказались. Забавно, что на канале от программы отказались с формулировкой: «Ну, ребята, как-то маловато треша». Так что стыдных историй у меня, наверное, нет. Проходные были. Не буду говорить, что каждый из этих проектов стал для меня чем-то полезным. Но я всегда стараюсь найти даже не в самой интересной передаче что-то, что могло меня зацепить. Я уверен, большинство зрителей сразу понимают, когда ведущему неинтересно работать. Здесь нужно быть либо гениальным актером, к которым я не отношусь, либо все-таки быть заинтересованным.

— Тебе и Ольге Шелест невероятно повезло, потому что у вас в биографии был свой Hotel California, то есть большой хит — программа «Бодрое утро» на MTV. Как ты сам относишься к этому шоу? Как к своего рода вершине телекарьеры или просто удачной программе, которой повезло стать очень популярной?

— Можно сказать, что мое отношение к MTV и «Бодрому утру» эволюционировало. Был период, когда меня немного огорчало то, что все разговоры о моей работе на телевидении так или иначе сводились к «Бодрому утру». Это снова о стереотипах зрителей. Нас с Ольгой увидели и запомнили в этой программе, с тех пор уже столько лет прошло, а меня все спрашивают, как там, на MTV, и просят передать привет Шелест. Приходится напоминать, что я уже давно не работаю на том канале, но привет, конечно, передать могу. Но «Бодрое утро» действительно было ярким проектом. Борису Зосимову удалось собрать на одном канале очень разных ребят, среди которых и я тоже оказался. Было круто, и я пожелал бы любому человеку оказаться в таком коллективе, где работа очень драйвит. Хочу ли я туда вернуться? Нет, я просто радуюсь, что в моей жизни такое случилось. Можно, наверное, раздражаться, что потом у меня не было проектов, которые по своей яркости и популярности могли бы перекрыть «Бодрое утро», но я человек нераздражительный.

— Сейчас ты ведешь телевикторину «Игра в слова». От самого формата телевикторины, конечно, веет какой-то жуткой скукой, но тебе повезло, потому как в твоей программе участвуют иностранцы, и видеть их реакцию на русский язык и на все, что связано с Россией, довольно забавно…

— Именно ради участников, наверное, и нужно смотреть эту программу. Когда команда состоит из вьетнамца, канадца и француженки и все они на английском обсуждают правила русского языка, то выглядит это очень забавно. Я вообще восхищаюсь, когда люди учат такой сложный язык, как русский, разбираются во всех его правилах. Я вот недавно решил учить испанский, и мне тоже непросто, но русский в разы сложнее.

— Зачем тебе испанский, если не секрет?

— Изначально сын начал учить испанский как второй иностранный в школе. И я, чтобы его замотивировать, решил, что начну учить испанский вместе с ним. Сын будет мне как учитель все рассказывать, и таким образом у него появится какая-то ответственность передо мной. План в итоге не очень сработал, но какие-то зачатки испанского в моей голове поселились.

— Как известно, начинал ты на радио и по-прежнему там работаешь. Это как первая любовь, которую трудно забыть, или некий стабильный запасной аэродром, где можно переждать телевизионную нестабильность?

— Для меня радио — то самое занятие по душе, которое, как в старой пословице, позволяет не работать ни единого дня в жизни. Мне здесь нравится. Мой трудовая книжка лежит на «Европе Плюс» с 2002 года, и для меня это своего рода стабильность. И еще я уже давно замечаю, что даже если на эфир ты пришел усталым и в плохом настроении, то общение с соведущей и слушателями подзаряжает, и после программы тебе уже гораздо лучше. Так что радио для меня это любимое и ежедневное занятие, а телевидение, скорее, сезонная работа.

— У тебя не возникает ощущения, что телевидение в последнее время становится уж слишком серьезным? Даже в развлекательных шоу у людей какие-то измученные лица…

— Есть масса проектов, в которых люди веселятся изо всех сил, как будто в последний раз. И это вообще не цепляет. Но есть среди ведущих и те, кто очень естественно себя ведет в кадре. Вот Настя Ивлеева в некоторых роликах просто валяет дурака и абсолютно в этом органична. Или первые сезоны «Орла и решки». Все ведущие были очень органичны в кадре, за что их и полюбили. Вообще мне кажется, что лет пять назад, когда даже YouTube еще не был серьезной индустрией, то блогеры вроде Ивана Гая и стали для своей аудитории теми, кем являлись для молодежи ведущие музыкальных каналов в начале нулевых.

— Судя по всему, ты за всем этим внимательно следишь…

— Ну, это часть моей работы, и еще я слежу за всем этим, чтобы было о чем поболтать с сыном.

— Помнишь самый странный подарок на день рождения?

— Мне кажется, люди знают о моей прагматичности и бестолковые вещи не дарят. Но помню, как нам с Шелест еще в «Бодром утре» присылали разные поделки, которые мы обязательно показывали в эфире. И вот как-то прислали фигурку полицейского в виде конуса из раскрашенного хлебного мякиша. И когда этот конус чуть-чуть поднимался, из него выпадал непропорционально большой пенис. Мы назвали этот предмет «конусо-пенисом», и, наверное, так выглядел один из самых странных подарков, который получили и я, и Шелест, и вся команда программы.

Виновники и жертвы ДТП: кто из звезд попадал в аварии и чем это заканчивалось

В минувший понедельник в Москве произошло ДТП с участием Михаила Ефремова. Как стало известно вскоре после инцидента, внедорожник 56-летнего актера вылетел на встречную полосу и столкнулся с фургоном. Пострадавшего водителя сразу же доставили больницу, а Ефремова задержали. По итогам проверки выяснилось, что народный артист сел за руль в нетрезвом виде. Против звезды возбудили уголовное дело о причинении тяжкого вреда при управлении транспортным средством.

Сегодня в пять утра водитель фургона скончался от полученных в результате столкновения с Ефремовым травм. Сейчас актер находится под подпиской о невыезде, однако теперь ему грозит до 12 лет колонии. Стоит отметить, что многие звезды отечественного шоу-бизнеса часто становятся не только участниками ДТП, но и виновниками. Также известны случаи, когда подобные инциденты заканчивались летальным исходом. В нашем обзоре мы вспомнили всех известных личностей, кто был замешан в громких историях с ДТП.

ВИНОВНИКИ:

Константин Меладзе

27 декабря 2012 года известный продюсер и композитор Константин Меладзе сбил насмерть 30-летнюю Анну Пищало. Трагический инцидент произошел недалеко от Киева. Известно, что тело погибшей было обнаружено в нескольких метрах от перехода на обочине. Перед следственной экспертизой стояла задача определить, где именно та женщина переходила дорогу в момент ДТП. В пользу Меладзе тогда сыграло два факта. Во-первых, машина композитора остановилась в 30 метрах от перехода, и на шоссе остался заметный тормозной след, который свидетельствует о том, что Константин пытался резко остановиться и избежать трагедии, однако не смог этого сделать. Во-вторых, на момент ДТП Константин был трезв и охотно шел на контакт со следствием.

Согласно действующему на тот момент украинскому законодательству, артисту грозило до 8 лет лишения свободы. К счастью для Константина Меладзе, родственники погибшей в аварии Пищало отказались от претензий в адрес звезды. Сам же композитор, который до той страшной истории всегда был аккуратным водителем и не был замечен в нарушениях правил дорожного движения, извинился перед семьей сбитой им женщины.

Константин Меладзе

Витас

В 2013 году в громкой истории оказался замешан певец Виталий Грачев, более известный как Витас. 10 мая артист на своем автомобиле марки «Инфинити» сбил велосипедистку на северо-востоке Москвы. В результате ДТП пострадавшей женщине потребовалась помощь медиков, которые диагностировали у нее несколько травм различной степени тяжести. Примечательно, что в момент разбирательства на месте происшествия было снято видео, которое в итоге попало в Сеть. Тогда многие решили, что Витас был пьян.

История вышла резонансной. Витас даже появился в программе «Пусть говорят» на Первом канале, когда ее еще вел Андрей Малахов. Артист специально согласился на съемки, чтобы публично принести извинения не только сбитой им женщине, но и своим близким, поклонникам и сотрудникам полиции. Примечательно, что в том же выпуске появилась теща певца, которая заявила, что пострадавшая велосипедистка является аферисткой. Впрочем, сам Витас занял совершенно иную позицию. Он признался, что ненавидит себя за неосторожность и проклинает тот злосчастный день, когда случилось ДТП. Певцу грозил тюремный срок, однако в итоге суд лишь лишил исполнителя водительских прав сроком на 1,5 года.

Витас

Алена Свиридова

10 октября 2014 года Алена Свиридова попала в дорожную аварию. К счастью, обошлось без жертв, пострадал только автомобиль певицы. Неприятный инцидент произошел в Москве, в районе метро Кропоткинская. Звезда пыталась припарковать машину, однако долгое время не могла найти свободного места. Только проехав узкую улицу несколько раз, артистке удалось приметить подходящее место для парковки. Радуясь, Алена стала сдавать назад против движения. В итоге внедорожник певицы въехал в «Мерседес». Сама Свиридова впоследствии утверждала, что вина лежит не только на ней, но и на втором водителе.

Алена Свиридова

Гоша Куценко

В том же самом году виновником похожего ДТП стал актер Гоша Куценко. Инцидент произошел в Москве, на Садовом кольце. Как сообщали очевидцы, Куценко находился за рулем своего кабриолета «Морган Аэро 8», который врезался в автомобиль «Инфинити». К счастью, сам артист и второй водитель не пострадали. Как и в случае с Аленой Свиридовой, повреждения были нанесены только машине Куценко – у нее отвалился бампер. Сам Гоша в итоге поделился кадрами с места дорожного происшествия в своем микроблоге в Instagram. «Все! Нету Моргана! Припарковался», — так подписал свою публикацию актер (орфография и пунктуация авторов здесь и далее даны без изменений. — Прим. ред.).

Гоша Куценко

Дима Билан

Певец Дима Билан также однажды стал виновником ДТП. Инцидент произошел 18 сентября 2018 года в Москве, на Ленинском проспекте. Как впоследствии стало известно, Ford Mustang артиста вовремя не затормозил на светофоре и на скорости 40 километров в час врезался в остановившийся Hyundai. К счастью, пострадавших в этом ДТП не было. Однако в автомобиле Билана от сильного удара сработали подушки безопасности, а салон заполнился едким дымом. Машина звезды внешне получила незначительные повреждения, а вот второму владельцу повезло меньше: у его автомобиля была полностью разбита задняя часть.

Дима Билан не стал отрицать своей вины. Артист был трезв, но проявил на дороге невнимательность. Впрочем, певцу удалось мирно договориться с водителем Hyundai о возмещении ущерба. Чтобы избежать слухов и распространения недостоверной информации Билан сразу вышел на связь в своем микроблоге в Instagram.

Дима Билан стал виновников ДТП

«Все обошлось! Стресс словил конечно, но что только не бывает в этой жизни… салон заполнился резким дымом, подушки безопасности сработали резко и удар был ощутимым, что в голове все перевернулось… шок сейчас догоняет, сами понимаете выброс адреналина и кортизола… фууух руки потряхивает… все обошлось! И у всех обошлось!!! Я виноват в аварии, отвлёкся ((!!! Вызвал сам дпс по 112, пожарных и скорую вызвал, ну чтобы все в законном поле и без инсинуаций, кривотолков и слухов! Люди, будьте внимательнее за рулём!!! Очень не смешно было», — написал тогда Дима Билан.

Дима Билан

ЖЕРТВЫ:

Леонид Быков

Популярный советский киноактер, режиссер и сценарист, заслуженный артист РСФСР Леонид Быков немало добился за свою жизнь. Звезду фильмов «В бой идут одни старики» и «Аты-баты, шли солдаты…» очень любили, а ленты с его участием до сих пор пользуются большой популярностью. К сожалению, жизнь Леонида Быкова трагически оборвалась 11 апреля 1979 года. В тот день актер возвращался в Киев со своей дачи, когда его «Волга» выехала на встречную полосу и лоб в лоб столкнулась с грузовиком. Актеру было всего 50 лет. Примечательно, что незадолго до гибели Леонид Федорович, словно предчувствуя свою скорую смерть, написал письмо-завещание друзьям – режиссеру и сценаристу Николаю Мащенко и актеру Ивану Миколайчуку.

«Никогда и никому не верьте, что я «наложил на себя руки». Просто, если это случится, знайте, что я износился… Никаких оркестров. Без цирка, называемого почестями. Никаких надгробных речей, а то я встану и уйду: получится конфуз… Пусть ребята споют «Журавли», «Сережку с Малой Бронной», «Бери шинель» и «День Победы». И все. Они не откажут. А потом пусть 2-я эскадрилья «врежет» «Смуглянку» от начала и до конца… Очень жалею, что ничего не успел сделать путного. Вы заметили, что режиссер я не по диплому, а по призванию? Даже свои похороны режиссирую?! Во дает! Спасибо и пока!» — написал Леонид Быков незадолго до своей смерти.

Леонид Быков

Виктор Цой

Лидер рок-группы «Кино» был кумиром поколения перестройки. Несмотря на свою короткую жизнь, звезде удалось оставить после себя творческое наследие, которое до сих пор пользуется большой популярностью: ему посвящают стихи, песни «Кино» часто играют со сцены и записывают на них кавер, а также используют в качестве музыкального сопровождения в фильмах. И кто знает, какой еще вклад мог внести Цой в отечественную культуру, если бы не трагическое ДТП. 15 августа 1990 года жизнь артиста оборвалась на трассе «Слока – Талси» под Тукумсом в Латвии. Согласно официальной версии, Виктор Цой заснул за рулем своего «Москвича-2141», в результате чего автомобиль вылетел на встречную полосу и столкнулся с автобусом «Икарус-250».

Виктор Цой

Марина Левтова

Марина Левтова была не только популярной актрисой, но и женой известного режиссера Юрия Мороза. Звезда советского кинематографа всю себя отдавала профессии. Так, в киноленте «ТАСС уполномочен заявить» Левтова снималась, будучи на последнем сроке беременности. И кто знает, сколько еще ролей могла бы воплотить на экране Марина Левтова, если бы не страшная авария. 26 февраля 2000 года актриса вместе со своим мужем Юрием Морозом праздновала премьеру комедии «Фортуна, в котором главную роль исполнила их дочь Дарья. Отмечать успех ленты звездная семья отправилась за город. К сожалению, поездка закончилась аварией, в результате которой Марина Левтова получила травмы, несовместимые с жизнью. Актриса скончалась в больнице в ту же ночь.

Марина Левтова вместе с дочерью Дарьей Мороз

Михаил Евдокимов

Михаил Евдокимов был известным российским юмористом и актером. Зритель до сих пор знает и помнит его по таким кинолентам, как «Не валяй дурака» и «Старые клячи». Впоследствии артист стал ведущим программы «С легким паром!», а также постоянным участником юмористического шоу «Аншлаг» на телеканале «Россия 1». Кроме того в середине 1990-х Михаил Сергеевич решил попробовать себя в политике. А в апреле 2004 года его избрали губернатором Алтайского края.

Можно только гадать, как бы в дальнейшем повернулась жизнь Евдокимова. 7 августа 2005 года артист стал участником страшной аварии. Губернатор ехал в деревню Полковниково, на торжества, посвященные 70-летию космонавта Титова. Машина, в которой находились водитель, Михаил Сергеевич с женой и их охранник, съехала в кювет, пытаясь избежать столкновения с другим автомобилем. В результате транспортное средство Евдокимова врезалось в дерево, а из всех участников ДТП в живых осталась только жена звезды. Что касается самого Михаила Евдокимова, то он погиб на месте.

Михаил Евдокимов

Ратмир Шишков

Участник телевизионного проекта «Фабрика звезд-4» Ратмир Шишков был известным исполнителем. Вместе с Тимати, Домиником Джокером и Анастасией Кочетковой он основал группу «Банда». Коллектив достаточно быстро начал завоевывать популярность. Альбом «Новые люди» сразу стал успешным, а сами музыканты строили планы по покорению западной аудитории. Однако этому было не суждено сбыться. 23 марта 2007 года Ратмир Шишков стал участником страшного ДТП.

Певец ехал в «Мерседесе» вместе с рэп-исполнителем Deema и еще тремя пассажирами. Машина попала в аварию, столкнувшись с «Фольксвагеном». Все находившиеся в машине скончались от полученных травм. Тяжелее всего смерть Ратмира переживал Тимати. По его словам, Шишков был ему как брат. Позже рэпер выпустил трек «Помнишь» в память о погибшем друге. Что касается группы «Банда», то она распалась после трагической смерти Ратмира. Интересно, что Тимати до сих пор чтит память певца. Так, своего сына от Анастасии Решетовой исполнитель назвал Ратмиром в честь Шишкова.

Доминик Джокер, Ратмир Шишков, Анастасия Кочеткова и Тимати

Юрий Степанов

Актер Юрий Степанов запомнился зрителям ролям в таких проектах, как «Дом для богатых», «Привет от Чарли Трубача», «Гражданин начальник», «Штрафбат», «Первый после бога», «Артистка», «Жмурки» и «Калашников». 3 марта 2010 года артист стал участником ДТП, в результате которого скончался от полученных травм. Степанов возвращался домой после очередного спектакля в Театре «Мастерская Петра Фоменко», когда на перекрестке в «четверку», в которой сидел Степанов, внезапно врезалась «Мазда».

От столкновения автомобиль, где сидел Юрий Константинович, выбросило на встречную полосу, по которой на высокой скорости двигался ВАЗ-2112. Удар пришелся на правую переднюю сторону машины, где и сидел Юрий Степанов. Приехавшая бригада «скорой помощи» констатировала смерть актера. У Юрия Константиновича были множественные травмы, включающие переломы обеих ног. При этом остальные участники ДТП не пострадали. У актера остались жена Ирина и два сына. А через месяц супруга Юрия родила второго ребенка.

Юрий Степанов

Марина Голуб

Актриса Марина Голуб была одной из самых узнаваемых звезд отечественного кинематографа. За свою жизнь артистка сыграла в более чем восьмидесяти работах, самыми известными из которых являются «Ширли-мырли» и «Кука». В ночь с 9 на 10 октября 2012 года звезда советского кино стала жертвой страшной аварии. В машину, в которой находились Голуб и ее водитель, врезался другой автомобиль. Как выяснилось на месте происшествия, за рулем авто сидел некий Алексей Русаков. В результате медэкспертизы было установлено, что Русаков на момент инцидента был пьян. Сам Алексей не пострадал, а вот Голуб и ее водитель погибли. Виновника ДТП осудили и приговорили к шести годам и шести месяцам в колонии общего режима. В прошлом году срок наказания Алексея Русакова подошел к концу, и он вышел на свободу.

Марина Голуб

Егор Клинаев

Актер Егор Клинаев родился 10 апреля 1999 года. За свою короткую жизнь он успел попробовать себя в разных сферах. Егор успешно занимался музыкой и даже выступал с известным детским коллективом «Непоседы». А С 2010 по 2014 год Егор вел детскую телепрограмму «Пора в космос!» на телеканале «Карусель». Позднее Егор прославился как актер благодаря сериалам «Физрук» и «Улица». 27 сентября 2017 года жизнь молодого артиста трагически оборвалась. Клинаев стал свидетелем ДТП и не смог проехать мимо. Юноша решил помочь пострадавшим и вышел из своего автомобиля. Егор как раз стоял на проезжей части, когда на него наехала иномарка. Водитель машины просто не заметил на автомагистрали аварию и продолжил движение, не успев затормозить перед актером. От полученных травм 18-летний Егор Клинаев скончался на месте.

Егор Клинаев в сериале «Физрук»

Читайте также:

Адвокат Михаила Ефремова опроверг информацию, что актер признал свою вину в смертельном ДТП

19-летняя дочь Михаила Ефремова возмутилась из-за того, что Сергей Гармаш приехал на место ДТП с участием актера

Дочь Михаила Ефремова рассказала, что скоро свяжется с семьей погибшего в ДТП

Педагогический разговор в театре «Суббота» — Театр Суббота

ЖУРНАЛ «ПЕДАГОГИКА ОН-ЛАЙН». 2019. №3. МАЙ

____

Этот разговор состоялся в петербургском театре «Суббота» сразу после спектакля «Цацики идет в школу». Моими собеседниками стали режиссер-постановщик Юлия Каландаришвили и актеры Софья Андреева и Станислав Демин-Левийман, с блеском исполнившие свои роли в инсценировке по прозе замечательной шведской писательницы Мони Нильсон-Брэнстрем. Спектакль про мальчика Цацики и его самую лучшую на свете Мамашу, которая играет на бас-гитаре, произвел на меня неизгладимое впечатление – и эстетическое, и, если хотите, педагогическое. Я подумал: вот таким должен быть современный детский спектакль, повествующий о главном, насущном, остром – с изяществом и начистоту. Дети-зрители, которые только что хохотали над школьными проделками Цацики и его друзей, вдруг трогательно и вдохновенно замерли, услышав, что сила в человеке – от любви. Эти слова были такими простыми и ясными, что не поверить им детские сердца не могли. Целостность, нежность, искрометная эксцентрика, отточенность реплик – вот что такое «Цацики идет в школу» в театре «Суббота».

 

Анатолий Бузулукский,

заместитель главного редактора

журнала «Педагогика онлайн», член Союза писателей России

———————-

Анатолий Бузулукский. Уважаемые Юлия, Софья, Станислав, сначала – низкий поклон Вам за поразительно искренний, современный и изящный спектакль, за Ваше, Юлия, режиссерское искусство и за Ваше, Софья и Станислав, вдохновенное актерское мастерство. Я под впечатлением от этой замечательной постановки, поднимающей и общечеловеческие, и сугубо педагогические проблемы. Благодарю, что нашли время ответить на вопросы нашего образовательного журнала «Педагогика онлайн». Его читательская аудитория – школьные учителя, преподаватели колледжей, лицеев, другие работники системы образования, родители школьников. Хочется построить наш разговор вокруг темы «Искусство и педагогика», и в частности поговорить о современном театральном искусстве для современных детей. Скажите, пожалуйста, детские спектакли Вы как-то по-особенному ставите, как-то по-особенному к ним готовитесь? Спектакль для детей чем-то отличается для Вас (в приемах, в подаче материала) от взрослого спектакля? Как-то поэт Корней Чуковский заметил: «Для детей надо писать так же, как для взрослых, только лучше». Применим ли такой подход для театра? Или, напротив, уместна некая адаптированность, упрощение материала для детской аудитории, особенно для современной детской, подростковой аудитории?

Софья Андреева. В первую очередь надо быть честным со зрителем, каким бы он ни был – взрослым, ребенком. Дети – это маленькие взрослые. Взрослые иногда забывают, что они тоже, в принципе, – маленькие. А в профессиональном отношении разницы для меня никакой нет, играю ли я во взрослом спектакле или спектакле для детей. Уверена: надо любить зрителя, любить детей, которые пришли на спектакль. И постараться открыть им свое сердце, полное любви.

Юлия Каландаришвили. Не существует отдельно проблем взрослых и проблем детей. Темы, которые нас волнуют, одни и те же. И мы, взрослые, по сути, отживаем до сих пор то, что с нами произошло в детстве. То, о чем мы говорим в спектакле, касается нас всех напрямую. Кажется, все это произошло вчера и на самом деле еще не закончилось. Травля (о чем, помимо прочего, говорит наш спектакль) – вечная тема школы – актуальная тема и для мира взрослых тоже. Как найти общий язык с окружающим миром? Отчего человек становится счастливым и сильным? Конечно, от любви, вне зависимости от возраста.

Анатолий. Дети услышали, как вы замечательно честно и естественно произносите слово «любовь» в своем спектакле. В этой правильной, уместной артикуляции человеческих чувств, действительно, заложен настоящий воспитательный компонент. Это дорогого стоит.

Юлия. Главное – не воспитывать намеренно, не думать о воспитательной функции спектакля. Важно – честно поделиться своим, сокровенным. Если тебя эта проблема не касается, ты не имеешь права говорить о ней с другим человеком. Если же касается, ты не можешь ею не поделиться. Воспитательный момент заключается в том, что мы сообща эту проблему переживаем, выстраиваем диалог на равных, не воспитываем, а растем вместе. Школа, как, собственно, и театр – всегда диалог. Я пришла в режиссуру из педагогики. Я поняла, если хочешь учить, то ты не должен учить, а должен учиться все время сам. Вместе с теми, кто рядом с тобой – с детьми, взрослыми.

Анатолий. Как вообще, по каким критериям формируется детский репертуар в современном театре внутри взрослого общего репертуара? Есть же еще и разные аспекты этой детской репертуарной политики: одно дело спектакли для самых маленьких (новогодние, например) и другое – для подростков, юношества. Притом что и театр у Вас не специализированно молодежный, не театр юного зрителя. Достаточно ли пьес для современных тинейджеров на отечественной сцене?

Юлия. Сегодня, мне кажется, наметился хороший тренд: театр для детей перестал быть архаичным, с хрестоматийными, поднадоевшими историями, которые мы уже слышали-переслышали по много раз. Есть очень хорошая современная детская литература. Проводится большое количество лабораторий для молодых режиссеров, для театров – специально по литературе для детей. Это отличный стимул для того, чтобы в театре не боялись говорить современным языком. Совсем недавно новый язык, новые сюжеты воспринимались достаточно болезненно. Вас сегодня ничего не смутило в нашем спектакле, а некоторые зрители говорят, например: как это можно обсуждать в таком легком тоне учительницу или говорить со сцены на школьном слэнге? Существует стереотип, что с детьми нельзя обсуждать все темы. Многим кажется, что дети сами должны узнать от других о тех деликатных вопросах, которые взрослые не умеют обсуждать с ними откровенно. Но надо понимать, пока ребенок вырастет, он об этом десять раз спросит неизвестно у кого и сделает свои выводы. Взрослый, как мне кажется, должен своевременно разговаривать с ребенком на самые важные темы с предельной честностью.

Станислав Демин-Левийман. С ребенком, который идет в школу, как наш Цацики, можно говорить на любые темы. И он нас поймет.

Анатолий. А вот сугубо для подростков, тинейджеров появляется современный драматургический контент?

Юлия. Да, появляется такой материал в театре. Пока скромно и скупо, но появляется. Он и раньше был, но его редко брали. Опасались остроты. Да и теперь обращаются к такому материалу не часто. Потому что в разговоре с подростками необходим открытый, резкий диалог, свойственный им самим.

Софья. И при этом нельзя диктовать: давай делай так и никак иначе. Надо с самого себя начинать. Если ты не честен с самим собой, то никакой разговор не получится ни со взрослыми, ни с ребенком. Мне кажется, надо в себе всегда находить что-то такое, что позволит тебе быть открытым и честным.

Анатолий. Но хочу отметить: в Вашем спектакле и Вашей игре – честность очень взвешенная, Вы не рвете рубаху на себе. Интеллигентная честность. Такая честность подкупает. И в ней чувствуется некая важная недосказанность.

Софья. Да, необходимо оставлять что-то для додумывания зрителю. Мы создаем модель отношений, а выводы зритель делает сам.

Юлия. Недавно я ставила спектакль «Воин» для подростков на тему чеченской войны. В начале репетиций мы, идя привычным путем, начинали разыгрывать эту историю, и из-за этого действие превращалось во вранье. Но стоило актерам найти свое личное соприкосновение с персонажами и историей, начать говорить честно о том, что у них болит до сих пор и что не может переболеть, сразу диалог наладился. Острота восприятия и боль непонимания, вечный знак вопроса – это то, что нужно предлагать для осмысления именно подросткам. А их все хотят воспитывать. Но со знаком вопроса воспитывать не выходит. Хотя, может статься, как раз со знаком вопроса и получается настоящее воспитание. Мы же взрослые – немного трусы, нам страшно бывает признаться, что мы чего-то не знаем, что есть вопросы без ответов. А надо иметь силу в этом признаваться.

Анатолий. Мне нравится, что в «Цацики идёт в школу» соблюден баланс эксцентрики и слова.

Юлия. Нам попался очень хороший автор для детей и подростков.

Анатолий. Мне кажется, Вы многое внесли свое. Там много нашего, российского.

Софья. Не без того. Мы ведь играем для российского зрителя.

Анатолий. Каким, на Ваш взгляд, должно быть сейчас, в современных условиях, художественно-эстетическое обучение и воспитание в школе? Какие цели оно должно преследовать?

Станислав. Самое важное, чтобы учителя вдохновляли детей. Именно вдохновляли. Я учился в такой школе, где учителя нас вдохновляли.

Юлия. Педагог, работая в классе, в первую очередь должен уметь видеть индивидуаьность. В противном случае ничего не получится. Ни обучение, ни воспитание, в том числе эстетическое. Понятно, что это очень сложно – видеть каждого ребенка и думать о каждом отдельно. Признаюсь, меня школа чуть не убила. Я была очень сложным ребенком, всегда проявляла свой характер, старалась говорить своим голосом и пытаюсь до сих пор его как-то сохранить. Мне пришлось перейти в другую школу. Почему? Потому что меня не хотели воспринимать такой, какая я есть, а пытались сделать такой, какой удобно быть в массе. И это самое страшное, что может быть в школе, — привить состояние удобства в массе.

Софья. В школе, действительно, надо творить художника из ребенка. Творить личность. А личность – это и есть художник.

Юлия. Было бы замечательно осуществлять в школе такие проекты, когда дети украшали бы свой класс, свою школу по-своему. Создавали свое пространство. Тогда бы они видели себя в этой школе ее частичкой. Быть частью чего-то, быть частью школы – это быть с другими вместе, но не быть при этом массой, а отдельной полноправной составляющей чего-то большого. Почему в школах все парты, все столы исписаны? Человек хочет проявлять себя и делает это неумело. Помню, как нас за это ругали.

Станислав. А нас в нашей школе – нет. Учителя нас действительно украшали. И каждый день я хотел идти в школу. Это было волшебное время – особенно с 1 по 4 класс. Я его помню, как чудесное время.

Анатолий. А это видно по Вашей работе, актерской игре сегодня в роли мальчика Цацики.

Юлия. Мне со школой повезло уже в старших классах.

Анатолий. Каким должен быть школьный театр, если вообще таковой должен быть, – с точки зрения репертуара и режиссуры? Представляется, что театр становится все меньше литературоцентричным и все более технологичным и эксцентричным? Должен ли быть школьный театр образовательным подспорьем – при изучении той же литературы? Или он может быть тематически и стилистически шире? Должен ли вести школьный театр театральный педагог, специально обученный этому, или полезнее, чтобы занятия в таком театре вел профессиональный артист?

Юлия. Я выросла, сформировалась в театральной студии, это был мой дом. Это было место, где я – это я. В других местах я мучилась, а в театральной студии жила. Безусловно, школьный театр необходим. Даже если человек не собирается стать актером (и, может быть, слава богу, что не собирается), это очень нужно для того, чтобы он раскрепостился, развернулся, расцвел. Театр помогает человеку становиться свободным, почувствовать себя индивидуальностью, личностью.

Софья. Кроме того, занятия в театральной студии помогают людям сближаться друг с другом. И еще важен не столько результат в школьном театре (премьера детского спектакля), важен путь к этой премьере, репетиции, муки творчества.

Юлия. И чтобы ребенок понимал, что он создает что-то сам, что от него многое зависит в этом спектакле.

Анатолий. А репертуар каким должен быть в школьном театре?

Юлия. Мне кажется, школьный театр не должен повторять школьную программу по литературе. Этого детям и так хватает. В школе может быть полезен жанр документального спектакля, где подростки рассказывают со сцены о себе, о своих жизненных историях. Тогда у них появляется возможность рассказать свою личную историю. Важно со сцены поделиться сокровенным. А задача педагога: помочь ребенку, чтобы его рассказ прозвучал.

Софья. Да, в этом случае ребенок точно знает, о чем он говорит со сцены. Это важно. И это близко другим – его соученикам. И важно, что проблема, которая его волнует, становится художественной, преломленной через творчество. И его боль в связи с этим становится понятной и понимаемой другими.

Юлия. Подросток получает право голоса. Каждому подростку прежде всего необходимо, чтобы его услышали. Дети, тинейджеры часто говорят: нас не слышат. Такой спектакль в школе (на документальной основе) позволит им быть услышанными. Подростку надо давать право голоса. Театр учит сопереживать, развивать эмпатию.

Софья. Главное – воспитывать или развивать в ребенке даже не эстетический талант (артиста, художника), а талант личности – слышащей и видящей, доброй, чуткой, сострадательной. Не надо быть сверходаренным, сверхумным, надо быть человеком, который живет искренно и с добрым сердцем.

Анатолий. На каких литературных произведениях, музыке, театральных постановках, кинофильмах росли Вы?

Софья. Я любила и люблю сказки. Мама была у меня учительницей, всегда с кипой тетрадей, но находила время и для своих собственных детей. И я очень любила, когда папа читал мне сказки. И у меня был замечательный дедушка, мой лучший друг. Мы с ним гуляли и много разговаривали. Он очень много знал. И я этому поражалась. Он отвечал на каждый мой вопрос. И я всегда удивлялась, как человек может столько знать. Это удивление для ребенка чрезвычайно важно. Он водил меня в музеи.У меня вообще замечательная семья, которой я горжусь. Я посещала различные кружки – и музыкальный, и танцевальный, и церковный хор. Я всегда была при деле. Мне некогда было дурака валять. И я с детства мечтала стать актрисой. Что касается книг, помню, меня поразил роман Оруэлла «1984». Прочла я его в 8 классе. Много впечатлений дают ребенку путешествия. Кроме того, важно в ребенке развивать исследовательские навыки. Ребенок должен допытываться (конечно, в силу своих возрастных возможностей) до сути вещей.

Станислав. Я любил в детстве слушать пластинки со сказками. И в школьные годы очень любил фантастический мир Толкиена. Немного повзрослев, тинейджером пытался быть панком, слушал соответствующую музыку. Все проходят через те или иные крайности. А потом в моей жизни все поменялось, я поступил в театральную академию, понял, что надо читать книги. Начал с русской классики, которую люблю читать и перечитывать до сих пор.

Юлия. Я читала в детстве все подряд. Меня даже дома ругали за это. Читала ночами с фонариком. Постоянно несла в дом книги, их некуда было девать. Мне было стыдно, что я чего-то не знаю, что знают мои учителя, особенно по театральной студии.

Софья. Точно: учителя должны быть такими, чтобы им хотелось подражать.

Юлия. Чтобы тебе хотелось общаться с этим человеком на одном языке. И ты идешь его путем, хочешь быть похожим на этого человека, на своего учителя.

Анатолий. Вопрос к Вам, как к родителю и гражданину: в целом чему, на Ваш взгляд, должна прежде всего учить современная школа?

Юлия. Быть собой.

Софья. Быть собой.

Станислав. Любви к человеку. И это ведь тоже – быть собой.

Анатолий. Должно ли быть главенствующим учительское слово во взаимоотношениях в триаде «ученик-учитель-родители»? Многие родители воспринимают современное образование как сферу услуг (впрочем, так оно обозначено и в законодательстве). В этой связи у таких родителей возникает некий по-особенному, потребительски требовательный взгляд на работу школы. Насколько такой подход к школе правомерен?

Софья. Мне совсем не нравится, когда образование понимается как услуга. Таким образом мы способствуем воспитанию потребительских настроений у современного человека. Моя задача как родителя – объяснить ребенку: допустим, не нравится тебе этот учитель (он тиран или не вполне доходчиво преподает), делай тем не менее свое дело, прилагай усилия к учебе, работай сам. Злость же порождает только злость.

Юлия. Ребенку надо всегда объяснять, растолковывать: в чем сущность проблемы. Нельзя говорить: плох учитель, и всё тут. Надо выяснить и объяснить. А что касается главенствующего слова, я думаю, что ничье слово в педагогике не может быть главенствующим, если речь идет о диалоге.

Софья. Уверена: с детьми нужно разговаривать и их нужно слушать. И предлагать им: давай вместе разберемся. Каждому человеку нужен друг. Мы одиноки, но мы не должны быть одинокими, особенно дети.

Станислав. Должно быть взаимопонимание всех сторон – ребенка, родителей и учителя. Только в диалоге возможно найти правильное решение.

Юлия. В диалоге не может быть главного. Если появляется главный, то это уже не диалог. Учитель должен всегда задавать себе вопрос: имею ли я право быть главным?

Анатолий. В итоге всё, как исстари, зависит от личности учителя.

Юлия. Сейчас есть много вариантов получения образования. Мне, например, в свое время было бы легче, если бы меня перевели на домашнее обучение. Теперь это стало возможным. И это выход для многих детей.

Анатолий. На государственном уровне давно обсуждается проблема поднятия престижа профессии учителя. Как Вы считаете, насколько это необходимо?

Юлия. Каждый учитель это должен заслужить сам, как и в любой иной профессии. Если же искусственно поднимать престиж профессии на официальном уровне, тогда мы увидим многих учителей, которые не имеют право таковыми называться.

Станислав. Мне кажется, надо поднять зарплаты учителям, что сделает эту профессию конкурентной на рынке труда. Чтобы стало понятно, что не всякий может и должен быть в этой профессии.

Юлия. Как не каждый может быть актером, режиссером, так и учителем не каждый может стать. Надо еще помнить, что у современного учителя, в силу как устроена система образования, не остается времени себя развивать. А без этого не будет хорошего учителя.

Софья. А как сладко говорят, утешают: ты будешь хорошим учителем, не переживай, но сначала заполни вот это и вот это, и вот это…

Юлия. А учителю бы в это время лучше в театр сходить или книгу почитать.

Анатолий. Искренне благодарю Вас за интересный разговор и желаю Вам новых спектаклей – в том числе о детях и для детей.

 

РАМТ. Официальный сайт

О.Б.: Нам всем хочется поговорить об этой пьесе, но у нас небольшой опыт разговоров о спектаклях и совсем маленький опыт зрительский. Мы учимся смотреть, понимать спектакль и писать о нем. И только делаем первые шаги. Мы хотим стать честными критиками, не уподобляясь тем критикам, которых критикуют. Намерения у нас самые хорошие — стать профессионалами. Из тех ребят, кто здесь присутствует, мало, кто учится на журфаке. Это люди, которые пишут по зову сердца. Вениамин Борисович, Ваша супруга театральный критик. И, может быть, Вы в конце встречи дадите нам ценные рекомендации.

В.С.: К профессии критика я с самого начала был неравнодушен, потому что за актера сам себя не держал и всегда хотел быть как раз журналистом, литератором. Но инфекция лицедейства оказалась более сильной. Ну и повезло в жизни очень, потому что я попал в самое начало Театра на Таганке. Там с критиками нам тоже повезло. Их не печатали. Они к нам приходили и устно рассказывали, какой это особенный театр, режиссер Любимов, художник Боровский и актеры. Сейчас наступило какое-то другое время. И если говорить о том, чего бы я пожелал людям, которые хотят по-честному стать обладателями этой серьезной профессии, то пожелал посмотреть следующий после «Самоубийцы» спектакль Тома Стоппарда «Берег утопии», где мой любимый и ваш тоже любимый артист Редько совершенно замечательно играет Белинского. И вот Белинский, наверное, идеальным образом (если возможен идеальный способ) соединял то, что мне и, может быть, и вам кажется главным. Это стопроцентное пристрастие и стопроцентная культура, и ответственность. Ответственность перед читателями, ответственность перед изображаемым объектом и ответственность перед будущим.

Мое сердце полно сочувствия к вам, поскольку, когда ваши коллеги набирали скорость и образование, скажем, в годы ранней Таганки или вот этого благословенного театра, РАМТа, когда тут работала Мария Иосифовна Кнебель или молодой Ефремов, тыл был мощный у тех, кто шел в театральные, киношные критики, в искусствоведение, искусствознание. Потому что пристрастие — это дело наживное, это дело характера. Образование и культура были на очень высоком уровне.

Я вам сочувствую, ибо для вашего разгона меньше  настоящей базы, сегодняшняя критика находится в унылом состоянии, потому что порядочные, приличные, ответственные, пристрастные, культурные критики — они стараются не публиковаться, чтобы не оскверниться, находясь рядом с газетными… как бы помягче сказать… манипуляторами, так скажем.

Недавно я разговаривал с одним из лучших наших театральных писателей, ректором школы-студии МХАТ Анатолием Смелянским. Вы, наверное, видели его блестящие передачи об истории МХАТа, и книги у него замечательные, и издан он в разных странах. Но он по-прежнему пристрастный, образованный, ответственный человек. И мне было приятно, когда Смелянский сказал: «Как я был удивлен этому спектаклю «Берег утопии»! Девять часов! Какой он молодец — Бородин!» Так вот этот замечательный критик, когда я ему сказал «Напиши!», говорит: «Нет. Я не могу рядом с этими». Понимаете, это трудность этическая сейчас.

Про тот же спектакль «Самоубийца», когда я прочел первые заметки, мне было даже смешно. Никакой обиды я не почувствовал. Ну, глупо. Люди видели и не видели. Они написали, как будто, не глядя. Они зацепляются за что-то, стараются быть похожими на других… как бы это сказать, собаководов. Как будто, действительно из конуры люди. Вместо того, чтобы разговаривать в такой музыке про спектакль: ви-ли-ва-ля-ба-ля-да (изображает разнообразную речь-рассуждение), они говорят «ррр-ав, рррав-ррав!» Какая-то странная чепуха в этих головах. За написанную гадость, говорят, выше платят.

Жена моя сказала, что в Ленинградском (ныне Санкт-Петербургском) знаменитом институте театра, музыки и кино им говорили, уча их быть критиками, что на положительных рецензиях ничему особенному вы не выучитесь. Конечно, большая часть студентов в это не верили. Потому что надо ориентироваться не на заданный знак: пишите плохое, допустим, или пишите только хорошее. А надо задаваться тем, чем в жизни или в любой профессии: слушать свое сердце и стараться быть искренним, полезным и пригодным в профессии. А что такое польза критика? Что бы о критике не говорили: что критик — это несостоявшийся актер, или что это человек, который избывает в своих статьях комплекс неполноценности, — для этой работы только и нужно «мне нравится», «я люблю». Инна Натановна Соловьева — один из мастеров театральной критики и театральной науки — когда приехала на мой спектакль в Омск, говорила на пресс-конференции много хорошего. Я тут же спросил у нее: а что же это вы ничего плохого не говорите?  А она: «А я, если мне не нравится, я вообще не пишу, потому что мне не интересно». То есть совсем другая точка зрения: мне интересно писать, когда что-то хорошо, для того, чтобы это двигалось. Действительно, критики, которые предпочитают самовыражаться в негативе, останавливают движение. Это моя точка зрения. Зачем писать хулу? Во-первых, это ошибка изначальная. Ни один режиссер специально не задавался целью поставить плохой спектакль. Вы догадываетесь? Ни один актер, как бы он ни был несправедливо самовлюблен, кичлив, чванлив и так далее, ни один актер никогда еще не начал репетировать для того, чтобы сыграть очень плохо. Вот это мое предисловие.

О.Б.: Давайте поговорим о пьесе. У нее довольно-таки большая интересная и непростая история. Написал ее Николай Эрдман в 1928 году, и самому ему было лишь 28 лет. Ее сразу хотели ставить. И ставили. И закрывали. А первое знакомство Вениамина Борисовича с этой пьесой произошло в 60-е годы в период его работы в Театре на Таганке, когда он услышал, как Эрдман читает эту пьесу со сцены. Говорят, что Николай Робертович читал так, будто бы заражал других вирусом, инфицировал. И говорят, что пол-Таганки может сегодня изобразить эту манеру чтения…

В.С.: Самое кипучее и счастливое время искусства в России совпадает со временем распада в политике и экономике. Это было такое время, когда один за другим создавались шедевры: в живописи, в словесности, в поэзии, в театре и в музыке. Анненский, Маяковский, Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Прокофьев, Скрябин, Рахманинов, Стравинский, Шестакович, — такого больше никогда не было, чтобы столько имен были вместе и в одно время. Вот в это счастливое время рядом с футуризмом, акмеизмом и символизмом появился имажинизм (от французского слова «имаж» и английского «имидж» — образный язык; если грубо говорить, это русский язык, который обходится без иностранных слов). Несколько замечательных имен:  в частности, Шершеневич, Есенин и совсем еще юный Эрдман, — создавали это направление.

Однажды мы должны были вместе с Эрдманом делать для будущего спектакля «Хроники» Шекспира дайджест из пьесы «Генрих IV». Надо было монтировать. Это как в кино и литературе, это очень интересно. И Николай Робертович Эрдман показывал мне одну сцену, которую он уплотнил. (Это я привожу пример, как Эрдман говорил по-русски, чтобы обходить иностранные слова.) Там есть место, где король вызывает к себе сына и дальше начинаются всякие иностранные слова, конечно: названия мест, где идет битва, какие-то Вейтельманты, Гейденпурды, Синтипунткарды, и все это написано Шекспиром и переведено Морозовым. И вдруг Эрдман мне говорит: «А вы начните с того места, молодой человек, где папа зовет сына и говорит: ты такой сякой. А он ему отвечает: я не сякой, я совсем другой, пусти меня на войну,  я докажу. И пошел на войну». Вот так он миновал все иностранные слова, которыми изобилует текст, и объяснил самую суть. Эрдман разговаривал таким чистым языком.

Возвращаясь к эпохе счастливых времен и произведениям искусства, должен сказать, что этого молодого человека в его 18 лет уже знали Москва и Питер. Ходили из уст в уста шутки, которые он позволял себе, строчки, репризы. Он написал две пьесы. Первая из них —  «Мандат», которую в 1925 году к 25-летию Эрдмана поставил великий Мейерхольд. Эта пьеса навылет смешная, гомерически смешная. И она вся состоит, конечно, из намеков. «Маша, выгляни в окошко. Посмотри, не кончилась еще советская власть». «Нет, — говорит, — еще не кончилась». «Ну, закрой окошко, посмотрим завтра, как». Вот этот вот почти трагический серьез —  как фантик, в который завернут юмор.

…в Москве в эти времена были замечательные театры, и они друг с другом не дружили, потому что у каждого было свое лицо. Как в поэзии: символизм, акмеизм, имажинизм, так и в театре. Станиславский был, как тогда говорили, «натурализатором». Он предпочитал натуральную жизнь. Он менялся каждые пять лет, как он сам говорил. Но все равно это было тяготение к психологической правде. Это особый вид театрального искусства, и Станиславский был его открывателем. Мейерхольд, будучи его любимым учеником, выходцем из МХАТа, открыл противоположную сторону — формальный метод в искусстве, и создавал конструктивные, саркастические, эпатажные спектакли, где каждое движение руки, тела было выстроено. То есть это было соединение вечного театра с какими-то уже новыми влияниями кино, немого кино, архитектуры, музыки. Он имел дело с лучшими художниками русского авангарда. И тоже много менялся. В результате он поставил в своем театре в Москве «Мандат» и потом просил, умолял Эрдмана написать следующую пьесу. Пьеса была написана, Мейерхольд в нее влюбился, как и все, кто слышал «Самоубийцу».

Однажды так получилось, что Мейерхольд был в отлучке, и Станиславский попросил Эрдмана почитать ему. И вот пришел молодой Эрдман к старому Станиславскому. И тот написал письмо Немировичу-Данченко: «Вчера у меня был Николай Робертович Эрдман, читал свою пьесу «Самоубийца». Я просил трижды сделать перерыв, чтобы не умереть со смеху».

Умереть можно было со смеху, слушая и глядя на Эрдмана. Он был очень худой, с прямыми плечами, элегантный молодой человек. Когда он нам читал через тридцать три года в Театре на Таганке, он был точно такой же, вне возраста, уже отсидевший в Сибири, человек со сломанной биографией, который уже не хотел писать в этой стране ничего. Он и уезжать не хотел из страны, да ему бы тогда никто и не позволил. Но жить ему было неинтересно, потому что эта страна, с его точки зрения, была проклята. Люди, которые правили страной, искусством, были ниже достоинства и унижали достоинство, и убивали. Сталинский режим убивал своих же детей, детей своей страны. И Эрдман жил только тем, что любил игру. И последние шесть лет своей жизни провел у нас — в театре на Таганке. И вот он читал.

Когда Николай Робертович читал «Самоубийцу», он не улыбался. Во-первых, он знал ее наизусть. Во-вторых, он ее вот так и читал, как я его передразниваю. Мы все были, действительно, влюблены… передразнивали все. Мы тогда были очень тесно связаны и театром и дружбой: Высоцкий, Золотухин. Но у них не так получалось, как у меня. У меня сразу же получилось лучше всех. И это отметил сам Эрдман. Но я придуривался. Я любил подражать. Высоцкий гениально подражал кавказским акцентам. Это правда. Ну, Этуш еще умеет. А Золотухин просто не умеет подражать. Он подражает пению сибирскому — это у него изумительно. Но он читает басни Эрдмана очень хорошо. То есть мы все, действительно, были больны. И то, как читал Эрдман, манера его чтения — была ключом к пониманию пьесы. Вообще к любому произведению надо найти какой-то ключик, подход, понимаете? (Это тоже, наверное, часть работы критика: разгадать или быть на подступах к разгадке, как открывают эти волшебные двери спектакля, каким ключом открывается пьеса. Скажем, у Марка Захарова, у Любимова, у Некрошюса, у Стуруа или у Константина Райкина или у Фоменко). Он не улыбался, он произносил это, как сказочник, он рассказывал это так, как будто сам удивлялся тому, что эти слова вышли у него. Мне в режиссуре очень интересно учиться.  И находить ключ. И ключ был найден именно в речевом действии, как сказано у Станиславского.

Так вот, возвращаясь ко времени создания «Самоубийцы», надо сказать, что это было время очень гордое и заносчивое, когда театры Москвы не повторяли ни одного названия. Каждый делал свое. Таировский театр ставит «Адриена Лекуврер» — никто эту пьесу уже не ставит. Станиславский ставит «Гамлета» с Качаловым — никто больше… и так далее. И вдруг все театры захотели ставить «Самоубийцу». Каждый по-своему. Станиславский — по-своему, у него лучшие артисты репетировали. Мейерхольд — по-своему. Оба спектакля запретили на уровне генеральных репетиций. От Сталина приехал Каганович и положил конец. За «Самоубийцу» заступались. И сам Станиславский написал Сталину. И Горький Алексей Максимович написал. Он очень любил Эрдмана. Горький — фигура очень сложная, однако он спасал людей, которых без него режим уничтожил бы, таких как Пильняк, Бабель, Эрдман.

Станиславский и Мейерхольд называли Эрдмана Гоголем ХХ века, а «Самоубийцу» — «Ревизором» ХХ века. А ближайший друг Эрдмана, его соратник и солагерник, сценарист Михаил Вольпин говорил, что «Николаше «Самоубийца» больше удался, чем «Ревизор» Гоголю», — и приводил этому доказательства.

Эрдман относился очень по-деловому к тому, что его пьесу поставили и там, и там. А потом уехал на съемки фильма «Веселые ребята», к которому он написал сценарий вместе с Владимиром Массом и Григорием Александровым. Этот фильм до сих пор — лучший наш мюзикл. А на съемках этого фильма его и Владимира Масса арестовали.

О «себестоимости» произведения «Самоубийца» я сказал, теперь закончу про «ключ», ключевое действие.

Алексей Владимирович Бородин — замечательный человек. Я знаю многих режиссеров, в том числе очень хороших, но Бородин отличается от них всех тем, наверное, что родился где-то в Шанхае. Он не инфицирован советским образом жизни, я думаю. Поэтому для того, чтобы объяснить, почему ему что-то удается, часто говорят, что он единственный интеллигентный режиссер. Не единственный, конечно, но интеллигентный.

Еще говорят сейчас, что «намоленные» стены этого театра помогают в каких-то вещах, в частности, в отношении к пришельцу, гостю. Когда я приехал и предложил ставить «Самоубийцу», Алексей Владимирович засомневался, потому что Роман Козак выпускал одновременно свой спектакль. И это заставляло быть осторожным. Я пытался его убедить, но я здесь — не аргумент, потому что сумасшедше влюблен в эту пьесу, но я пытался, говорил, что если Чехова ставят в каждом театре — это хорошо, потому что на нем учатся, он — наш Шекспир. А Эрдмана даже разрешили уже. Ведь это лучшее, что написано на русском языке! Про Эрдмана говорили так же Маяковский, Зощенко, Ильф и Петров, Шостакович — все они были поражены материалом этой пьесы.

И Бородин согласился. Но потом все равно стал сомневаться. И сомневался он до тех пор, пока не услышал запись, где я, подражая Эрдману, читаю всю пьесу «Самоубийца». Может быть, оттого, что Алексей Владимирович чуток к музыке, в том числе к музыке речи — а русская речь, как итальянская и французская ближе всего к музыке — но он прослушал этот диск и сказал: «Будем пробовать!»

Как человек очень мудрый, он понимал, что я постараюсь донести это до артистов. А я сделал самое примитивное: собрал всех актеров — их было аховое количество, несколько составов на одну роль — и просто начал читать с первых слов:

— Маша, а Маша! Маша, ты спишь?
— ААА!
— Что ты? Что ты? Это я…

Это звучало как музыка. То, как приняли это актеры, сделало меня самым счастливым человеком на планете в этот день. Я вам, Женечка этого не открывал, но я был тогда счастлив второй раз в жизни. Это только мне показалось или это был общий день радости за слово, когда я читал? И это было обещание того, что будет работаться очень хорошо. И дальше была работа, которая вспоминается в основном как работа совместная, как работа команды. Я работал с разными режиссерами и сам по-разному пробовал. Раньше над спектаклем работали годами, например, Анатолий Васильев делал «Серсо» три года и это считалось нормальным, а теперь — бюджет-деньги-спонсор-премьера. И режиссер, который показом или индивидуальными занятиями с актерами смог сократить время на постановку, выигрывает. Все работают быстро. На Таганке работали быстро всегда. Я сам люблю быструю работу, чтобы дыхание сохранялось, чтобы не было скучно.

Вопрос из зала: Пьеса Эрдмана заканчивается сообщением о том, что Федя Петунин застрелился. У Вас же в спектакле все актеры выходят с повязками на глазах, будто слепые. Это Ваше режиссерское решение?

В.С.: Естественно. Это же моя работа — режиссер должен сочинить спектакль. До встречи с актерами я сочинял спектакль. Сначала сочинял один, потом с художниками, что очень важно. Придумывая спектакль, как критики пишут рецензии, как сочиняет писатель прозу — это старый завет, — нужно придумать интересное начало и финал. Так что начало и финал — будут святым делом и для вас, когда вы станете мастерами своего жанра. В моем случае очень многое менялось, но эффектным финалом я уже запасся. Я не помню, пробовали ли мы на сцене, но вариантов было несколько. Замечательный хореограф — Сергей Казадаев, у него в Чикаго своя балетная компания, он учился с Барышниковым, помогал мне несколько раз, в том числе здесь. С ним мы придумали эту странную пластику, придумали, что падает полотно с постамента, а там мухинские «Рабочий и колхозница». Потом скульптуру усекли, долго думали, стоит или нет, потом поняли, что так даже лучше, страшнее, какой-то знак эпохи. Полотно упало и застило всем глаза. Люди выбираются из-под него уже с повязками на глазах. Замечательно сказала Людмила Улицкая: «Идет комедия комедией, и вдруг ты в конце ставишь нас в тупик — оказывается, это трагедия».

На самом деле, это была мечта Эрдмана — написать такую вещь, чтобы было поначалу смешно, разогреть зал смешной узнаваемостью человека нашей страны, а затем что-то происходит, и всем становится страшно. Это есть ведь и в пьесе «Самоубийца»: на зрителя должно падать имя Федя Петунин, которым озабочен второй после Аристарха Доминиковича идеолог — славянолюб Виктор Викторович, который и приносит эту страшную весть о том, что Федя застрелился, а значит, он добился своего. И ему самому становится не по себе.

Я к этой словесной трагедии прибавил масочную, театральную. И я бы хотел спросить вас, как зрителей, доходит ли этот трагический знак? Ведь это знак нашей жизни: мы живем, под собою не чуя страны.

Вопрос из зала: Когда Вы ставили «Самоубийцу» в Канзасе, как реагировала на него американская публика? Поняла ли она? Все же пьеса ориентирована больше на русских зрителей, она о советских реалиях, которые нам понятнее и ближе.

В.С.: Иностранцы воспринимали так, как видели, ведь говорилось это все на их языке. Артисты работали неистово — особенно главный герой, он настоящий клоун, каким был, скажем, Эраст Гарин или Игорь Ильинский. Зрители смеялись. Они смеялись своему. Я могу рассказать, почему «Ревизор» Гоголя, в котором тоже полно наших реалий, или «Клоп» Маяковского так хорошо идут на Западе, почему «Гамлет», который отражает реалии Датского существования, так хорошо идет у нас, почему на нас действует балкон девушки Джульетты в Вероне. На счет реалий надо осторожнее: это только кажется, что пьеса про НЭП. На самом деле — она про человека. Вы говорите: нам это близко. Да я уверен, что 99% присутствующих здесь молодых людей не в курсе того, что было при НЭПе.

Из зала (нестройно): Неправда!

В.С.: Что? В курсе? Но я не очень в курсе. Если вы историки или социологи и занимались этим, можно напитаться, конечно, книгами, фильмами документальными. Но этого недостаточно. У нас другие нервы, другая жизнь за окном совершенно, время идет очень быстро. Нам это ближе, потому что это по-русски. Как писал Твардовский: «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке», — хотя и стихи вроде бы.

После премьеры в РАМТе — спектакль был тогда еще не совсем доделан, но прошел очень успешно — сказали мне вот что, та же Инна Натановна Соловьева и чудесный специалист по чешскому театру и театру вообще Лариса Солнцева: «Ведь эти дураки, мои коллеги, говорят, что надо похоронить идею постановки «Самоубийцы». Потому что все постановки доказали, что зритель не смеется».

В каких-то моментах люди улыбаются, иногда смеются, особенно когда актер трюкач, а просто, чтобы был сказан текст Аристарха с Подсекальниковым и чтобы люди смеялись — этого как будто нет. Почему-то в этом театре, я уверен, это связано с особыми климатическими условиями жизни именно этого коллектива, который умеет услышать. И самое большое тому доказательство не «Самоубийца», а Стоппард: девять часов держать людей, и люди этого не замечают — это потрясающе!

И Солнцева сказала: «Ведь в зале 80% детей! У которых зудит все: клиповое сознание, — для них слушать пьесу, которая идет своим чередом, трудно. А они с первых же слов начинают реагировать! И весь спектакль они смеются!»

У глупых критиков было смешно читать, что спектакль получился потому, что Смехов был знаком с Эрдманом. Ни фига себе! И так стыдно за профессию сразу и понимаешь Смелянского, который не хочет рядом с ними садиться.

Вопрос из зала: Мне кажется, и, может быть, я буду не одинок, что самая страшная сцена не финальная, а сцена гулянья за столом, когда Подсекальников собирается застрелиться. Я, к сожалению, Эрдмана не читал, и хотел бы спросить, это Ваше решение, что за столом гуляет ровно 12 человек?

В.С.: Я старался, конечно, чтобы их было ровно 12, как в Тайной вечери. Это образ, который сразу всеми читается, а в середине сидит человек в роли Jesus Christ.

Из зала: Может быть, поэтому пьеса так западает и читается всеми?

В.С.: Наверное, вы правы. Я об этом не думал, что может так читаться. Если вам казалась эта сцена страшной, казалось, что он идет к смерти — это означает, что Розин хорошо играет, правильно. Хотя, мне кажется, что у него еще есть резерв. В этом прелесть и отличие театра от кино — у каждого из актеров есть резерв. В кино — проклятие: снялся, смотришь и видишь, что мог бы лучше, а поезд уже ушел.

Из зала: Мне показалось страшным даже не то, что он идет к смерти, а то, что эта сцена — пародия на Тайную вечерю, и все слои общества — пародия на апостолов.

В.С.: Ну это другое. Спасибо, что такое увидели, но это дело чтения, все зависит от того, как вы это прочли. Наверное, можно и так. Но такого точного разделения там нет.

Из зала: Русский социализм — пародия на христианство, так прочиталось.

В.С.: Конечно! И на бердяевский социализм, и марксизм, и коммунизм. Царство Божие на земле — это и была ленинская идея.

Вопрос из зала: Мне хотелось бы узнать, по какому принципу Вы выбирали актеров на роли?

В.С.: Это очень важная вещь — выбор. 50% успеха — точное попадание в роль. Я не присутствовал при этом, я получил сразу список, но я очень доверял опыту, таланту и интуиции Бородина. Конечно, он советовался, спрашивал: «А этого вы видели?» Мы ходили с художниками и смотрели несколько спектаклей. Я увидел сразу Дашу Семенову, допустим, которая может играть все, Таню Матюхову, Розина в «Инь и Ян» — замечательная работа.

Почему я считаю, что еще буду хорошим режиссером, что еще только учусь? Потому что я разделяю юношеский максимализм молодого Петра Фоменко. Когда в 1962 году этот всполошенный человек назначил на главную роль актрису, которую никто актрисой не считал, и она сыграла блестяще, тогда он произнес фразу: «Не бывает плохих актеров, бывают неудачные режиссеры». В этой фразе есть что-то очень правильное. Я верю, что если актер хочет, то это уже моя забота его перевоплотить, обратить его в другое.

Вопрос из зала: Какие методы Вы используете при работе с актерами, чтобы они создали максимально точный образ? Школу Михаила Чехова, когда от движения можно придти к нужному внутреннему состоянию, или школу Станиславского? Какой Вы школы придерживаетесь?

В.С.: Нет одной школы: они пересекаются. Михаил Александрович Чехов, как вы знаете, в своей последней речи в Голливуде — короткой, но совершенно гениальной, — должен был соблазнить далеких от театра и кино, но грамотных, интеллигентных людей, историей русской режиссуры. И он назвал три имени, ведь он был любимым актером и Станиславского, и Вахтангова, и Мейерхольда.

Для меня же дороже всего Вахтанговская школа. В «Технике актера» у Чехова рассказано о вахтанговском методе, что показ — это таинственное и прекрасное право режиссера, потому что режиссер знает все перед началом: хорошо ли, плохо ли, но все. Актеры — еще нет. И он берет теплой рукой и вводит их в темную пока что комнату. Бывает режиссерский показ диктаторский: «Делай так!» — чаще всего у нас так разговаривают. На Таганке разговаривали так, и это нам помогало. А есть режиссура «с места», как это делал Товстоногов. По-разному можно. Я предпочитаю метод показа. Я был бы рад спросить об этом у Евгения Николаевича. Что это такое было для Вас? Я помню, что нам было не всегда в лад, было трудно, но все равно мы в результате пришли к нашему общему знаменателю, где есть и музыка речи, и Вы себя задели по самому высокому счету системы Станиславского, и еще добавили что-то свое, персональное. Это — идеальное, что есть в искусстве театра — гротеск.  Это самый сложный и самый высший уровень реализма. Чаплин. Я мешал тем, что показывал?

Е.Р.: У меня не было ощущения, что Вы мне что-то показываете. Для меня не было никакой школы, что для меня очень важно. Иногда она диктуется, иногда просто навязывается, но самое интересное, когда эта школа рождается здесь. У меня работа над этой ролью пошла только потому, что со мной, передо мной и за меня был человек, режиссер, которому вообще не понятно по каким причинам, но во что бы то ни стало надо было это сделать. Я понял, что это не просто желание, а, может быть, слишком высокое слово — миссия Ваша. И если Вы хотели переложить какую-то ответственность на меня, я должен был сначала эту ответственность почувствовать. И в какой-то момент меня это развернуло. Я даже больше скажу. Если бы эту пьесу, этот материал, эту режиссуру принес кто-то другой, я думаю, что я бы не дотянул до конца. Я бы исчез еще до выпуска спектакля, меня бы это не захватило. Вы для меня открыли абсолютно неизвестную известную поэзию драматургии. Я был в курсе произведения, более того, мне в нем нравились несколько монологов, принадлежавших главному герою…

В.С.: Ой, я сейчас вспомнил, что Вы же были одним из Подсекальниковых. А я не захотел этого, потому что понял, что Аристарх тогда погибнет. А для меня эта роль очень важна, потому что я сам ее играл. И действительно, лучше всех в «Самоубийце» играет Редько, не при нем будет сказано, но он это знает.

Е.Р.: Здесь есть еще один важный этап. Есть режиссеры, которые приходят, хлопают в ладоши и говорят: «Ну, давайте!» Не буду приводить известные имена, но некоторые говорят, что актер должен их заразить. Ваш же заряд этой радостной болезнью был таким явным, что даже если я не хотел что-то делать, ничего другого не оставалось, потому что это было очень интересно.

И когда Вы однажды уехали, и нам надо было каким-то образом собраться и продолжать репетировать, мне стало совершенно неинтересно. Это не комплимент. Это ответ на вопрос: «Что такое режиссер в спектакле?» И в определенный момент Леша Блохин, который заменял Вас, сказал такую фразу: «Мы забыли метод!» Понимаете, он не назвал ни Станиславского, ни Чехова, хотя для меня Чехов — это и не форма, и не глубина, для меня это актерская режиссура. Помните, я очень много отсебятины нес на репетициях: для того, чтобы взять поэзию, чтобы оправдать ее, нужно было сказать очень много каких-то своих слов. И Блохин сказал: «Ребята, мы забыли: это же трагедия!» Понимаете? Вы говорили о трагедии в конце, а Лешка, который был Вашим проводником, вдруг сказал, что это — трагедия, высокая трагедия. То, как Аристарх говорит с трибуны, — это греческий театр. Когда выходит кто-то один, — это крик, песня, а все остальные превращаются в хор. И когда мы услышали его, Блохина, «плач Ярославны» по греческой трагедии, мы все начали меняться. Какая это школа? Что это было?

В.С.: Спасибо Вам.

Извините, что я наговорил вам, не дожидаясь вопросов, надеюсь, они были включены в ответ. Я надеюсь, вам было интересно слушать. Спасибо, что всех нас объединяет, как у Маяковского, «прекрасная болезнь». Я видел ведь и другие примеры. В прошлом году в Одессе один могучий магнат и вместе с тем драматург, скромный и даже пугливый  (его пьесу поставили в Русском театре) пригласил меня на свой спектакль. Мне было неудобно сказать «нет», и я пришел смотреть. Я вспомнил худшие времена, когда актеры на премьере не скрывают своего неверия в то, что то, что они делают, может быть кому-то интересно. Это была погибель. Нельзя о себе думать так безнадежно, когда ты выходишь на сцену, как думали они. А здесь, в РАМТе, был праздник… Да это и вы поняли по тому, как Евгений Николаевич одухотворенно похвалил «мэтод».

А это, между прочим, тоже из Чеховских разговоров о Вахтангове. Вахтанговская школа приучает к тому, чтобы актер быть способен в любой момент перевести на свой язык язык режиссера: иностранного ли режиссера или своего, не важно,  — того, который работает по-другому…

«Есть такая должность — Таня Кузнецова»

Карина Добротворская вспоминает, как в один из первых рабочих дней ехала с ней в лифте. Таня тогда вздохнула и устало сказала: «Уйду я отсюда. Слишком большая концентрация дур». Сегодня Таня руководит службой выпуска всего издательского дома – эту систему она придумала сама, под себя, еще до разговоров о необходимости централизации. Ее должность по сути так и называется – «Таня Кузнецова». В 2018 году (к двадцатилетию Condé Nast Россия) главный редактор Tatler Ксения Соловьева побеседовала с ней о мотивации, потреблении и миллениалах среди наших сотрудников.

Вспомни, кто и когда позвал тебя в Conde Nast. 

В мае в лаборатории МИФИ на Каширском шоссе, где я тогда работала, раздался звонок: «Приглашаем вас в Vogue». Я была не то слово ошарашена: ну какие у нас с «Вогом» общие знакомые? Только спустя несколько лет я узнала, откуда у них был мой телефон. Прокладывать компьютерную сетку в Conde Nast пригласили одного из лучших маковских системщиков Москвы Арсена Узбекова, который у нас потом работал IT-директором. Мы с Арсеном давно дружили, и он, посмотрев на все это, сказал: «Слушайте, я знаю одну тетку, она вам точно нужна». Но от меня этот факт почему-то долго скрывали.

Ты ведь занималась не буквами, а биофизикой. 

Да, и про это, наверное, можно попытаться рассказать так, чтобы все поняли. Я окончила МИФИ, факультет теоретической физики по специальности «Биофизика». Нам с коллегами в какой-то момент очень повезло: мы обнаружили некий способ регуляции генной экспрессии. То есть мы поняли, что можно заставлять клетку делать разные вещи, облучив ее определенными частотами. Делиться быстрее, медленнее, заставить ее что-то синтезировать. Просто идешь и пробуешь: «А что будет, если я вот этим посвечу?»

И ты вместо того, чтобы светить, пошла выпускать Vogue? 

Мне было двадцать восемь, у меня была ранняя кандидатская, очень крепкая и качественная. Но что делать дальше, было непонятно. Работы не было. Мы сидели без финансирования и без зарплаты. До такой степени, что по очереди всем научным коллективом ходили ужинать к разным нашим родственникам. Сегодня к одному, завтра к другому. Можно жить без зарплаты, особенно когда тебе двадцать восемь, но работать без денег нельзя, нужны средства на покупку лабораторных животных, на аппаратуру. Чтобы делать карьеру в науке, нужно было уезжать. Я вела грустную переписку с иностранными университетами. Они понимали, что советского ученого можно брать голыми руками, и натурально предлагали поработать за 1000 долларов в месяц. Никакой благотворительности. Уезжать мне не хотелось. И тут — звонок.

Ты вообще знала, что такое Vogue? 

Исключительно по романам. Я никогда в жизни не держала в руках ни одного глянцевого журнала. Это было до такой степени странно, что от неожиданности я согласилась. Пришла на одиннадцатый этаж мехового холодильника. Тогда были Алена, Ленка Строкова, Вовка Пылев, Леночка Зайцева. Фиона Хейс, первый арт-директор «Вога», с ней Сашка Белослудцев. В течение недели собралась остальная команда – Каринка, Леся Михайловская. Точнее, Леся долго не могла выйти на работу, потому что рожала Машу. А Бернд Рунге не хотел мам и беременных, и мы ему хором рассказывали сказки, что Леся читает лекции в Америке и из-за разницы во времени не может ему позвонить. Она в это время родила, быстро-быстро покормила Машку и пришла работать.

И как тебе обрисовали круг задач? 

Мне сказали: «Мы будем делать журнал о моде. Мода тебе интересна?» Я честно ответила: «Нет». «Журналы делать умеешь?» «Нет». Но стоит признать, из тогдашнего состава никто не умел делать журнал. Кроме Фионы и Сашки. Все остальные были дилетантами в полном смысле. Тогда было принято набирать коллектив из знакомых, потому что всем было страшно, никто не знал, как выйти на рынок. И подобралась очень забавная компания. Мне сразу предложили ту самую тысячу, то есть по местным меркам я в одночасье стала богатой женщиной.

В мае, когда ты пришла, тот самый первый номер с Мосс и Валеттой на обложке уже существовал? 

Да, съемки были сделаны. Vogue уже был в макете, но какой это был макет! У Фионки на компьютере был один кварковский файл, который содержал все страницы первого номера. И она с ним игралась, гоняла туда сюда. Мы переделывали номер раза три, цветопробы тогда приезжали из Италии, ждать было мучительно долго. И всю систему выпуска я придумала под себя. Это же все не выходит за рамки здравого смысла: что сначала, что потом, кто что делает. Вся однажды придуманная система просуществовала до сегодняшнего дня практически без изменений, потому что она просто разумная. Возможно, нам всем сильно повезло, что мы не умели выпускать журналы. Мы сделали, как подсказывал рабоче-крестьянский здравый смысл.

Что говорили подруги по лаборатории? 

Это был позор, конечно. На самом деле близкие всё понимали, потому что в какой-то момент героизм в науке заканчивается: если нет денег, ты очень быстро окажешься ниже плинтуса. Можно было стать финансовым аналитиком, заниматься бухгалтерией, чем-то приторговывать. А у «Вога» был очевидный плюс — быстрый фидбэк. Ты как бы печешь некий пирог, и вот уже он у тебя в руках, приятно пахнет, у тебя приемлемое количество адреналина. Не такого зашкаливающего, как в неотложке, ну это тебя поддерживает в тонусе, дает имитацию интеллектуальной деятельности.

Как менялись твои обязанности? 

Вместе с конторой: контора бурно росла, всё увеличивалось, ширилось, был сначала журнал, потом от журнала появились ответвления, потом другие журналы, потом приходилось сажать туда человека, которого нужно было учить. В конце концов я стала освобожденным комсомольским секретарем, т. е. я как бы перестала делать продукт руками и начала координировать.

Сегодня по пути в кабинет ты встречаешь в лифте много разных людей. Чем они отличаются от тех, с которыми ты начинала работать? 

Тогда люди были намного более трудные, плохо управляемые, скандальные. Все с амбициями, все такие из себя уникальные. И когда ты приходишь и хочешь поправить слово… На меня писали телеги. Одну из них Рунге мне показал: “хамское отношение”, “оскорбление творческой личности”… На самом деле, с Берндом нам тогда очень повезло, он никогда не лез в эти дрязги, поддерживал меня тихонько как мог и постепенно все устаканилось. Хотя если разобраться, мы все друг дружку стоили. А я, что ли, не стоила? «Вы кто такие? Я кандидат наук, у меня физмат, а ты – откуда с искусствоведения? Иди со своим искусствоведением в лес”. “А у тебя что – история?” “А у тебя филология?” Фионочка среди нас всех была единственная с обычным дизайнерским факультетом, без диссертации. И однажды она меня осторожно спросила: «Я не могу понять, почему у вас здесь в России у всех такое серьезное образование?» Ну, почему-то так в этой стране получилось. Никто не планировал после искусствоведения выпускать глянцевые журналы.

А что сейчас? 

Сейчас стали больше работать на команду. Для конторы это лучше: нет такого шока, когда уходит человек. Да, с уходом каждого человека что-то теряешь, но тогда это было прямо невозможно. Непонятно было, где искать другую Карину, другую Наташу Золотову, их ведь других не бывает. Ты заметила, насколько во всем мире сейчас стало легче менять главредов? Из конца эпохи этот процесс на наших глазах превратился в, скажем так, смену администрации. Нет такого ужаса: «Как же так? Вдруг мы наняли не того главреда»? Ну наняли не того, ну значит сменим. И никто целый год не мучается, как сказать рынку. Идет такая римская фаланга, люди стали более заменяемы. В командности много плюсов. Но мне, признаться, нравился разноголосый, такой не столь причесанный, разный журнал. Мы сейчас этого лишились, потому что усилилась роль литредакторов, которые многое переписывают под себя.

Вспомни, пожалуйста, пару статей, которые тебе было интересно выпускать? Был материал с Пугачевой — большой кровью нам дался, всего его запомнили. Было прекрасное, очень смешное интервью с Пелевиным — Каринка брала.

Наверняка ведь за двадцать лет случались ошибки, за которые стыдно… 

Ты знаешь, ничего такого эпохального, что бы не забылось через месяц, не было. Ну, какое-то время мы в «Воге» упорно выходили с рубрикой «Профиль», пока в конце концов не поняли, что напечатали крупное слово «Профиль» на человеке анфас. Рубрику сменили на “Портрет”. Есть смешная байка на тему того, как могут трансформироваться опечатки. Леська Михайловская, которая бессменно писала о моде, очень часто плохо попадала по клавишам, и в конце концов из-под Леськиных пальчиков вышло слово «каровой». Начинаются какие-то корректурные процессы, «каровой» превратилось в «коровой», потом редактура, статья доходит до меня, я читаю текст и думаю: «А почему “эта связь стала для Греты Гарбо коровой?» Леська в командировке, дозвониться до нее невозможно, а я же должна эту корову как-то оправдать. Думаю, может, «священной коровой?» Я в одном абзаце это кое-как обосновываю, связываю ниточками. К счастью, до печати Леська успела вернуться, и выяснилось, что на самом деле это было слово «роковой». Один раз я поставила контору на деньги. Я ошиблась, переписываясь с типографией. Как-то глупо ошиблась. То ли заказала не того формата бумагу, то ли что-то еще. Когда это поняла, прямо похолодела. Генеральным тогда была Робин Холт. Она как раз проходила мимо меня. «Что случилось»? Я говорю: «Робин, я только что нас поставила на деньги». Она: «На много»? «Тысяч на 10». «Ты человек, ты имеешь право на ошибку» — сказала Робин и ушла.

А ты своим коллегам даешь право на ошибку? 

Да, наверное, даже слишком часто. У меня очень простая эволюция: я сначала человека как бы ругаю, а потом перестаю. Он расслабляется. А это значит, что я его сейчас собираюсь уволить. В какой-то момент у меня внутри ставится крест, я думаю: «А, дурака учить – только портить». Я втихую вычищаю ошибки, и человек потом страшно удивляется, когда его увольняют. То есть с фидбэком у меня плоховато. Но у меня очень хорошие люди работают. Они такие все – самонаводящиеся. У нас ведь невозможно контролировать каждый шаг. Это, знаешь, как цыплят пасти. Отвернулся, цыплята разбежались в соседский огород, кого-то кошка утащила. Либо человек сам качественно выполняет свою работу, либо ты только и делаешь, что за ним следишь.

Сейчас много бурчат про то, что уровень грамотности среди молодежи упал. Ты это замечаешь? 

Уровень грамотности не надо переоценивать, он и раньше был так себе, и точно так же директор моды мог писать «ковточка» и «поедка» вместо «пайетка». С проверочным словом «поедом». Меня часто спрашивали, зачем мы набираем корректоров, раз у нас тут у всех столько высших образований. На что я отвечала, что это русский язык, и кандидаты филологических наук тоже пишут неграмотно. Например, опытным путем мы установили, что не можем брать на работу корректорами школьных учителей. Они недостаточно грамотные. Да еще и излишне самоуверенные всегда. Совокупность этих двух качеств закапывает их просто в течение получаса.

Сейчас модно говорить о том, что жизнь вообще и профессиональная жизнь в частности стали длиннее, и у нас у каждого есть возможность прожить несколько жизней, в сорок пойти учиться и стать кем-то еще. У тебя никогда не возникало таких мыслей? 

Мне как-то все время везло, меня здесь успешно развлекали, ставили много новых задач. И ты знаешь, я по-прежнему довольно много читаю по своей первой специальности, потому что искренне боюсь поглупеть. У меня ребенок сейчас стал специализироваться на биологии, я с ней много разговариваю. Математикам, конечно, повезло больше. У них есть big data, есть machine learning. Вот Сережа Черкасов развлекается по полной программе, получил сертификаты в двух университетах, это сейчас модно и востребовано.

Что тебя мотивирует каждый день вставать и ехать на Дмитровку с хорошим настроением? 

Да ничего не может мотивировать извне. Либо ты это умеешь сам, либо твоя жизнь превратится в ад. Ты проводишь на работе десять часов – слишком большая роскошь ее не любить.

Неужели ну совсем ни разу не хотела уйти? 

Один раз меня пытались перекупить, но не получилось. Если ты ждешь от меня фразы, что на самом деле я давно хочу открыть ресторан и печь хлеб… Нет, не хочу. 

Ты будешь праздновать эти самые двадцать лет? 

Нет. Я не уверена, что это вообще для меня праздник. Я не уверена, что это так уж лестно – проработать двадцать лет в одном месте, потому что у большинства людей это вызовет скорее вопрос по поводу умения человека адаптироваться. Но мне так вполне комфортно.

Главное новое знание, которое ты здесь получила? 

Что я могу работать с очень разными людьми. Это наверное, труднее всего, потому что когда ты выходишь из интеллектуальной элиты, нужно по-честному убрать интеллектуальный снобизм.

Здесь же есть другой снобизм – fashion. 

Ну вот, кстати, этой профдеформации со мной не произошло. Все ждали, что я по-другому начну относиться к одежде. Я не начала покупать туфли сотнями пар, я не воспылала к моде страстью коллекционера. У меня по-прежнему три юбки и двое джинсов. Единственное, от чего ты страдаешь – ты катастрофически не можешь купить некрасивую вещь. Потому что работает насмотренность. И ты полгода можешь сидеть без очень нужной тебе вещи. Вот и мама тебе уже говорит: “Когда же ты сменишь диван?”, но ты не можешь, потому что диван, который ты хочешь, стоит столько, что тебе нужно еще полгодика подумать.

Тебе ведь наверняка за праздничным столом в кругу друзей по лаборатории приходилось участвовать в спорах про потребление и про то, что глянец его насаживает? 

Безусловно. Но я понимаю ценность подобного рода продуктов и всегда глянец защищаю, потому что людям нужна смотреть на красивое. Мой первый муж говорил, что для того, чтобы выработать хороший вкус, нужно ходить в Эрмитаж. На что я отвечала: «Ты, дорогой, был там трижды, а есть люди, которые не были ни разу. И обставляя свою квартиру мебелью от ведущих итальянских производителей, они не пойдут в Эрмитаж. Но может быть, посмотрят, как и что бывает, в журнальчиках». Большого вреда глянец не наносит. Нас часто упрекают, что мы растим поколение потребителей. Но что плохого в том, что люди разбираются в вине, в дизайне, в путешествиях? Пусть они поймут, что вот этот диван — красивый диван, а вот этот диван лучше не надо. Вокруг нас есть намного более опасные вещи, а мы пытаемся сделать людей чуть лучше.

Смотришь ли ты какие-то журналы кроме наших? 

Ну вот так чтобы ты пришла на педикюр и взяла журнал в руки. Нет, никогда. Ну только если мне нужно что-то проанализировать. Еще любопытно, что я очень быстро теряю интерес к номеру, как только он отправлен в печать. То есть я в деталях помню все пять журналов, прямо много помню, где у кого какие заголовки, где что пересеклось, где что писали. И как только они уезжают в типографию, мозг обнуляется. 

Будешь писать книгу о Конде Насте? 

Нет, их уже написано немало.

Как избежать «синдрома удачливого дурака» — The New York Times

Итак, если для инвестирования требуется немного удачи, то следующим шагом будет определение того, где наш успех попадает в континуум удачи и навыков. Кроме того, чем больше мы измеряем, тем больше вероятность избежать предвзятости и вести себя как счастливчик. В конце концов, инвестирование оставляет довольно четкий след из панировочных сухарей.

Начните с извлечения налоговых отчетов и брокерских отчетов на конец года, в которых излагаются факты. Если мы путешествуем и предполагаем, что сделали что-то особенное, пора надеть шляпу «ни стыда, ни вины» и взглянуть на все данные.Например, многие инвесторы, которых я знаю, называют небольшую часть своего портфеля игровым счетом. Поскольку это игровой счет, они чувствуют себя комфортно, делая ставки на более рискованные вложения, и иногда эти более рискованные вложения приносят отличную прибыль.

Но нам не нужно много времени, чтобы спроецировать этот небольшой успех на все наше портфолио. Поэтому нам нужно спросить себя, как обстоят дела у всего нашего портфолио. Затем нам нужно рассчитать нашу норму прибыли и сравнить ее с доходностью индексных фондов, представляющих широкий рынок.

Мой опыт показывает, что этот тест удивит почти каждого инвестора. Цифры неизменно доказывают, что то, что мы считали впечатляющим успехом, не может конкурировать, если его измерить как часть целого и сравнить с эталоном. Обладая этими знаниями, становится немного легче противостоять нашей предвзятости и избежать синдрома счастливого дурака.

Легко увлечься мыслью, что успех в инвестировании зависит от навыков. Я подозреваю, что он следует правилу, согласно которому чем вы умнее, тем умнее вы себя считаете, и это проблема для инвесторов, которые считают, что от интеллекта зависит доходность наших инвестиций.Это становится самоутверждающимся циклом, если они видят большую отдачу от инвестиций. Высокая прибыль подтверждает исходную идею о том, что наш ум определяет наш инвестиционный успех, и следующий инвестиционный успех запускает цикл заново.

Мы можем прервать модель и избежать ошибок, которые в ней проистекают, проверяя контекст нашего успеха вторым, простым вопросом: были ли рынки уже вверх? Несмотря на то, что это заманчиво, не следует путать гения с растущим рынком.Например, если в 2013 году мы получили превосходную прибыль, было бы очень трудно приписать наш успех навыкам. Однако мы склонны быть очень избирательными, когда смотрим на свой успех. Мы выделяем события, подтверждающие нашу предвзятость, и игнорируем факты, указывающие на внешние силы.

В этом случае у нас есть данные для проверки нашей теории. Как у нас дела в не рекордный год? Увидели ли мы невероятные результаты или они были близки к эталонным? Если последнее, то трудно утверждать, что наши умники создали портфель, который работает намного лучше, чем эталонный.

Послушайте, я понимаю, что нам очень нравится, как мы себя чувствуем при синдроме счастливого дурака. Помимо всего этого прекрасного серотонина, наводняющего нашу систему, нам нравится идея, что мы действительно настолько хороши и способны превзойти рынок. Тем не менее, я сомневаюсь, что кому-то из нас нужны последствия того, что он был счастливым дураком. Итак, мы возвращаемся к выбору, который я поднял ранее: плыть по течению или оспаривать предвзятость?

«Удача» Марка Твена

O Сегодняшний рассказ называется «Удача.»Это написал Марк Твен. Вот Шеп О’Нил с рассказом.

Я был на обеде в Лондоне, устроенном в честь одного из самых знаменитых английских военных своего времени. Я не хочу сообщать вам его настоящее имя и титулы. Я назову его генерал-лейтенант лорд Артур Скорсби.

Я не могу описать свое волнение, когда я увидел этого великого и знаменитого человека. Там он сидел, сам человек, лично, весь в медалях. Я не мог оторвать от него глаз. Казалось, он показал истинное величие.Его слава никак не повлияла на него. Сотни глаз, наблюдающих за ним, поклонение стольких людей, казалось, не имели для него никакого значения.

Рядом со мной сидел священник, мой старый друг. Он не всегда был священником. В течение первой половины своей жизни он был учителем в военном училище в Вулидже. В его глазах было странное выражение, когда он наклонился ко мне и прошептал: «В частном порядке — он полный дурак». Он имел в виду, конечно, героя нашего обеда.

Это стало для меня шоком.Я пристально посмотрел на своего друга. Я был бы более удивлен, если бы он сказал то же самое о Наполеоне, Сократе или Соломоне. Но я был уверен в двух вещах о священнике. Он всегда говорил правду. И его суждение о людях было хорошим. Поэтому я хотел как можно скорее узнать о нашем герое побольше.

Через несколько дней мне удалось поговорить со священником, и он рассказал мне больше. Это его точные слова:

Около сорока лет назад я был инструктором в военной академии в Вулидже, когда молодой Скорсби сдал свой первый экзамен.Мне было его очень жаль. На вопросы все отвечали хорошо, грамотно, а он — ну, милый — ничего, так сказать, не знал. Он был милым, приятным молодым человеком. Было больно видеть, как он стоит и дает ответы, которые были чудом глупости.

Я, конечно, знал, что при повторном осмотре он потерпит неудачу и будет выброшен. Так что, сказал я себе, было бы простым и безвредным действием помочь ему, насколько это возможно.

Император Юлий Цезарь, в зале Джулио Чезаре

Я отвел его в сторону и обнаружил, что он немного знает историю Юлия Цезаря.Но больше он ничего не знал. Итак, я пошел на работу, испытал его и работал с ним как с рабом. Я заставлял его снова и снова работать над несколькими вопросами о Цезаре, которые, как я знал, ему зададут.

Если вы мне поверите, в день экзамена он очень хорошо справился. Он тоже получил высокую оценку, тогда как других, кто знал в тысячу раз больше, чем он, подвергали резкой критике. По какой-то странной счастливой случайности ему не задавали никаких вопросов, кроме тех, которые я заставил его изучить. Такое случается не чаще одного раза в сто лет.

Ну, на протяжении всей его учебы я была рядом с ним, с чувством, которое испытывает мать к ребенку-инвалиду . И он всегда спасался каким-то чудом.

Я думал, что в конце концов его погубит экзамен по математике. Я решил сделать его конец максимально безболезненным. Итак, я часами вставлял факты в его глупую голову. В конце концов, я позволил ему пойти на экзамен, чтобы испытать то, что, как я был уверен, будет его увольнением из школы. Что ж, сэр, попробуйте представить себе результат.Я был в шоке. Он занял первое место! И он получил самую высокую оценку.

Я чувствовал себя виноватым днем ​​и ночью — то, что я делал, было неправильным. Но я только хотел, чтобы его увольнение было менее болезненным для него. Я никогда не думал, что это приведет к таким странным, смехотворным результатам.

Я думал, что рано или поздно одно обязательно случится: первое настоящее испытание, когда он пойдет в школу, его погубит.

Затем началась Крымская война. Мне было так грустно по нему, что должна была быть война.Мир дал бы этому ослу шанс спастись от того, что когда-либо его сочли бы таким глупым. Я нервно ждал, когда случится худшее. Это было так. Его назначили офицером. Капитан во всем! Кто бы мог подумать, что такую ​​ответственность возложат на такие слабые плечи, как его.

Я сказал себе, что несу ответственность за это перед страной. Я должен пойти с ним и защитить нацию от него, насколько смогу. Итак, я присоединился к с ним. И мы пошли в поле.

А там — о боже, это было ужасно. Ошибки, страшные ошибки — да ведь он никогда не делал ничего правильного — только ошибки. Но, видите ли, никто не знал секрета того, насколько он глуп на самом деле. Все неправильно поняли его действия. Они считали его глупые ошибки делом большого ума. Да, честно!

Его малейшие ошибки заставляли человека в здравом уме плакать, а также кричать и кричать — про себя, конечно. И что держало меня в постоянном страхе, так это то, что каждая его ошибка увеличивала его славу и известность.Я все время говорил себе, что, когда они наконец узнают о нем, это будет как солнце, падающее с неба.

Он продолжал подниматься по трупам своих начальников . Затем в самый жаркий момент одного боя погиб наш полковник. Мое сердце подпрыгнуло в моем рту, потому что Скорсби был следующим в очереди, чтобы занять его место. Вот и все, я сказал…

Битва накалялась. Англичане и их союзников неуклонно отступали по всему полю.Наш полк занял чрезвычайно важную позицию. Одна ошибка сейчас приведет к полной катастрофе. И что на этот раз сделал Скорсби — он просто принял левую руку за правую… вот и все. Он получил приказ отступить и поддержать наши права. Вместо этого он двинулся вперед и перелез через холм слева. Мы перебрались через холм, прежде чем это безумное движение удалось обнаружить и остановить. А что мы нашли? Большая и ничего не подозревающая российская армия ждет! А что случилось — нас всех убили? Именно это произошло бы в девяноста девяти случаях из ста.Но нет — удивленные русские думали, что ни один полк сам туда в такое время не приедет.

Русские солдаты в Крымской войне

«Должно быть, вся британская армия», — подумали они. Они свернули хвостом, в диком беспорядке перебрались через холм и спустились в поле, а мы за ними. В мгновение ока произошел величайший поворот, который вы когда-либо видели. Союзники превратили поражение в яркую и яркую победу.

Командующий союзников смотрел, его голова кружилась от удивления, удивления и радости.Он сразу послал за Скорсби, обнял его и обнял на поле перед всеми армиями. Скорсби прославился в тот день как великий полководец, получивший признание во всем мире. Эта честь никогда не исчезнет, ​​пока существуют книги по истории.

Он такой же милый и приятный, как всегда, но он все еще не знает достаточно, чтобы спастись от дождя. Он самый глупый человек во вселенной.

До сих пор об этом не знал никто, кроме Скорсби и меня. За ним изо дня в день, год за годом преследовала странная удача.Он был блестящим солдатом во всех наших войнах на протяжении многих лет. Он всю свою военную жизнь наполнил ошибками. Каждый из них принес ему еще одно почетное звание. Посмотрите на его грудь, заваленную британскими и зарубежными медалями. Что ж, сэр, каждый из них — свидетельство какой-то большой глупости. Они доказывают, что лучшее, что может случиться с мужчиной, — это родиться удачливым. Я снова говорю, как и за ужином: Скорсби полный дурак.

Загрузите упражнения, которые помогут вам разобраться в этой истории.

Теперь ваша очередь использовать слова из этой истории. Вы когда-нибудь получали от учителя особую или необычную помощь? На что был похож этот опыт? Дайте нам знать в комментариях или на нашей странице в Facebook.

______________________________________________________________

ВИКТОРИНА

Викторина — Удача от Марка Твена

Начните викторину, чтобы узнать

Учителям

Этот план урока основан на подходе CALLA и учит стратегии избирательного внимания для выявления ключевых идей рассказа.

_____________________________________________________________

слов в этой истории

союзник — н. (мн. союзники) страна, которая поддерживает и помогает другой стране в войне

отключен — прил. с физическими или умственными недостатками: неспособность выполнять одно или несколько естественных действий (например, ходить или видеть) из-за болезни, травмы и т. Д.

уволить — v . отослать; отказаться от рассмотрения

увольнение — н. Акт об увольнении (с работы или в школе)

записаться на военную службу — ( идиома ) записаться на военную службу

начальство — н. человек более высокого ранга или статуса, чем другой

Прочтите эксклюзивный отрывок из новых мемуаров Барака Обамы «Земля обетованная»

«Данные довольно ясны», — сказал он, когда мы обсуждали эту тему с Рамом Эмануэлем, моим руководителем аппарата. «Люди могут ненавидеть то, как все устроено в целом, но у большинства из них есть страховка.На самом деле они не думают о недостатках системы, пока кто-то из членов их собственной семьи не заболеет. Им нравится их доктор. Они не верят, что Вашингтон что-либо исправит. И даже если они думают, что вы искренни, они беспокоятся, что любые изменения, которые вы сделаете, будут стоить им денег и помогут кому-то другому ».

«То, что Axe пытается сказать, господин президент, — прервал Рам, его лицо скривилось от хмурого взгляда, — это то, что это может взорвать наши лица».

Мы уже израсходовали драгоценный политический капитал, сказал Рам, чтобы ускорить принятие Закона о восстановлении, крупного пакета экономических стимулов.Будучи советником в Белом доме Клинтона, он занимал место в первом ряду во время последнего рывка за всеобщее здравоохранение, когда законодательное предложение Хиллари Клинтон потерпело крах и сгорело, и он поспешил напомнить нам, что негативная реакция способствовала демократам. ‘потерять контроль над домом в промежуточных сроках 1994 года. «Республиканцы скажут, что здравоохранение — это новая большая либеральная разгул расходов, и что это отвлекает от решения экономического кризиса», — сказал Рам.

«Если я чего-то не упускаю, — сказал я, — мы делаем все, что можем для экономики.

«Я знаю это, господин президент. Но американский народ этого не знает ».

«Так что мы здесь говорим?» Я спросил. «Что, несмотря на то, что у нас было самое большое демократическое большинство за последние десятилетия, несмотря на обещания, данные нами во время кампании, мы не должны пытаться оказывать медицинскую помощь?»

Рам обратился к Axe за помощью.

«Мы все думаем, что должны попробовать», — сказал Акс. «Вам просто нужно знать, что, если мы проиграем, ваше президентство будет сильно ослаблено. И никто не понимает этого лучше, чем МакКоннелл и Бонер.

Я встал, показывая, что встреча окончена. «Тогда нам лучше не проиграть», — сказал я.

Когда я вспоминаю те первые разговоры, мне трудно отрицать мою самоуверенность. Я был убежден, что логика реформы здравоохранения настолько очевидна, что даже перед лицом хорошо организованной оппозиции я мог заручиться поддержкой американского народа. Другие крупные инициативы, такие как иммиграционная реформа и законодательство об изменении климата, вероятно, будет еще труднее пройти через Конгресс; Я полагал, что победа по пункту, который больше всего повлиял на повседневную жизнь людей, было нашим лучшим шансом для создания импульса для остальной части моей законодательной повестки дня.Что касается политических опасностей, которые беспокоили Акс и Рама, рецессия фактически гарантировала, что мои результаты опросов в любом случае пострадают. Робость не изменит этой реальности. Даже если это так, упустить шанс помочь миллионам людей только потому, что это может повредить моим перспективам переизбрания — ну, это был именно тот вид близорукого, самосохраняющего поведения, от которого я поклялся отказаться.

Мой интерес к здравоохранению выходил за рамки политики или политики; это было личное, как и для Тедди.Каждый раз, когда я встречал родителя, изо всех сил пытающегося найти деньги на лечение больного ребенка, я вспоминал ту ночь, когда мы с Мишель должны были отвезти трехмесячного Сашу в отделение неотложной помощи из-за того, что оказалось вирусным. менингит. Я вспомнил ужас и беспомощность, которые мы чувствовали, когда медсестры увозили ее для спинномозговой пункции, а также осознание того, что мы, возможно, никогда не заразились бы инфекцией вовремя, если бы у девочек не было постоянного педиатра, и мы чувствовали себя комфортно, позвонив в самый разгар больного. ночь.Больше всего я думала о своей маме, которая умерла в 1995 году от рака матки.

В середине июня я отправился в Грин-Бей, штат Висконсин, на первое из серии собраний муниципалитетов здравоохранения, которые мы проведем по всей стране, надеясь получить мнение граждан и рассказать людям о возможностях реформ. В тот день меня представила местная жительница по имени Лаура Клитцка, которой было тридцать пять лет, и у нее был диагностирован агрессивный рак груди, распространившийся на ее кости. Несмотря на то, что она была на страховом плане своего мужа, из-за неоднократных операций по хирургии, радиации и химиотерапии она вырвалась из пределов срока действия полиса, в результате чего пара осталась с двенадцатью тысячами долларов неоплаченных медицинских счетов.Несмотря на возражения своего мужа Питера, она теперь размышляла, стоит ли этого делать дальше. Сидя в их гостиной перед тем, как мы отправились на мероприятие, она слабо улыбнулась, когда мы наблюдали, как Питер изо всех сил старался следить за их двумя маленькими детьми, играющими на полу.

«Я хочу проводить с ними как можно больше времени, но я не хочу оставлять их с горами долгов», — сказала она мне. «Это эгоистично». Ее глаза начали запотевать, и я держал ее за руку, вспоминая, как моя мама истощалась в те последние месяцы: времена, когда она откладывала обследования, которые могли выявить ее болезнь, потому что она находилась в перерывах между контрактами на консультацию и не имела страхового покрытия; стресс, который она перенесла на свою больничную койку, когда ее страховщик отказался выплатить ее иск о нетрудоспособности, утверждая, что она не раскрыла информацию о существовавшем ранее состоянии, несмотря на то, что ей даже не поставили диагноз, когда начался ее полис.Невысказанные сожаления.

Счет за медицинское обслуживание не вернет мою маму. Это не уменьшило бы вину, которую я все еще чувствовал за то, что не был рядом с ней, когда она сделала свой последний вздох. Наверное, было бы слишком поздно помогать Лоре Клитцке и ее семье. Но это спасло бы чью-то маму где-нибудь в будущем. И за это стоило бороться.

Вопрос был в том, сможем ли мы это сделать. Любой крупный законопроект о здравоохранении означал перераспределение шестой части американской экономики.Законодательство такого масштаба гарантированно включало сотни страниц бесконечно суетливых поправок и правил. Одно положение, спрятанное в законопроекте, может привести к прибыли или убытку в миллиарды долларов для некоторого сектора индустрии здравоохранения. Сдвиг на одно число, ноль здесь или десятичную точку там, может означать, что еще миллион семей получит страховое покрытие — или нет. По всей стране страховые компании были основными работодателями, а местные больницы служили экономическим якорем для многих небольших городов и округов.У людей были веские причины — причины жизни и смерти — волноваться о том, как любые изменения повлияют на них.

Еще был вопрос, как оплачивать изменения. Я утверждал, что для охвата большего числа людей Америке не нужно тратить больше денег на здравоохранение; нам просто нужно было разумнее распорядиться этими деньгами. Теоретически это было правдой. Но расточительство и неэффективность одного человека были выгодой или удобством для другого; расходы на страховое покрытие появятся в федеральных бухгалтерских книгах гораздо раньше, чем сбережения от реформы; и, в отличие от страховых компаний или Big Pharma, акционеры которых ожидали, что они будут бдительны против любых изменений, которые могут стоить им ни копейки, большинство потенциальных бенефициаров реформы — официантка, семейный фермер, независимый подрядчик, выживший после рака — не было кучки хорошо оплачиваемых и опытных лоббистов, бродивших по залам Конгресса.

Другими словами, и политика, и суть здравоохранения были невероятно сложными. Мне нужно было объяснить американскому народу, в том числе тем, у кого есть качественная медицинская страховка, почему и как реформа может сработать. По этой причине я подумал, что мы будем использовать максимально открытый и прозрачный процесс. «Все будут сидеть за столом», — сказал я избирателям во время кампании. «Не ведение переговоров за закрытыми дверями, а объединение всех сторон и трансляция этих переговоров по каналу C- SPAN , чтобы американский народ мог видеть, какой выбор есть.«Когда я позже поделился этой идеей с Рамом, он выглядел так, будто хотел бы, чтобы я не был президентом, просто чтобы более наглядно объяснить глупость моего плана. Он сказал мне, что если мы собираемся принять законопроект, процесс потребовал бы десятков сделок и компромиссов, и он не собирался проводиться как семинар по гражданскому праву.

«Делать колбасу некрасиво, господин президент, — сказал он. «И вы просите действительно большой кусок колбасы».

Одна вещь, в которой мы с Рамом согласились, заключалась в том, что впереди у нас были месяцы работы, и нам нужна была первоклассная медицинская бригада, чтобы не сбиться с пути.К счастью, нам удалось нанять замечательную троицу женщин, чтобы они помогли вести шоу. Кэтлин Себелиус, губернатор от демократов Канзаса, склоняющегося к республиканцам, дважды заняла пост министра здравоохранения и социальных служб. Джин Лэмбрю, профессор Техасского университета и эксперт по Medicare и Medicaid, стала директором H.H.S. Управление реформы здравоохранения, в основном наш главный советник по политике.

Встреча с сенаторами-демократами Кристофером Доддом и Максом Бокусом. Фото Пита Соуза

Именно на Нэнси-Энн ДеПарл я стал больше всего полагаться по мере того, как наша кампания обретала форму.Юрист из Теннесси, руководившая программами здравоохранения этого штата до того, как стать администратором Medicare в администрации Клинтона, Нэнси-Энн вела себя с ясным профессионализмом человека, привыкшего видеть, как тяжелая работа приводит к успеху. Я не мог сказать, насколько это стремление можно объяснить тем, что она росла в американском китайском происхождении в крошечном городке в Теннесси. Я знал, что когда ей было семнадцать, ее мама умерла от рака легких. Похоже, что я был не единственным, для кого медицинское обслуживание было личным.

Наша команда приступила к разработке законодательной стратегии. Основываясь на нашем опыте работы с Законом о восстановлении, мы не сомневались, что Митч МакКоннелл сделает все возможное, чтобы торпедировать наши усилия, и что шансы получить голоса республиканцев в Сенате невелики. Мы могли воодушевиться тем фактом, что вместо пятидесяти восьми сенаторов, которые выступали за демократов, когда мы принимали закон о стимулировании, у нас, вероятно, будет шестьдесят к тому времени, когда какой-либо закон о здравоохранении будет фактически вынесен на голосование.Аль Франкен, наконец, занял свое место после спорного пересчета голосов на выборах в Миннесоте, и Арлен Спектер решил сменить партию после того, как его фактически вытеснили из G.O.P. за поддержку Закона о восстановлении.

Это дало бы нам надежное большинство, но наш подсчет голосов был незначительным: он включал неизлечимо больного Теда Кеннеди и хилого и больного Роберта Берда из Западной Вирджинии, не говоря уже о консервативных демократах, таких как Бен Нельсон из Небраски (бывший руководитель страховой компании), которые в любую минуту могли уйти от нас боком.Помимо того, что я хотел иметь право на ошибку, я также знал, что принятие чего-то столь же монументального, как реформа здравоохранения, на чисто партийном голосовании сделает закон в будущем более уязвимым с политической точки зрения. Таким образом, мы подумали, что имеет смысл сформулировать наше законодательное предложение таким образом, чтобы у него был хотя бы шанс выиграть у горстки республиканцев.

К счастью, у нас была модель, с которой можно было поработать, которая, по иронии судьбы, выросла из партнерства между Тедом Кеннеди и бывшим губернатором Массачусетса Миттом Ромни.Несколькими годами ранее, столкнувшись с дефицитом бюджета и перспективой потери финансирования Medicaid, Ромни был зациклен на поиске способа застраховать больше жителей Массачусетса, что затем уменьшило бы расходы штата на неотложную помощь для незастрахованных и, в идеале, привело бы к более здоровое население в целом.

Он и его сотрудники разработали многосторонний подход, при котором каждый человек должен был бы приобрести медицинскую страховку («индивидуальный мандат»), точно так же, как каждый владелец автомобиля должен был иметь автострахование.Люди со средним доходом, которые не могли застраховаться на работе, не соответствовали критериям Medicare или Medicaid и не могли позволить себе страховку самостоятельно, получали государственную субсидию для покупки страхового покрытия. Субсидии будут определяться по скользящей шкале в соответствии с доходом каждого человека, а центральный онлайн-рынок — «биржа» — будет создан, чтобы потребители могли делать покупки по лучшей страховой сделке. Между тем, страховщикам больше не будет разрешено отказывать в страховании на основании ранее существовавших условий.

Эти две идеи — индивидуальный мандат и защита людей в уже существующих условиях — шли рука об руку. С появлением огромного нового пула клиентов, субсидируемых государством, у страховщиков больше не было финансового стимула пытаться отбирать для страхового покрытия только молодых и здоровых. И мандат не позволит людям играть в систему, ожидая, пока они не заболеют, чтобы приобрести страховку. Рекламируя этот план репортерам, Ромни назвал индивидуальный мандат «последней консервативной идеей», поскольку он продвигал личную ответственность.

Как диагностировать деменцию: практические основы

«Доктор, вы диагностируете деменцию? Потому что мне нужен кто-то, кто может диагностировать деменцию ».

Один человек недавно задал мне этот вопрос. Он объяснил, что его 86-летний отец, который жил в районе залива, недавно овдовел. С тех пор отец довольно быстро продал свой давний дом и почти не отвечал на звонки сына.

Сын хотел знать, могу ли я позвонить на дом. В частности, он хотел узнать, страдает ли его отец деменцией, такой как болезнь Альцгеймера.

Это разумное беспокойство, учитывая обстоятельства.

Однако маловероятно, что я — или любой другой врач — смогу однозначно диагностировать деменцию за один визит.

Но я получаю такие запросы довольно часто. Итак, в этом посте я хочу поделиться тем, что я часто объясняю семьям: основы клинической диагностики деменции, какую информацию мне нужно получить и сколько времени может занять этот процесс.

Обратите внимание, что этот пост не о комплексном подходе, используемом в многопрофильных клиниках памяти.У этих клиник есть дополнительное время и дополнительный персонал, и они предназначены для проведения более подробной оценки. Это особенно полезно в необычных случаях, например, при когнитивных проблемах у относительно молодых людей.

Вместо этого в этом посте я опишу прагматический подход, который я использую в своей клинической практике. Он адаптирован к реальным ограничениям, что означает, что его можно использовать в учреждениях первичной медико-санитарной помощи. (Хотя, как и многие другие аспекты гериатрии, сложно уложить это в 15-минутный визит.)

Страдает ли этот пожилой человек деменцией, например болезнью Альцгеймера? Чтобы понять, как я отвечаю на этот вопрос, давайте начнем с обзора основ того, что значит иметь деменцию.

5 основных характеристик деменции

Человек, страдающий деменцией, означает, что верны все пять из следующих утверждений:

• Человек имеет проблемы с одним или несколькими типами психических функций. Хотя нарушение памяти является обычным явлением, другие части функции мышления могут быть нарушены.В руководстве DSM-5 2013 года перечислены эти шесть типов когнитивных функций, которые следует учитывать: обучение и память, язык, исполнительная функция, комплексное внимание, перцептивно-моторная функция, социальное познание.

• Сложности — это снижение уровня способностей человека . Это не могут быть пожизненные проблемы с чтением, математикой или даже с социальным благополучием. Эти проблемы должны представлять собой изменение по сравнению с обычными способностями человека во взрослом возрасте.

• Проблемы настолько серьезны, что нарушают повседневную жизнь .Недостаточно получить аномальный результат на когнитивном тесте в офисе. Проблемы также должны быть достаточно существенными, чтобы влиять на то, как человек управляет обычной жизнью, например, работой и семейными обязанностями.

• Проблемы не вызваны обратимым заболеванием , например делирием, или другим обратимым заболеванием. Общие состояния, которые могут вызывать или усугублять симптомы деменции, включают гипотиреоз, депрессию и побочные эффекты лекарств.

• Проблемы не лучше объяснить другим психическим расстройством , таким как депрессия или шизофрения.

Деменция — теперь технически известная как «основное нейрокогнитивное расстройство» — это синдром или «зонтичный» термин; это не считается конкретным заболеванием. Скорее, термин «деменция» относится к этому набору характеристик, которые вызваны той или иной формой основного повреждения или ухудшения состояния мозга.

Болезнь Альцгеймера — наиболее частая причина деменции.Сосудистая деменция (повреждение от инсульта, которое может быть довольно небольшим) также распространено, так как имеет две или более основных причин деменции. Подробнее об условиях, которые могут вызвать деменцию, см. Здесь.

Что должны делать врачи для диагностики деменции

Теперь, когда мы рассмотрели пять ключевых признаков деменции, давайте поговорим о том, как я или другой врач могу проверить их.

По сути, врач должен оценить и задокументировать то, что он обнаружит, по каждой особенности.

1. Нарушения с умственными функциями. Чтобы оценить это, лучше всего объединить когнитивный тест в офисе с документированием реальных проблем, о которых сообщает пациент и знающие наблюдатели (например, семья, друзья, персонал учреждения для престарелых и т. Д.).

Для когнитивного тестирования я обычно использую Mini-Cog или MOCA. MOCA предоставляет больше информации, но это требует больше времени, и многие пожилые люди либо не хотят, либо не могут пройти весь тест.

Выполнение офисных тестов важно, потому что это стандартизированный способ документировать когнитивные способности. Но результаты мало что говорят врачу о том, что происходит в реальной жизни человека.

Поэтому я всегда прошу пациентов рассказать мне, заметили ли они какие-либо проблемы с памятью или мышлением. Я также пытаюсь получить информацию от членов семьи о любом из восьми типов поведения, характерных для болезни Альцгеймера. Наконец, я отмечаю, существуют ли какие-либо проблемы с управлением повседневной деятельностью (ADL) и инструментальной повседневной деятельностью (IADL).

2. Снижение с предыдущего уровня способностей . Мне может быть трудно обнаружить эту особенность самостоятельно во время одного посещения. Чтобы задокументировать снижение способностей, врач может опросить других людей и / или задокументировать, что она просматривала предыдущие когнитивные оценки. Я также иногда задокументировал, что в настоящее время пациентка не может правильно выполнять когнитивную задачу, связанную с ее карьерой или историей образования. Например, если бывший бухгалтер больше не может управлять базовой арифметикой, мы можем предположить, что это отражает снижение предыдущих способностей.

3. Нарушение повседневной жизнедеятельности. Это еще одна особенность, которую может быть сложно обнаружить во время одного посещения, если только у пациента нет серьезных нарушений. Обычно я начинаю с выяснения, какие виды ADL и IADL помогают человеку и какие проблемы были отмечены. Часто для этого нужно поговорить хотя бы с несколькими людьми, которые знают пациента.

Вождение и управление финансами требуют большой умственной координации, поэтому по мере развития деменции люди часто сталкиваются с этими жизненными задачами в первую очередь.

В некоторых случаях — обычно это очень раннее слабоумие — может быть довольно сложно решить, стали ли трудности человека достаточными, чтобы их можно было квалифицировать как «нарушение повседневной жизнедеятельности». Если кто-то не принимает лекарства, это обычная забывчивость? Противоречивые чувства по поводу лекарства? Или фактическое нарушение из-за изменений мозга? Если я не уверен, то могу документально подтвердить, что ситуация кажется пограничной, когда речь идет о нарушении повседневной жизнедеятельности.

4.Проверка обратимых причин когнитивных нарушений. Я мысленно делю этот шаг на две части. Во-первых, я рассматриваю возможность делирия — очень распространенного состояния психических функций хуже обычного, которое часто вызывается болезнью. Например, я заметил, что пожилых людей часто оценивают психологически во время или после госпитализации. Но сейчас не лучшее время для того, чтобы точно диагностировать деменцию, потому что у многих пожилых людей развивается делирий, когда они болеют, и могут потребоваться недели или даже месяцы, чтобы вернуться к прежнему уровню умственных способностей.

(Мой подход к рассмотрению деменции у пожилых людей, которые сбиты с толку во время или после госпитализации: отметьте, что у них может быть основная деменция, и планируйте последующее наблюдение, как только мозг получит шанс выздороветь.)

Рассмотрев делирий, я проверяю, нет ли у пациента другой проблемы со здоровьем, которая мешает развитию мышления. Общие медицинские расстройства, которые могут влиять на мышление, включают депрессию, проблемы с щитовидной железой, электролитный дисбаланс, дефицит B12 и побочные эффекты лекарств.Я также рассматриваю возможность злоупотребления психоактивными веществами.

Для выявления многих из этих причин когнитивных нарушений требуется лабораторное тестирование, а иногда и дополнительная оценка.

Если я подозреваю делирий или другую проблему, которая может вызвать когнитивные нарушения, я не исключаю деменции. Это потому, что деменция очень распространена наряду с другой проблемой, которая ухудшает мышление. Но я действительно планирую переоценить мышление этого человека позже.

5.Проверка на другие психические расстройства. Этот шаг может оказаться сложной задачей. Депрессия — самая распространенная проблема психического здоровья, затрудняющая диагностику деменции. Это связано с тем, что депрессия довольно распространена среди пожилых людей и может вызывать симптомы, похожие на симптомы деменции (например, апатию и плохое внимание). Мы также знаем, что люди довольно часто страдают деменцией и депрессией одновременно.

Во многих случаях может быть нелегко определить, являются ли симптомы пожилого человека депрессией, ранним слабоумием или и тем, и другим.Поэтому иногда мы пытаемся пройти курс лечения депрессии и смотреть, как симптомы развиваются с течением времени.

Также важно учитывать историю психического здоровья пожилого человека. Паранойя и бред довольно распространены при раннем слабоумие, но могут быть связаны с состоянием психического здоровья, связанным с психозом, например шизофренией.

Можно ли диагностировать деменцию за одно посещение?

Так можно ли диагностировать деменцию за одно посещение? Как видно из вышеизложенного, это зависит от того, сколько информации легко получить во время этого визита.Это также зависит от симптомов и обстоятельств обследуемого пожилого человека.

Клиники памяти с большей вероятностью поставят диагноз во время визита или вскоре после него. Это потому, что они обычно заранее запрашивают много важной медицинской информации, отправляют пациента на анализы, если это необходимо, и подробно опрашивают пациента и информаторов во время визита.

Но в условиях первичной медико-санитарной помощи и в ходе моих собственных гериатрических консультаций я обнаружил, что клиницистам требуется более одного посещения для диагностики деменции или вероятной деменции.Это потому, что нам обычно нужно заказать анализы, запросить прошлые медицинские записи для проверки и собрать дополнительную информацию от людей, которые знают оцениваемого старшего. Это немного похоже на детективное расследование!

Можно ли неправильно диагностировать деменцию за одно посещение?

К сожалению, да. Хотя врачи обычно никогда не диагностируют деменцию у людей, у которых она есть, я также сталкивался с несколькими случаями, когда занятые врачи выдвигали диагноз деменции, не задокументировав должным образом, как они пришли к такому выводу.(Они также часто почти не документируют что-либо с точки зрения когнитивного состояния старшего, кроме «запутался, не знал даты».)

Так вот, часто эти врачи правы. Деменция становится обычным явлением с возрастом, поэтому, если семья жалуется на проблемы с памятью и паранойю у 89-летнего ребенка, весьма высоки шансы (по крайней мере, 60%, согласно UpToDate), что у пожилого человека есть деменция.

Но иногда это не так. Иногда это медленно исчезающий делирий вместе с лекарствами, которые затуманивают мозг.Иногда депрессия.

Диагностировать деменцию — важная задача. Поэтому, хотя средний врач не может оценить с такой детальностью, как это делает клиника памяти, важно задокументировать рассмотрение пяти основных характеристик, перечисленных выше.

Если вас беспокоит возможное слабоумие

Допустим, вы похожи на человека, с которым я недавно разговаривал, и беспокоитесь, что у старшего родителя может быть слабоумие. Вы собираетесь попросить врача осмотреть ваших родителей.Вот как вы можете помочь этому процессу:

• Получите копии медицинской информации ваших родителей, чтобы вы могли принести их на визит для оценки деменции. Самая полезная информация — это лабораторные результаты и любые изображения мозга, такие как компьютерная томография или МРТ. В этом посте вы найдете более длинный список медицинской информации, которую очень полезно передать новому врачу.

• Подумайте, кто еще может знать, как ваши родители делают и ведут себя в последнее время: другие члены семьи? Близкие друзья? Персонал в доме престарелых? Попросите их поделиться с вами своими наблюдениями и записать то, что они вам говорят.Поделитесь этими записями вместе с именами информаторов врачу ваших родителей.

• Будьте готовы объяснить, как способности ваших родителей изменились по сравнению с прошлым.

• Будьте готовы объяснить, как ваш родитель изо всех сил пытается справиться с повседневными задачами, такими как работа, домашние дела, покупки, вождение или любые другие ADL и IADL.

• Принесите информацию о недавних госпитализациях или заболеваниях.

• Принесите информацию о любой истории депрессии, депрессивных симптомах или других психических заболеваниях.

Понимая, что нужно для диагностики деменции, и выполняя небольшую предварительную подготовку, когда это возможно, вы повышаете свои шансы на своевременное получение необходимой вам оценки.

Глупый друг: сказки типа 1586

Глупый друг: сказки типа 1586

---

и другие сказки Аарне-Томпсона-Утера типа 1586 г.
, в котором дурак убивает насекомое, лежащее на чьей-то голове,
с катастрофическими последствиями,
выбран и отредактирован

D.Л. Ашлиман
© 1999-2014

---

1. Комар и плотник (Джатака Сказки).
2. Глупый друг (Панчатантра).
3. Гарднер и медведь (Бидпай).
4. Глупый мальчик (Шри-Ланка).
5. Семь мудрецов Бунейра (Пакистан).
6. Лысый мужчина и муха (Эзоп).
7. Медведь и любитель садоводства (Жан де ла Фонтен).
8. Фортунио (Италия, Джованни Франческо Страпарола).
9. Джуфа и судья (Италия).
10. Маленький омлет (Италия).
11. Разрешение предоставлено, но, вероятно, сожалеет (Швейцария).
12. Глупый Ганс (Австро-Венгрия).
13. Болван и судья (Англия).
14. Сказка о масляной ванне (Исландия).
15. The Seven Crazy Fellows (Филиппины).
16. Обезьяны и стрекозы (Филиппины).

---

Вернуться к фольклорным текстам Д. Л. Ашлимана , a библиотека сказок, фольклора, сказок и мифологии.

---

Рассказы о Джатаке

Однажды, когда Брахмадатта правил в Бенаресе, Бодхисатта зарабатывал себе на жизнь как торговец. В эти дни в приграничном селе в г. Каси там проживало несколько плотников. И случилось так, что один из них, лысый седой мужчина строгал по дереву головой блестя, как медная чаша, когда на его кожу головы поселился комар и ужалила его дротиком, словно жало.

Сказал плотник своему сыну, который сидел рядом: «Мой мальчик, есть комар ужалил меня по голове.Не прогони его «.

«Постой, отец, — сказал сын. «Один удар решит это».

(В то самое время Бодхисатта достиг этой деревни по пути торговли, и сидел в столярной мастерской.)

«Избавь меня от этого!» воскликнул отец.

«Хорошо, отец», — ответил сын, стоявший за стариком. спину, и, подняв ввысь острый топор с намерением убить только комар, он рассек отцу голову пополам. Итак, старик упал замертво пятно.

подумал Бодхисатта, который был очевидцем всей сцены, «Лучше такого друга разумный враг, которого боятся люди. месть удержит человека от убийства ». И он процитировал эти строки:

Бездумные друзья хуже разумных врагов;
Посмотрите на сына, который искал комара, чтобы убить,
Но раскололся, бедняга, череп своего отца пополам.

Сказав так, Бодхисатта встал и ушел, скончавшись после дней, чтобы жить согласно его заслугам.А что до плотника, то его тело был сожжен своими родственниками.

---

• Источник: Джатака; или, Истории прежних рождений Будды , под редакцией Э. Б. Коуэлла, т. 1, переведенный Робертом Чалмерсом (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1895 г.), книга 1, вып. 44, с. 116-17.
• Следующая история Jataka очень похожа: нет. 45, с. 117-18.
• Часть канона священной буддийской литературы, это собрание около 550 анекдотов и басен изображают более ранние воплощения — иногда как животное, иногда как человек — существо, которое станет Сиддхартха Гаутама, будущий Будда.Традиционные даты рождения и смерти Гаутамы 563-483 гг. до н.э. Сказания о Джатаке датируются 300 г. до н.э. 400 г. н.э. Несмотря на сакральный и назидательный характер сборника, он тем не менее, включает элементы — очевидно, взятые из древних народных сказок — чья основная функция — развлечение.
• Вернуться к содержанию.

---

---

Панчатантра

Царь, посещая апартаменты своих жен, взял обезьяну из соседняя конюшня для питомца.Он постоянно держал его под рукой для развлечение, потому что, как говорится, попугаи, куропатки, голуби, бараны, обезьяны, и такие создания — естественные спутники царя.

Само собой разумеется, что обезьяна, питавшаяся различными блюдами, король дал ему, вырос и пользовался уважением всех, кто окружал король. Действительно, король, из-за его любви и чрезмерного доверия со стороны обезьяна, даже дал ему меч носить.

В окрестностях дворца царь искусно посадил рощу. с множеством деревьев разных сортов.Рано весной царь заметил как прекрасна была роща. Его цветы источали великолепный аромат, а стаи пчел воспевали хвалу богу любви. Таким образом преодолевается любовь, он вошел в рощу со своей любимой женой. Он заказал все свои слуги ждали его у входа.

Приятно прогулявшись по роще и осмотрев ее, он устал и сказал своей обезьяне: «Я хочу немного поспать в этом беседка из цветов. Позаботьтесь, чтобы меня ничего не беспокоило! »Сказав это, король заснул.

В настоящее время пчела, преследующая аромат цветов, бетеля и мускуса, взлетел и зажег ему на голову. Увидев это, обезьяна сердито подумала, «Что это? Могу ли я позволить этому обычному существу укусить короля прежде, чем мои глаза? »

С этими словами он продолжил его отгонять. Однако, несмотря на обезьяны, пчела снова и снова приближалась к царю. Наконец-то, ослепленная гневом, обезьяна вытащила меч и сразила пчелу одиночный удар. Однако этим же ударом королю раскололась голова.

Королева, спавшая рядом с королем, в ужасе вскочила. Увидев преступление, она сказала: «О, глупая обезьяна! сделано с королем, который так доверял тебе? »

Обезьяна объяснила, как это произошло, но после этого ее стали избегать. и презираемый всеми. Так сказано: «Не выбирайте дурака на друг, потому что царя убила обезьяна ».

И я говорю: «Лучше иметь умного врага, чем глупого друг «

---

• Источник: The Panchatantra , книга 1, рассказ 12.
• Я использовал следующее издание: Pantschatantra: Fünf Bücher indischer Fabeln, Märchen und Erzählungen , переведено с санскрита Теодором Бенфей, т. 2 (Лейпциг: Ф. А. Брокгауз, 1859 г.), кн. 1, рассказ 12, стр. 154-55.
• Перевод © 1999 Д. Л. Ашлиман.
• Самый влиятельный вклад Индии в мировую литературу, Panchatantra (также пишется Pañcatantra или Панча-тантра ) состоит из пяти книг сказок о животных и волшебные сказки (всего около 87 рассказов), которые были собраны, в их текущем форма, между третьим и пятым веками нашей эры.Считается, что даже тогда сказки были уже древними. Самопровозглашенная цель сказок воспитывать сыновей королевской семьи. Хотя оригинальный автор или имя компилятора неизвестно, арабский перевод примерно 750 г. н.э. приписывает Панчатантру мудрецу по имени Бидпай, который, вероятно, Санскритское слово, означающее «придворный ученый». Басни о Панчатантра попала в Европу через устный фольклор каналов и в виде персидского и арабского переводов.Они существенно оказал влияние на средневековых басен.

---

---

Бидпай

В восточной части Персии жил когда-то садовник, одной радостью в жизни были его цветы и фруктовые деревья. У него не было ни жены, ни дети, ни друзья; ничего, кроме своего сада. Однако в конце концов хороший человек устал от того, что не с кем поговорить. Он решил выйти в мир и найди друга. Едва он вышел из сада, как лицом к лицу столкнулся с медведем, который, как и садовник, искал товарищ.Между этими двумя сразу же завязалась большая дружба.

Садовник пригласил медведя в свой сад и накормил его. айва и дыни. За эту доброту, когда садовник лежал спустился, чтобы вздремнуть, медведь остановился и уехал с летит.

Однажды днем ​​случилось так, что необычно большая муха приземлилась на нос садовника. Медведь его прогнал, а он только к садовнику прилетел. подбородок. Опять медведь прогнал его, но через несколько мгновений он вернулся однажды больше на носу садовника.Медведь пришел в ярость. Без мысли о наказании мухи, он схватил огромный камень и с такой силой швырнул садовнику в нос, что тот убил не только муха, но спящий садовник.

Лучше иметь мудрого врага, чем глупого друга.

---

• Источник: Черепаха и гуси и другие басни Бидпая , пересказано Мод Бэрроуз Даттон (Бостон: Houghton Mifflin Company, 1908), С. 22-23.
• Источником Даттона, по-видимому, был Анвар-и-Сухайли , Персионский перевод Панчатантры.По персидскому и арабскому языкам традиции, Панчатантра , была составлена ​​человеком по имени Бидпай.
• Вернуться к содержанию.

---

---

Шри-Ланка

В одном городе живут Гамарала, Гама-гаени (его жена) и сын их. Гамарала отправилась к Чене. Гама-гаени лег и велела Гама-путе (сыну) исследовать ее голову (на предмет насекомых). Пока он глядя сквозь волосы она заснула, и на нее села муха голова.«Адэ! Лети, не кусай голову нашей матери», — сказал он. «Мать будет ругайте меня ».

Муха, улетев, снова села ей на голову. Сказать: «Сейчас потом эта муха снова кусает голову матери », — он положил голову матери осторожно на земле. Затем, взяв рисовый пестик, Вернувшись к нему, он сказал: «Муха все еще кусает голову?» и ударил по муха с рисовым пестиком, убив ударом свою мать.

Отец мальчика, приехав, попытался разбудить ее.»Как это мать мертв? »- спросил он. Мальчик сказал: «Муха кусала голову нашей матери. Я ударил ее рисовый пестик. Из-за этого она умерла ».

Итак, Гамарала забрал женщину и похоронил ее.

---

---

---

Эзоп

Муха села на голову лысому и укусила его. В его стремлении убить его, он ударил себя умной пощечиной.

Но муха убежала и с насмешкой сказала ему: «Ты пытался убить меня. всего за один маленький укус; что ты будешь делать с собой сейчас, для тяжелого шлепок ты себе только что нанес? »

«О, за этот удар я не обижусь, — ответил он, — потому что я никогда не собирался себе никакого вреда; а что до тебя, презренное насекомое, живущее высасывая человеческую кровь, я бы понес гораздо больше за Удовольствие от того, что вы лишили вас жизни! »

---

---

---

Пакистан

Семь жителей Бунейра однажды покинули свои родные дебри с целью ищут свое состояние.Когда наступил вечер, все сели под деревом чтобы отдохнуть, когда один из них сказал: «Давайте посчитаем, все ли мы здесь». Итак, он сосчитал: «Один, два, три, четыре, пять, шесть», но, совершенно не считая считай себя, он воскликнул: «Один из нас пропал, мы только шесть! »

«Ерунда!» закричали остальные, и вся компания из семи человек начала считать с поднятыми указательными пальцами, но все забыли считать самих себя.

Опасаясь какого-то зла, они поднялись и сразу же отправились искать их пропавший товарищ.Вскоре они встретили пастуха, который их приветствовал. вежливо и сказал: «Друзья, почему вы в таком плохом расположении духа?»

«Мы потеряли одного из наших», — ответили они; «мы начали это утра в номере семь, а теперь нас всего шесть. Вы видели кого-нибудь из нас здесь? «

«Но, — сказал пастух, — вас семеро, ибо я нашел вашу потерянную компаньон; вот: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь! «

«Ах, — ответили мудрецы Бунейра, — вы действительно нашли нашу пропавший брат.Мы в долгу перед вами. Потому что ты сделал нас эту услугу, мы настаиваем на том, чтобы сделать для вас бесплатную работу в течение месяца ».

И пастырь, обрадованный своей удачей, отвел мужчин домой. с ним.

Так вот, мать пастуха была очень старой женщиной, в своем старческом слабоумие, совершенно слабый и неспособный помочь себе. Когда наступило утро, он поставил ее под опекой одного из Бунейри, сказав ему: «Ты останешься здесь и позаботься о моей старой матери ».

Другому Бунейри он сказал: «Выведите моих козлов, пасите их на холмы днем ​​и наблюдайте за ними ночью.«

Другим пятерым он сказал: «Что до вас, у меня будет для вас работа. завтра »

Мужчина, которого оставили на попечение старой искалеченной матери, обнаружил, что его время было полностью занято постоянными усилиями отогнать бесчисленные мухи, которые в то жаркое время года держали ее в состоянии постоянное возбуждение и раздражение. Однако когда он увидел, что все его усилия были бесплодны, и что он напрасно отгонял негодяев, он отчаялся, и, подняв большой камень, намеренно нацелил его. на некую муху, которая села на лицо женщины.Бросая это с изо всех сил он конечно промахнулся, но, увы! он сбил женщина склонилась на спину. Увидев это, пастух заломил руки. отчаяние. «Ах, — воскликнул он, — что твоя глупость сделала для меня? сбежал, но что касается моей бедной старой матери, ты убил ее мертвой ».

Тем временем второй Бунейри водил свое стадо коз взад и вперед среди холмы, и когда настал полдень, он отдыхал, чтобы есть свой хлеб, в то время как многие из собравшиеся козы легли рядом с ним.Когда он ел, он начал понаблюдайте, как козы жевали жвачку и изредка смотрели на него Поэтому он по глупости вообразил, что они издеваются над ним, и разгневался. «Итак, — воскликнул он, — потому что я беру свою еду, вам, должно быть, нужна толпа вокруг. и разыграть меня, не так ли? «И, схватив топор, внезапно броситься на бедных животных, а он уже отрубил головы несколько из них, когда пастух прибежал на место, оплакивая свое неудача и крик, чтобы парень воздержался от резни.

Та ночь была печальной для доверчивого пастыря и горько он раскаялся в своей опрометчивости. Утром оставшиеся пять мудрецов Бунейр подошел к нему и сказал: «Теперь наша очередь. тоже! «

«Нет, нет, друзья мои,» ответил он; «вы хорошо отплатили мне за Я оказал вам пустяковую услугу, отыскав вашего пропавшего товарища; и сейчас, ради бога, идите своей дорогой и не позволяйте мне больше видеть вас ».

Услышав эти слова, мудрецы Бунейра продолжили свое путешествие.

---

---

---

Жан де Лафонтен

Однажды один горный болван, говорят,
Бродил в одиноком лесу,
Новый Беллерофонт уединился там,
Его разум ушел, и его мозг оставался открытым.
Разум на одиноких людей не проливает лучей.
Хорошо говорить — лучше молчать:
И то, и другое в избытке — это плохо. Ни одно животное
Никогда не видели или слышали вызов.
Хотя он был медведем, но устал от этой жизни,
И тосковал по мирской радости и мирской борьбе.
Тогда «Меланхолия отметила его как свою собственную».

Недалеко от него жил один старик.
Скучный, как медведь, он очень любил свой сад;
Был священником Флоры и Помоны; тем не менее,
Хотя работа приятна, добрый друг
Нужен, все его прелести можно дать ему взаймы.
Сады мало говорят, кроме моей маленькой книжки.

Утомленный, наконец, их простым улыбающимся взглядом,
И те его немые товарищи, в один прекрасный день,
Наш человек отправился своим одиноким путем,
Искать друга.Медведь, с той же мыслью,
Оставил свою гору, ничем не удовлетворившись.

Как ни странно, две авантюристы встречаются.
На одном повороте. Боится приветствовать
Медведя; но летать он не может. Что он может сделать?
Ну, как гасконец, он ловко справляется:
Скрывает свой испуг. Медведь плохо воспитан;
«Вот мой коттедж; прошу вас, милорд»;
По-прежнему рычит: «Приходи ко мне!» но другой сказал:
«Окажите мне честь за моей скромной столовой
Обедать на свежем воздухе .У меня есть молоко и фрукты,
Это, возможно, подойдет для удовольствия вашего поклонения
На этот раз, хотя это и не ваша обычная еда.
Я предлагаю все, что у меня есть ». С дружелюбным видом
Они приятели еще до того, как добрались до дома;
Еще лучше друзья, когда они честно пришли.

На мой взгляд, это золотое правило:
Лучше быть одиноким, чем с дураком.
Медведь, который не произносил двух слов в день,
Оставил там тружеников, чтобы они работали и трудились.

Бруин пошел на охоту и принес дичь,
Или взмахнул мясными мухами, когда они прилетели;
И держал подальше от лица своего спящего партнера
Крылатых паразитов дразнящая раса.

Однажды зуммер у спящего человека
Уравновесил, а затем остановился на его носу — их план.
Медведь сошел с ума: все его погони были напрасны;
«Я поймаю тебя, вор!» воскликнул он. Он пришел снова.
‘Твас сказал:’ сделано: заслонка схватила камень,
И смело бросила его — храбро бросили.
Он раздавил муху, но разбил череп бедняге —
Метатель крепкий, но тупой рассудительный.

Нет ничего опаснее глупого друга;
Ты можешь положиться хуже, чем настоящий мудрый враг.

---

• Источник: Жан де Лафонтен, Басни , переведены на английский язык. стихи Уолтера Торнбери, книга 10, басня 3.
• Как и его современник Шарль Перро (1628–1703), Жан де Ла Фонтен (1621-1695) был членом Académie Française и ведущий интеллектуал своего времени. Ла Фонтен 245 басен, опубликованных в двенадцати книгах между 1668 и 1694 годами, служат примером грация и остроумие его возраста.

---

---

Италия, Джованни Франческо Страпарола

Слуга Фортунио, пытаясь раздавить муху, убивает своего хозяина и спасает себя от виселицы шуткой.

Сначала я расскажу этой прославленной компании, что часто слышал это по убеждению влиятельных людей, чтобы проступки, совершенные непреднамеренно, не нести вину виновных в совершении преднамеренных действий; поэтому мы смотрим на проступки глупцов и детей и им подобных состояние, чем на совершенных более серьезным народом. Так как сейчас моя очередь рассказывать историю, я расскажу о приключении, которое постигло одного Фортунио, мерзавец, который, желая убить занудного слепня, его хозяин, нечаянно убил самого хозяина.

В городе Феррара жил богатый бакалейщик хорошего происхождения, имевший на его службе Фортунио, толстый, добродушный парень с очень тонким остроумием. Теперь, в сильную жару, бакалейщик обычно ложился спать в в середине дня, и в такие моменты Фортунио должен был держаться подальше мухи с веером, чтобы не потревожить его хозяина. Однажды это Случилось так, что среди прочих был очень жадный назойливый слепень, который не обращал внимания ни на веяния Фортунио, ни на его удары, а постоянно на лысой макушке бакалейщика и сильно ужалил его.И хотя муху прогоняли три или четыре раза, она всегда возвращалась, чтобы дать свежая беда.

Наконец слуга, разгневанный смелостью и настойчивостью мухи, опрометчиво сделал попытку убить его, когда он собирался снова осесть на его храм хозяина и сосать его кровь. Простой дурак, что он был, он догнал тяжелым бронзовым пестиком и, изо всех сил ударив по мухе, намереваясь убить его, он вместо этого покончил с бакалейщиком.

Как только Фортунио увидел, что он убил своего хозяина и тем самым заставил он был приговорен к смерти по закону, он советовался с самим собой, как он мог бы лучше всего спасти его шею, и сначала решил спастись бегством, но впоследствии он разработал другой план, заключающийся в том, чтобы похоронить труп тайно.Поэтому, завернув труп своего хозяина в мешок и отнес в сад рядом с магазином, закопал там. Сделав это, он пошел в овчарню и, выбрав большую старую баран, он взял его и бросил в колодец.

Поскольку хозяин вечером не явился в свой обычный час, жена подозрение упало на Фортунио, и она спросила его, как ее муж местонахождение, но парень решительно заявил, что ничего об этом не знает. Тогда добрая жена, охваченная горем, заплакала и звала ее. муж вслух, но она зря звала.Она пошла к своим родственникам и сказала им ее горе; после чего они разыскали правителя города и положили преступление по обвинению Фортунио, требуя, чтобы он был заключен в тюрьму и поставил вопрос, чтобы заставить его рассказать, что сталось с его мастер.

Правитель, удержав раба и привязав его к веревке, дал ему strappado в соответствии с законом, в связи с обвинениями против него. Такое обращение было не в его вкусе, и он тут же пообещал рассказать все, что знал, если его подведут.

Они привели его к судье, и это была его хитрая история. приготовился к их одурачению: «Вчера, судья! колодец, меня разбудил сильный шум, как будто какой-то могучий камень упал в воду внизу. В изумлении я побежал к колодцу и посмотрел в нее, но вода была довольно прозрачной, и я ничего не видел неправильно; поэтому я повернулся, чтобы вернуться в дом, когда тот же шум снова встретился мои уши. Теперь я совершенно уверен в своем уме, что мой хозяин, пытаясь набралась воды из колодца, упала в нее.Теперь, что правда вопроса может быть раскрыт, я прошу, чтобы все присутствующие идти на место; тогда я спущусь в колодец и раскрою, что могу найти в нем ».

Судья благосклонно отнесся к молитве Фортунио, считая, что эксперимент самое верное доказательство, и что никакие доказательства не могут сравниться с тем, что было представлено ранее глаза, и направился к колодцу, предлагая всему собранию следить. Туда ходили не только богобоязненные люди, которые были около судить, но и огромная толпа простых людей, которым любопытно было узнать, в чем может быть проблема.

Фортунио, повинуясь приказу судьи, сразу же двинулся вниз по склону. ну, и, когда он достиг дна, сделал вид, что ищет за тело своего хозяина в воде; но то, что он нашел, было трупом старый баран, который он сам недавно бросил.

Притворяясь, что очень удивлен этому, хитрый парень заорал от дно колодца: «О моя госпожа! Скажи мне, твой муж, мой бедный хозяин, были рога или нет; потому что я сел на кого-то здесь у которого огромная пара, длинная и большая.Возможно ли, что он может быть твоим мужем? »

И когда добрая жена услышала вопрос Фортунио, она была так потрясена. со стыдом, что она не могла найти слова, чтобы сказать за себя. тем временем прохожие ждали, открыв рот от любопытства, чтобы увидеть это труп с рогами, и посмотреть, действительно ли это было тело отсутствует бакалейщик или нет; и когда они увидели поднятого старого барана Фортунио, все они хлопали в ладоши и были потрясены громким смехом.

Судья, когда он увидел проблему поиска Фортунио, счел, что глупый парень действовал добросовестно, и что он искренне верил в то, что он принес из колодца останки своего хозяина.На этом судья отпустил его как невиновного, но бакалейщик никогда не был видел больше, и добрая жена до самой смерти терпела стыд перед рога, которые наложила на нее хитрая уловка Фортунио.

---

• Источник: Джованни Франческо Страпарола, Веселые ночи ночь 13, сказка 4, в: Итальянские романисты , т. 4 (Лондон: частная печать для членов Общества библиофилов, 1901 г.), стр. 149-56.)
• Мы почти ничего не знаем о личной жизни Джованни Франческо. [также пишется как Джанфранческо] Страпарола (ок.1480 — ок. 1557). Его двухтомный труд Le piacevoli notti (1550-1553), названный на английском языке Веселые ночи Страпаролы или просто Ночи Страпарола , содержит около 75 новелл и сказок, некоторые из восточное происхождение. Очевидно, создавая свою коллекцию по образцу Боккаччо. Декамерон , Страпарола изображает здесь тринадцать разгульных ночей в роскошная вилла на острове Мурано недалеко от Венеции. Участники добавляют к развлечениям, рассказывая друг другу истории.Включены рассказы о магия и сверхъестественное, а также похабные шутки и анекдоты. Произведения Страпаролы — одно из самых ранних в Европе сборников рассказов, основанных на в основном на фольклоре.
• Вернуться к содержанию.

---

---

Италия

Однажды Джуфа пошел собирать травы, а была ночь перед этим. он вернулся. На обратном пути луна взошла сквозь облака, и Джуфа сел на камень и смотрел, как луна появляется и исчезает. за облаками, и он постоянно восклицал: «Кажется, кажется! Он устанавливает, он устанавливает! »

Ближе к дороге воры снимали шкуру с теленка, они украли, и когда они услышали: «Кажется, он садится!» они боялись что приехали судебные исполнители, поэтому они убежали и покинули мясо.

Когда Джуфа увидел убегающих воров, он пошел посмотреть, что это был и обнаружен теленок с шкурой. Он взял свой нож и достаточно отрезал плоть набить мешок и пошел домой. Когда он приехал, мать спросила его почему он пришел так поздно. Он сказал, что это потому, что он принес мясо которую она должна была продать на следующий день, а деньги оставить для него. На следующий день мать отправила его в деревню и продала мясо.

Вечером вернулся Джуфа и спросил свою мать: продать мясо? »

«Да, продал мухам в кредит.«

«Когда тебе дадут деньги?»

«Когда они это получат».

Прошла неделя, а мухи не принесли денег, поэтому Джуфа отправился в судье и сказал ему: «Сэр, я хочу справедливости. Я продал мясо мух на кредит, а они не пришли мне заплатить ».

Судья сказал: «Я выношу им такой приговор: везде, где вы видите их, вы можете убить их «.

В этот момент на нос судье залетела муха, и Джуфа поразил ее. такой удар, что он сломал судье голову.

---

• Источник: Томас Фредерик Крейн, итальянский Популярные сказки (Бостон и Нью-Йорк: Houghton, Mifflin, and Company, 1885), нет. 100, стр. 293.
• Crane добавляет следующее примечание:

  Встречается анекдот о мухе во второй части рассказа. независимо в версии из Палермо: Мухи преследовали Джуфа и ужалила его. Он отправил к судье и пожаловался на них. Судья засмеялся и сказал: «Где бы вы ни увидели муху, вы можете ее ударить». В то время как судья говорил, на его лицо попала муха, и Джуфа ее разобрал такой удар, что он сломал судье нос.»

• Обманщик Джуфа, который в другом месте описан как «глупый, ленивый и хитрый »(а можно ли быть и глупым, и хитрым?). много итальянских сказок. Его подвиги сравнивают с подвигами немецкого Тилля. Уленшпигель и Ходжа из Турции, если упомянуть только два из его многочисленных аналоги в других странах.
• Вернуться к содержанию.

---

---

Италия

Жила-была маленькая женщина, у которой была маленькая комната и маленькая курица.Курица снесла яйцо, а маленькая женщина взяла его и приготовила немного омлета и поставьте остывать в окно. Прилетела муха и съел это. Представляете, каким должен был быть омлет! Немного Женщина пошла к мировому судье и рассказала ему свою историю. Он дал ей клуб и велел ей убивать муху, где бы она ее ни увидела. В тот момент муха налетела на нос магистрата, и женщина, решив, что это та же муха, ударила ее и сломала нос магистрату.

---

---

---

Швейцария

Крестьянин оставил на хранение соседу кувшин с молоком.Когда он вернул кувшин, молоко исчезло. Гневные слова привели к иску, и судья постановил, что сосед должен платить за молоко, даже хотя последний утверждал, что его съели мухи.

«Тебе следовало убить их, — сказал судья.

«Что?» ответил крестьянин: «Вы даете мне разрешение убивать мухи? «

«Да, конечно», — ответил судья. «У вас есть мое разрешение убить их везде, где вы их найдете «.

В этот момент крестьянин увидел муху на щеке судьи.Он шагнул подошел к нему и дал ему пощечину, сказав: «Держу пари, эта проклятая муха — одна из те, кто пил молоко! »

На основании разрешения, которое он дал крестьянину, судья мог ничего не делать с пощечиной.

---

• Источник: Леандер Петцольдт, Deutsche Schwänke (Штутгарт: Филипп Реклам июн., 1979), нет. 217, стр. 228.
• Источник Петцольдта: Der große Historische Appenzeller Calender auf das Jahr 1824 .
• Перевод Д.Л. Ашлиман. © 1999.
• Вернуться к содержанию.

---

---

Австро-Венгрия

Жила-была бедная крестьянка. Она была вдовой и был только один сын. Его звали Ганс, и он был очень глуп.

Было лето, и мать дала ему большой горшок с медом, говоря: «Я отправляю вас в город продавать это, но не позволяйте людям говорить слишком много для вас. «Она боялась, что люди будут слишком много торговаться с его.

Придя в город, он закричал: «Купи мой мед!»

Люди сказали: «Сколько это стоит?»

Он сказал: «Ты слишком много говоришь мне.«

«Можем мы хотя бы спросить, сколько это стоит?»

«Нет, — сказал он, — ты уже слишком много сказал», — собрал вещи и уехал из города.

В деревне вокруг него роились мухи и осы, желая, чтобы он мед.

«Купи мой мед!» он сказал. Они не могли ничего ему сказать, поэтому он вылил свой мед на землю. «Тебе придется заплатить мне через неделю», он сказал.

Затем он пошел домой и сказал своей матери: «Я продал мед и получу деньги через неделю.«

Через неделю он снова отправился в город. Из-за денег на дорогая, он взял с собой толстую дубину. Он прибыл на место, и там были все еще пчелы и мухи слизывают оставшийся мед.

Он сказал: «Мне нужны мои деньги сейчас», но они ничего ему не дали.

«Я быстро с этим справлюсь», — сказал он. «Я сообщаю вам судья «

Он подошел к судье, который спросил: «Что тебе нужно?»

«Мухи и осы купили у меня мед, — сказал он, — и теперь они отказываться платить.«

Судья рассмеялся, увидев, что имеет дело с настоящим простак. «Все, что я могу вам сказать, это то, что всякий раз, когда вы видите муху, вы должны «порази его до смерти», — ответил он.

В этот момент муха налетела судье на нос, и Ганс ударил муху по его носу. нос.

«Ой, боже мой нос!» крикнул судья.

Тогда Ганс сказал: «Я бил по мухе, а не по твоему носу».

Тогда судья подумал: «Он может убить кого-нибудь, если увидит сидящую муху. на них.А кто это допустил? Судья, это то, что люди будут сказать. «И он спросил:» Сколько стоит ваш мед? «

«Триста флоринов», — сказал Ганс.

Судья написал ему квитанцию ​​и отправил с ней в кассу, и когда он получил свои деньги, он вернулся домой.

---

---

---

Англия

Каждому школьнику известна история болвана, пожаловавшегося в судить о том, что его раздражают мухи, и ему сказали, что он на свободе ударить их везде, где он их видел, наблюдая за горящей большой «голубой бутылкой» судье по носу, ударил кулаком по этому полезному члену, и разбил его так же, как и муху.

---

---

---

Исландия

В их королевстве жили король и королева, а также Карл и его старая жена. в их коттедже.

Однажды Карл и его старая жена купили себе бочку, полную сливочное масло, которое они намеревались иметь для домашнего использования во время зимой, но теперь они не знали, где спрятать бочку, чтобы никто должен украсть у него. Наконец они согласились оставить его в королевский дворец. Они с готовностью убедили короля взять на себя охрану их кадку, но хозяин поставил ее на свое место и накрыл, как они сочли нужным.

Приближалась осень, и старуха захотела чего-нибудь масла, и сразу же придумал план, как доволен. Однажды, в хорошую погоду, она встала рано утром и пришел к ее карлу и сказал, что ее позвали во дворец короля, чтобы провести ребенка при крещении, поэтому она должна пойти туда. Карл сказал, что это само собой разумеющееся. Теперь старая жена очень спешила приготовиться и пошел во дворец короля. Когда она пришла туда, она сказала, что должна принести крошечный кусочек сливочного масла из бочки.Это все считали правдой, и ее впустили туда, где стояла ванна. Затем старуха взяла большой похлопайте по краям ванны. После этого она ушла домой.

Затем спросил карла, как звали ребенка у короля.

Старуха ответила: «Бримми высокая [названа] красивой девушкой».

Когда старуха закончила то, что сначала взяла из масла, Однажды утром она сказала мужу: «А! Меня снова зовут короли.»

«Ну, тогда иди», — сказал карл.

Старуха ушла и сказала у короля, как прежде, что она следует достать масло из бочки. И на этот раз старая дама взяла масло до середины ванны.

Когда она пришла домой, карл спросил, как зовут ребенка.

Она ответила: «Середина, зовут девочку».

Когда старая жена допила эту порцию масла, она сказала старик: «Но еще раз меня позвали к царю, чтобы подержать ребенка в крещение.»

«Тогда иди», — сказал карл.

Старая жена пошла и, подойдя к царскому дворцу, сказала, что пришла за масло. Теперь она взяла столько, что могла видеть угол, клепки сделаны с дна кадки.

Когда она пришла домой, карл спросил ее, как зовут ребенка. Она ответил. «Логг [ксилография] — это уродливая девушка».

Прошло время, и старая жена снова нуждалась в масле. потом она сказала старику: «Меня снова вызывают к царю.»

«Тогда иди», — сказал старик. Старуха пошла и сказала, как прежде: что она пришла за маслом. На этот раз она забрала все, что осталось в бочка. Когда она пришла домой, карл спросил, как зовут ребенка.

«Внизу — коренастый свейн», — сказала старуха.

Время шло, пока не наступили последние месяцы зимы. Тогда домашнее хозяйство Продовольствия старика и женщины стало не хватать. Старый человек сказал своей старой жене, что лучше было бы принести кадку с маслом из королевский дворец.На это старуха согласилась. Они пришли туда и попросил их бочку. Им было дано, и они увидели, что покрытие и все, что касалось ствола, было в порядке.

Прикатили бочку домой, в дачу. Карл открыл бочка, и о чудо! это было совершенно пусто. Он был несколько поражен этим, и спросил жену, может ли она сказать причину этого. Она сделала вид, что быть не менее удивлены, и не могли найти причины для своей уловки играл.

Но в тот же момент старая жена увидела большую муху, которая забралась в открытая бочка, и она сказала: «Ах! Идет несчастный вор.Смотреть здесь. Эта ненавистная муха, несомненно, съела все наше масло из ванны «.

Это, должно быть, правда, подумал старик, и побежал за большим молотом, которым он бил свою сушеную рыбу и ломал череп муха. Дверь хатки закрыл, чтоб муха не вылезла, и теперь гнался за мухой повсюду, стучал и бил ее, но никогда не ударил, кроме своей мебели и домашнего имущества, которое он разбился на куски. Наконец усталый старик сел в ярости и отчаяние.

Но тут муха прилетела и села ему на нос. Тогда Карл умолял жену убить муху, и сказал: «Поторопись, пока она на носу сидит!» (который с тех пор вошло в обиход). Старуха поднялась со всеми ее мощь, молоток, и ударила им по носу старика, и сломала его череп так хорошо, что он замер на месте; но муха сбежала с цельный череп. Он еще невредим. Но старуха все еще плачет над ее карл.

---

---

---

Филиппины

Когда-то в деревне в северной части Лусона жили семь человек. сумасшедшие парни по имени Хуан, Фелипе, Матео, Педро, Франсиско, Эулалио и Хасинто.Они были счастливы весь день.

Однажды утром Фелипе попросил друзей пойти на рыбалку. Они остались в Река Кагаян давно. Около двух часов дня Матео сказал: своим товарищам: «Мы голодны; пойдем домой!»

«Прежде чем мы уйдем, — сказал Хуан, — давайте посчитаем себя, чтобы убедиться, что все мы здесь! »

Он посчитал; но из-за того, что он забыл сосчитать себя, он обнаружил, что они было всего шесть, и сказал, что один из них утонул. Вследствие этого они все бросились в реку искать потерявшуюся спутницу; и когда они вышел, Франсиско посчитал, найден ли он; но он тоже ушел сам вышел, и они снова нырнули.

Хасинто сказал, что они не должны идти домой, пока не найдут того, кто был потерян. Пока они ныряли, мимо прошел старик. Он спросил дураков зачем они ныряли. Они сказали, что один из них утонул.

«Сколько вас было сначала?» сказал старик.

Сказали, что их семь.

«Хорошо, — сказал старик. «Нырни, и я тебя пересчитаю».

Они нырнули, и он обнаружил, что их семеро. Поскольку он нашел их потеряв товарища, он попросил их пойти с ним.

Когда они подошли к дому старика, он выбрал Матео и Франсиско в гости. присматривать за его старой женой; Эулалио он выбрал водным транспортом; Педро, повар; Хасинто, перевозчик древесины; и Хуан и Фелипе, его товарищи по охота.

Когда настал следующий день, старик сказал, что идет на охоту, и он сказал Хуану и Фелипе принести с собой рис. Через некоторое время они достиг гор, и он сказал двум дуракам приготовить рис в десять час. Затем он поднялся на гору со своими собаками, чтобы поймать оленя.Теперь, двое его товарищей, оставшихся у подножия горы, никогда не видел оленей. Когда Фелипе увидел оленя, стоящего под деревом, он думал, что рога оленя были ветвями небольшого дерева без листьев: поэтому он повесил на них свою шляпу и мешок с рисом, но олень сразу убежал.

Когда старик вернулся, он спросил, готов ли рис. Фелипе сказал ему, что он повесил свою шляпу и рис на убегающем дереве.

Старик рассердился и сказал: «То дерево, которое вы видели, было рогами одного олень.Придется сейчас домой, потому что нам нечего есть ».

Между тем оставшиеся дома пятеро сумасшедших не сидели сложа руки. Эулалио пошел за ведром с водой. Когда он подошел к колодцу и увидел его изображение в воде, он кивнул, и отражение кивнуло ему в ответ. Он делал это снова и снова; пока, наконец, уставший, он прыгнул в воду и утонул.

Хасинто послали собирать палки, но он разрушил только забор. вокруг сада.

Педро приготовил курицу, не удаляя перья. Он также позволил курицу сжечь, пока она не станет черной, как уголь.

Матео и Франсиско пытались уберечь мух от лица своих старых госпожа. Вскоре они устали, потому что мухи продолжали возвращаться; так они взяли большие палки, чтобы убить их. Когда муха на носу старуха, они ударили ее так сильно, что убили ее. Она умерла с улыбкой на лице. Два дурака сказали друг другу, что старуха очень обрадовалась, что муху убили.

Когда старик и двое его товарищей пришли домой, старик спросил: Педро, если есть еда. Педро сказал, что это было в горшке. В Заглянул старик и увидел обугленную курицу и перья. Он был очень злится на повара.

Затем он вошел к своей жене и нашел ее мертвой. Он спросил Матео и Франциско, что они сделали со старухой. Они сказали, что у них убивал только мух, которые пытались ее беспокоить, и что она была очень очень доволен их работой.

Следующее, что должны были сделать сумасшедшие, — это сделать гроб для мертвая женщина; но они сделали его плоским, и таким образом, чтобы было ничего, что могло бы помешать трупу упасть. Старик сказал им отнести тело в церковь; но по дороге они побежали, и тело скатился с плоского гроба. Они сказали друг другу, что бег — это хорошо, потому что это облегчило их ношу.

Когда священник обнаружил, что труп пропал, он сказал шести сумасшедшим ребята, чтобы вернуться и забрать тело.Пока они шли к дома они увидели старуху, собирающую палки на обочине дороги.

«Старуха, что ты здесь делаешь?» Они сказали. «Священник хочет видеть вы »

Пока ее связывали, она кричала мужу: «А! какие-то плохие парни пытаются отвести меня в церковь ».

Но муж сказал, что сумасшедшие только пытались ее подразнить. Когда они подошли к церкви с этой старухой, священником, которая тоже была сумасшедший, совершил над ней обряд захоронения.Она кричала, что она была в живых; но священник ответил, что, поскольку он получил ее плату за погребение, он неважно, жива она или нет. Итак, они похоронили эту старуху в земля.

Когда они возвращались домой, они увидели труп, упавший с гроб по пути в церковь. Франциско воскликнул, что это призрак старухи. Ужасно напуганные, они убежали в разные направлениях и рассыпались по всему Лусону.

---

---

---

Филиппины

Однажды, когда солнце было в зените и воздух был очень горячим, бедный утомленная долгим путешествием стрекоза приземлилась отдохнуть на ветке дерево, на котором жило очень много обезьян.

Пока она обмахивалась крыльями, к ней подошла обезьяна и сказал: «Ага! Что ты здесь делаешь, несчастное создание?»

«О сэр! Я хочу, чтобы вы позволили мне отдохнуть на этой ветке, пока солнце так жарко, — тихо сказала стрекоза. — Я летала все утро, и я мне так жарко и надоело, что я не могу идти дальше », — добавила она.

«Действительно!» — насмешливо воскликнула обезьяна. «Мы не допускаем слабых такое существо, как ты, останется под нашим убежищем.Уходи! »- сказал он. сердито и, взяв сухую ветку, бросил ее в беднягу.

Стрекоза, будучи очень быстрой, улетела перед жестокой обезьяной. может ударить ее. Она поспешила к своему брату королю и рассказала ему, что произошло. Король очень рассердился и решил начать войну с обезьяны. Поэтому он отправил трех своих солдат к царю обезьян. с этим вызовом:

Король обезьян

Сэр,

Поскольку один из ваших подданных жестоко обошелся с моей сестрой, я решил убить вас и ваших подданных со всей скоростью.

ДРАКОН

Король обезьян рассмеялся над вызовом. Он сказал посланникам: «Пусть ваш король и его солдаты придут на поле битвы, и они увидят, как хорошо, мои войска сражаются ».

«Ты не имел в виду то, что говоришь, жестокий король», — ответили посланники. «Ты не должен судить до окончания боя ».

«Какие дураки, какие дураки!» воскликнул король обезьян. «Перейти к вашей правителя и скажи ему мой ответ «, и он прогнал бедных зверушек прочь.

Когда король стрекоз получил ответ, он немедленно приказал своим солдатам выйти на поле битвы, но без чего-либо бороться с. Тем временем подошли обезьяны, каждая вооруженная тяжелой палкой.

Тогда король обезьян закричал: «Ударьте летающих существ своим клубы! »

Когда король Дракон услышал этот приказ, он приказал своим солдатам выйти на лбы своих врагов. Затем обезьяны начали атаковать стрекозы, которые были на лбах своих товарищей.В стрекозы были очень быстрыми и совсем не пострадали; но обезьяны все были убиты. Так легкие, сообразительные стрекозы одержали победу. над сильными, но глупыми обезьянами.

---

---

---

Вернуться к фольклорным текстам Д. Л. Ашлимана , a библиотека сказок, фольклора, сказок и мифологии.

---

Исправлено 20 ноября 2014 г.

Президентство: самая тяжелая работа в мире

I. Сломанный офис

Дональд Трамп часто кажется президентом, восставшим против своего офиса.Как мы и ожидали, президент спешит на место стихийного бедствия, чтобы утешить пострадавших. После того, как ураган Мария опустошил Пуэрто-Рико, президент Трамп прибыл с опозданием и вел себя несерьезно, бросая рулоны бумажных полотенец в пострадавших от урагана жителей, как если бы он пытался истощить трехочковые выстрелы.

Из нашего выпуска за май 2018 г.

Ознакомьтесь с полным содержанием и найдите свой следующий рассказ, который стоит прочитать.

Подробнее

Мы привыкли ожидать, что, когда национальная ткань разорвется, президент будет управлять иглой и ниткой или, по крайней мере, потянуться за шкатулкой единства для шитья.После марша сторонников превосходства белых по Шарлоттсвиллю, штат Вирджиния, с криками: «Евреи нас не заменят», инстинкт президента Трампа заключался в том, чтобы подчеркнуть, что среди неонацистов есть хорошие люди.

Мы ожидаем, что президенты будут заключать сделки. Даже когда оппозиция окаменела, они должны пить и обедать с другой стороной и находить двухпартийное решение. Трамп пообещал, что его десятилетия в сфере недвижимости сделают его особенно способным переговорщиком, но в отношении здравоохранения, налогов и иммиграции он не особо беспокоился о том, чтобы торговать лошадьми с законодателями-демократами.Даже сенатор Джо Манчин от Западной Вирджинии, который должен был быть переизбран в штате, в котором Трамп легко победил, не получил всерьез к партнеру по переговорам.

По мнению его критиков, отклонение Трампа от ожиданий своего офиса доказывает, что он непригоден для его обитания. Или они демонстрируют его лицемерие: человек, который теперь игнорирует традиционные обязанности, когда-то был, возможно, главным президентом страны, ругал его, регулярно критикуя своих предшественников, когда они неадекватно реагировали на бедствия, слишком много играли в гольф или не могли заключить сделку.Трамп даже предположил, что манера Барака Обамы спускаться по лестнице Air Force One была непрезидентской.

Ни один мужчина или женщина не может представлять различные конкурирующие интересы 327 миллионов граждан.

Члены maga nation издеваются над недоброжелателями президента и греются в лучах горящих норм. Почему Трамп должен тратить всю свою энергию и политический капитал на получение быстрых результатов в Пуэрто-Рико, когда плохое планирование острова и слабая инфраструктура сделали успех невозможным? Почему он должен преклоняться перед демократами, которые все равно никогда с ним не будут работать? Сторонники Трампа видят в нем президента нового типа, не обремененного политической корректностью и не скованного старыми правилами заключения сделок по кольцевым дорогам.Он не позволяет тонкостям мешать ведению дел.

Интенсивность общественных чувств к президенту Трампу затрудняет его сравнение с президентством. Его разрывы с традициями настолько резкие, а ропот твитов такой густой, что споры о его поведении, как правило, ведутся в плоскости приличия и кажущегося пренебрежения к нему со стороны президента.

Если бы Трамп был фигурой, вызывающей меньше разногласий, мы могли бы рассматривать эти упущения по-другому. Мы могли бы подумать, что то, что выглядит как некомпетентность или дерзость со стороны должностного лица, также может быть свидетельством того, что сам офис сломан.

Грегори Рид

Многие обязанности, которые беспокоят Трампа, не входили в первоначальный план работы. Со временем они стали президентом, в основном в недавнем прошлом. Создатели, только что пережившие успешное восстание против тиранического короля, представляли себе руководителя, который был бы ограничен в силе и даже в росте. Долгое время дизайн держался. Жена Джеймса К. Полка Сара была так обеспокоена тем, что 11-й президент может войти в комнату незамеченным, и попросила оркестр морской пехоты сыграть «Приветствую вождя», чтобы люди повернули голову, когда он приедет.

Сегодня мы замечаем, что президент не появляется. Мы настолько одержимы президентом, что подрываем саму идею нашей конституционной демократии. Ни один мужчина или женщина не может представлять различные конкурирующие интересы 327 миллионов граждан. И может случиться так, что ни один мужчина — или женщина — не сможет выполнять постоянно расширяющиеся офисные обязанности, управляя исполнительной властью из 2 миллионов сотрудников (не считая вооруженных сил), отвечающих за все, от регулирования загрязнения воздуха до рентгеновского обследования пассажиров, прежде чем они сесть на самолет.

Даже роль главнокомандующего, и без того одна из самых важных президентских обязанностей, быстро выросла в своих требованиях. Сегодня национальной безопасности угрожают не столько медленно передвигающиеся армии, сколько террористические группы без гражданства, которые могут вооружить арендованный грузовик, и государства-изгои, которые могут использовать электронную почту в качестве оружия. Редко бывает день, когда один или несколько из этих врагов не представляют непосредственной опасности, требующей внимания президента. «Современное президентство вышло из-под контроля», — сказал мне недавно Леон Панетта, который в прошлом занимал должности главы администрации Белого дома, министра обороны и директора ЦРУ.«Президенты попадают в ловушку операции по реагированию на кризис за кризисом, которая подрывает способность любого современного президента управлять своим офисом».

Рост президентской власти не новость. Когда в 1973 году Артур Шлезингер-младший опубликовал The Imperial Presidency , этот термин использовался уже не менее 10 лет. Но власть не просто выросла; он вырос по объему, сложности, степени сложности. Каждый раз, когда президент добавлял описание должности, новое ожидание передавалось, как мебель Овального кабинета, следующему человеку в очереди.Теперь президент должен иметь возможность потрясти экономику, как Франклин Рузвельт, укротить Конгресс, как Линдон Джонсон, утешить нацию, как Рональд Рейган.

Видео: Сломанное президентство

Джон Дикерсон объясняет, как офис разросся, и роль стала неработоспособной.

Эмоциональное бремя этих обязанностей почти непостижимо. Президент должен выдержать безжалостные испытания цифровой эпохи. Он должен утешить вдову солдата, которого он послал в бой в один момент, и приветствовать победившую в чемпионате волейбольную команду NCAA в Белом доме в следующий раз.Он должен установить законодательную повестку дня для часто беспомощного Конгресса, преодолевая пристрастный раскол, столь же широкий, как и любой в современной американской истории. Он должен жить с парадоксом, что он самый могущественный человек в мире, но бессилен достичь многих из своих целей — ему мешают Конгресс, суды или огромная бюрократия, которую он иногда контролирует лишь номинально. «В президентском кресле есть иллюзия ответственности, — сказал мне бывший глава администрации Джорджа Буша Джошуа Болтен, — но все президенты должны признать, что во многих сферах это не так.

Даже Трамп, не из тех, кто с готовностью признает ошибку, признал, что недооценил сложность своей работы. «Я думал, что будет проще», — сказал он агентству Рейтер через 100 дней после его заключения. Грубое признание — и одно, над которым часто насмехаются его критики, — но в конечном итоге делает каждый президент. Линдон Джонсон выразился в своей непринужденной манере: «Офис похож на маленького деревенского мальчика, который устроил на карнавале шоу хули-кучи», — сказал он. «Однажды он заплатил свои десять центов и забрался в палатку: все не совсем так, как рекламировалось.

Президент Трамп решает некоторые задачи офиса. Он подсчитал партийные победы: снижение налогов, назначение консервативных юристов и сокращение правил. Он также избавился от обязанностей на работе, которая традиционно только накапливает их, пренебрегая союзниками, своими сотрудниками и даже самым старым президентским стремлением, говоря правду.

Что бы вы о нем ни думали, Трамп меняет схему президентства — или, возможно, точнее, разбирает машину и выбрасывает детали на лужайку Белого дома.Учитывая приоритеты и объем внимания Трампа, его преемник может снова собрать все воедино. Но вы могли бы быть благодарны ему за то, что он продемонстрировал в его неподражаемой манере, до какой степени машина превратилась в хрипящее и оснащенное двигателем приспособление, остро нуждающееся в ремонте. Или, если вы не можете заставить себя быть благодарным, вы можете подумать над следующим: недостатки президентства также сделали возможным президента Дональда Трампа — он был экстренным решением проблем, которые сбивали с толку его более традиционных предшественников.

В любом случае, пока мы не отремонтируем офис, президенты будут по-прежнему разочарованы его требованиями, а американцы будут продолжать разочаровываться в своем лидере. Мы вступим в очередной сезон президентской кампании, отчаянно нуждаясь в хорошем исходе, но не готовы выбрать кого-то, кто сможет изменить условия успеха.

За последний год я провел интервью с политологами, историками, десятками мужчин и женщин, которые работали в Западном крыле под руководством президентов обеих партий, и некоторыми мужчинами, которые выполняли зачастую незавидную работу сидеть за спиной. Решительный стол.Они описали офис в ужасном состоянии: перегруженный, безжалостный в своих требованиях и непохожий на все, что планировали Основатели, когда разрабатывали роль 230 лет назад.

Перед своей инаугурацией Барак Обама обсудил должность, которую он собирался занять, со своим предшественником Джорджем Бушем. «В конечном счете, независимо от ежедневных новостных циклов и шума, американскому народу нужен президент, чтобы добиться успеха», — сказал ему Буш. Американцам по-прежнему нужен президент, чтобы добиться успеха. Но президентство поставило его на провал.

II. Постоянно расширяющееся описание профессии

8 апреля 1938 года более 100 демонстрантов в костюмах Пола Ревира прошли маршем по Пенсильвания-авеню. На некоторых были таблички с надписью: «Нам не нужен диктатор». Они протестовали против Закона о реорганизации, первой крупной модификации исполнительной власти с момента создания президентства в 1787 году. Закон был результатом работы Комитета Браунлоу, которому Франклин Рузвельт поручил изучить президентство и обновить его до современности.Вывод из итогового отчета: «Президенту нужна помощь».

Рузвельт ответил, потребовав нескольких личных помощников и реорганизации отделов его кабинета. «Задача президента стала невыполнимой ни для меня, ни для любого другого человека», — сказал он. Предшественник и главный соперник Рузвельта Герберт Гувер поддержал его просьбу.

Конгресс и общественность, однако, возражали. Согласно опросу, проведенному Институтом Гэллапа в апреле 1938 года, только 18 процентов населения страны считали, что у президента должно быть больше власти.Триста тридцать тысяч американцев разослали телеграммы членам Конгресса, осуждая «единоличное правление».

Демократическое большинство в Конгрессе отклонило просьбу президента-демократа о помощи — упрек, который сегодня практически невозможно представить. В беседе у камина Рузвельт пообещал победить на выборах 1938 года любого демократа, который его заблокировал. Он сильно потерпел неудачу; все, кроме одного кандидата, которого он поддерживал, проиграли. После года борьбы Конгресс наконец предоставил президенту дополнительные кадры.Для выполнения своих служебных обязанностей ему теперь будет разрешено шесть помощников и даны полномочия реорганизовать исполнительную власть в определенных пределах. Конгресс оставил за собой право наложить вето на любые планы президента относительно дальнейших изменений.

Чрезвычайные ситуации Великой депрессии, а затем и Второй мировой войны дали Рузвельту больше рычагов влияния на Конгресс, а успехи, которые он сделал для исполнительной власти, не только увеличили ее власть, но и предоставили его преемникам план для дальнейших действий.За 80 лет, прошедших с тех пор, как Рузвельт получил шесть дополнительных людей, исполнительная власть неуклонно росла в размерах и мощи; Конгресс и общественность много ворчали по поводу захвата власти президентами другой партии, но оказали небольшое сопротивление, подобное тому, что наблюдали на Пенсильвания-авеню в 1938 году. «Конгресс решил отречься от престола, решив не управлять», — сказал профессор государственной службы Нью-Йоркского университета Пол — говорит Свет. «Он полностью согласился с Белым домом», позволяя себе принижать его.

Таким образом, согласно концепции Основателей, правительство, ориентированное на Конгресс, перешло к правительству, в котором доминирует исполнительная власть.Сегодня в Белом доме работает около 400 человек, занимая должности от советника по национальной безопасности до связного с общественностью и специального помощника по финансовой политике. Еще две тысячи работают в Администрации Президента. В 1940 г. в гражданских агентствах федерального правительства работало 443 000 человек. Сейчас они работают втрое больше. Вице-президент Рузвельта и кабинет из 10 человек могли присоединиться к нему, чтобы сделать групповой снимок за его столом в Овальном кабинете. 24 члена администрации Трампа в ранге кабинета министров должны быть сфотографированы через всю комнату, чтобы поместиться в кадр.

Белый дом, который когда-то был до странности недоукомплектован персоналом, теперь перегружен кадрами, что приводит к трудоемкому принятию решений и дворцовым интригам. Даже в менее хаотичной администрации, чем администрация Трампа, пробки у дверей Овального кабинета — обычное дело. «Ребята из президента хотят показать свое дело. Они хотят, чтобы он посмотрел на мою программу , посмотрел на мою проблему , — говорит Джозеф Калифано-младший, который был главным советником по внутренней политике при Джонсоне, а также секретарем Джимми Картера по вопросам здравоохранения, образования и социального обеспечения.«Так много вопросов попадает в глотку президента, что не должно до них дойти» — вопросы «лучше оставить бюрократии, чтобы решать их». Помощники, которым не уделяется должного внимания, начинают сопротивляться, а затем утекают. Ненасытные, неутомимые СМИ берут эти утечки и превращают их в новую головную боль для команды Западного крыла.

Даже в этом случае вы можете подумать, что дополнительная рабочая сила будет благом для чрезмерно растянутого президента. Но в отличие от генерального директора в корпоративном мире президент не может делегировать полномочия. Некоторые, например Картер, пытались.Это не закончилось хорошо. В июле 1979 года он провел заседание кабинета министров, больше напоминавшее красную свадьбу. Он пришел к выводу, что назначенные им люди нелояльны и «работают не на [него], а на себя». Некоторые сопротивлялись, говоря, что они просто отстаивают свою политическую позицию. Но у прессы есть способ описать дебаты как разногласия. Картер пришел к выводу, что, поскольку президент находится на крючке за каждое решение, которое принимает его администрация, решения любого важного значения должны приниматься не секретарями кабинета, а в Белом доме, где политическая команда президента может их проверять.Поэтому он ввел больше решений в Западное крыло — удлинил очередь у дверей Овального кабинета и снизил всеобщее раздражение. «Тебе повезло, что тебя уволили», — сказал друг Калифано, ставшему жертвой кровопролития. «Вы бы никогда не выдержали удушения сотрудников Белого дома».

Дуайт Эйзенхауэр был лайфхакером. Во время своей военной карьеры он разработал системы, которые сделали его более эффективным. Став президентом, он применил свои методы для решения и без того огромной задачи управления.История гласит, что когда Айк впервые вошел в особняк руководителя, один из приставов вручил новому президенту письмо. «Никогда не приносите мне запечатанный конверт!» он сказал. Он объяснил, что ничто не должно приходить к нему без предварительного просмотра, чтобы убедиться, действительно ли это заслуживает его внимания.

Эйзенхауэр отсортировал приоритеты с помощью четырехквадрантной матрицы решений, которая до сих пор является основой книг по тайм-менеджменту. Это было основано на его максиме: «То, что важно, редко бывает срочным, а то, что срочно, редко бывает важным.

Мудрый совет, но антиквариат для любого президента, пытающегося управлять своим офисом после терактов 11 сентября 2001 года. Президенты времен холодной войны следили за медленно развивающимися событиями, которые имели вспышки срочности. Сейчас ставки столь же высоки, но угрозы более многочисленны и быстро распространяются. Только в Северной Корее президент сталкивается как с ядерным опустошением в стиле холодной войны, так и с хаосом в кибервойне. Майкл Морелл, бывший заместитель директора и исполняющий обязанности директора ЦРУ, который информировал четырех предыдущих президентов, сказал мне: «Никогда не было больше угроз, чем сегодня.

Президенты теперь начинают свой день с ежедневной сводки президента — разведывательной оценки угроз, с которыми сталкивается Америка. Порядок доставки PDB меняется с каждым президентом. Сообщается, что в начале своего срока Трамп запросил устный дайджест записки. В годы правления Обамы PDB была завернута в жесткий кожаный переплет и выглядела как гостевая книга в загородном клубе. Внутри был мрачный iPad, содержащий все возможные способы, которыми президент может потерпеть неудачу в своей самой важной роли. Спутниковые снимки отслеживают передвижения террористов, а снимки сбойных бомб для портативных компьютеров демонстрируют скорость ужасных инноваций.В конце брифинга с представителями разведки президента могут спросить, следует ли убить конкретного человека или отправить сына какой-нибудь матери в секретный рейд, из которого он может не вернуться.

В 1955 году Эйзенхауэр уехал в отпуск во время сильного сезона ураганов. Его отсутствие на сценах разрушения не было предметом бесконечных критических замечаний. (Карл Ивасаки / The Life Images Collection / Getty)

Джон Ф. Кеннеди попросил, чтобы его брифинг разведки был достаточно небольшим, чтобы поместиться в его кармане.С 2005 года PDB создается совершенно новым органом исполнительной власти — Управлением директора национальной разведки, в которое входят несколько разведывательных агентств, основанных со времен Кеннеди, в том числе обширный Департамент внутренней безопасности.

Мониторинг даже небольших угроз может занять целый день. «Я определил хороший день, когда больше половины вещей в моем расписании было запланировано мною, а не навязано мне», — говорит Джех Джонсон, служивший Обаме министром национальной безопасности.Яркий пример: в июне 2016 года Джонсон планировал поехать в Китай, чтобы обсудить долгосрочную угрозу со стороны кибератак. За несколько часов до взлета он был вынужден отменить поездку, чтобы следить за развитием событий после стрельбы в ночном клубе Pulse в Орландо.

«Срочное не должно вытеснять важное», — говорит Лиза Монако, главный советник Обамы по борьбе с терроризмом. «Но иногда вы не доходит до важного. Ваш день потрачен на то, чтобы расставить приоритеты в срочном. Что срочно в первую очередь? »

Один из Джорджа У.Сотрудники Буша помнят основной вывод президента о терактах 11 сентября: «Моя основная работа заключалась в защите американского народа, и я этого не делал» ». После атак директор ЦРУ Джордж Тенет добавил угрозу. матрица к утреннему брифингу президента, в которой обозначены все возможные угрозы террористической деятельности. Буш хотел пройти через все. «После 11 сентября мы каждый день просыпались позади, — говорит директор Буша по коммуникациям Дэн Бартлетт. «Каждый день был днём наверстывания».

Каждая администрация опасается, что она может каким-то образом ускользнуть и пропустить атаку.Это приводит к большому количеству работ и прикрытий, препятствий для управления любой организацией. В своей книге The Test of Our Times Том Ридж, первый директор по национальной безопасности, вспоминает такой эпизод. Перед выборами в США в 2004 году Усама бен Ладен выпустил язвительную видеозапись. Ридж сказал, что некоторые чиновники кабинета министров хотели поднять уровень угрозы для страны, чтобы показать, что администрация проявляет бдительность, даже несмотря на то, что у них нет новых доказательств наличия конкретной угрозы. «Это о безопасности или политике?» — спросил он себя.

Взвесив вопросы жизни и смерти в назначенный час, президент может ожидать, что позже днем ​​его прервет непредвиденный хаос. Когда Лиза Монако была новичком в работе, она почувствовала темп вещей: в один из понедельников апреля 2013 года Бостонский марафон был прерван ужасными бомбардировками, начавшаяся охота, которая парализовала всю столичную зону. На следующий день был обнаружен конверт, адресованный члену Конгресса, содержащий токсин рицин. В среду взрыв уничтожил завод по производству удобрений в Уэст, штат Техас.

Один чиновник службы национальной безопасности, описывая темп событий в годы правления Обамы, сказал, что крах сайта healthcare.gov в 2013 году принес ему облегчение. Это означает, что кризис другого рода прервал постоянный цикл управления безопасностью в эпоха террора. Угроза нападения все еще вырисовывалась, но с вниманием к другим сторонам требование участвовать в театре национальной безопасности для нервной публики на мгновение уменьшилось.

Когда случается катастрофа — будь то работа врага или стихийное бедствие — театральная роль президентов усиливается.Недостаточно контролировать реакцию федерального правительства или даже управлять ею. Он должен бежать на место происшествия. Теперь мы ожидаем, что президент тоже будет первым откликнуться.

Это ожидание настолько укоренилось, что мы забываем, как недавно оно прижилось. В 1955 году на Соединенные Штаты обрушился ряд сильных штормов, но Эйзенхауэр почти не упоминался в газетных статьях об ураганах Конни, Дайан или Айоне. Тот сезон ураганов был тогда самым дорогостоящим за всю историю наблюдений, но нет никаких фотографий бывшего командующего союзниками, указывающего на карты или получающего нахмуренные брифинги от метеорологов.Когда обрушились штормы, Айк был в отпуске. Его отсутствие не было предметом бесконечного беспокойства ученых мужей, как сегодня. «Мы немного больше поспим в Вашингтоне», — сказал вице-президент Ричард Никсон репортеру, написав причудливую статью о том, что президент не успел поспать во время одного из штормов. «У него безбожная привычка рано вставать».

Эйзенхауэр не был черствым. Местные органы власти, силы гражданской обороны и Красный Крест должны были складывать мешки с песком и распределять помощь во время шторма.Нарушение этого разделения обязанностей, по мнению президента, поставит под угрозу основные американские ценности. «Я считаю это одной из величайших настоящих бедствий, которые угрожают поглотить нас, когда мы, как нация, как народ, не готовы встретить личную катастрофу нашими собственными радостными пожертвованиями», — сказал Айк ​​в 1957 году. это заблуждение, что правительство заменяет даже спасение человека, отдельного человека и семью от его стихийных бедствий ».

Линдон Джонсон верил в более прочную связь между народом и его президентом — веру, которая расширила бы роль всех президентов, пришедших с тех пор.В сентябре 1965 года, после того как ураган Бетси обрушился на Новый Орлеан, Джонсон посетил массы, сбившиеся в городскую начальную школу Джорджа Вашингтона. «Это ваш президент», — заявил он. «Я здесь, чтобы помочь тебе». Джонсон говорил об обязанностях национальной семьи . «Во время бедствия, — сказал он чиновникам службы бедствия, — необходимо, чтобы все члены семьи собрались вместе и отложили в сторону любые личные проблемы, которые у них есть, или любые личные обиды и постарались позаботиться о больной матери, и мы у нас на руках больная мать.

После посещения жертв шторма Джонсон начал действовать, координируя действия местных сил и подталкивая Конгресс к финансированию помощи. The Washington Post наградил Джонсона заголовком «LBJ видит Бетси Толл сотнями: берет на себя обязанности по оказанию помощи днем ​​и ночью». Президент живет для такой прессы.

Президентство Джорджа Буша так и не оправилось после того, как он справился с ураганом «Катрина» в 2005 году. (Омар Торрес / AFP / Getty)

Спешка на помощь народу устраивала политику Джонсона.Поездка в Новый Орлеан была визитом в дом Великого общества, дозой внимания, отражающей законодательную повестку президента, направленную на помощь нуждающимся. Это также была своего рода самореклама, хорошо подходящая для того времени. Семьи по всей стране наблюдали, как драма бури разворачивается в новостях во время обеденного перерыва. Сети заполонили изображения американцев по пояс в воде, выуживающих свои реликвии из разрушенных жилых комнат. Телевидение, по словам Гарета Дэвиса, профессора американской истории в Оксфордском университете, изучавшего эволюцию президента как первого реагирующего, значительно ускорило спрос на президента, чтобы он появлялся в первых рядах и в центре.

Когда Джонсон посетил Индиану, чтобы ознакомиться с разрушениями от торнадо, скептически настроенный обозреватель, писавший для South Bend Tribune , задавался вопросом, почему президент должен мешать людям, пытающимся восстановить свою жизнь. Затем автор получил откровение, в котором он похвалил Джонсона за «проявление личной заботы президента». Он продолжил: «Визит президента на короткое время превращает учреждение в символ, человека, которого нужно видеть и с которым нужно поговорить», предоставляя жертвам свидетельство того, что «кому-то не все равно», тем самым поднимая их «огорченное настроение».”

Ожидания населения от президентства менялись, и не только во время шторма. Чем больше становилось федеральное правительство, тем больше президенту приходилось действовать как согревающее лицо этого далекого бегемота — и его аватара на телевидении. «В 60-е годы ожидания рухнули», — говорит Сидни Милкис, политолог и научный сотрудник Центра Миллера в Университете Вирджинии. «Мы превратились в одержимую президентством демократию». По словам Милкиса, ключевой вопрос заключается в следующем: «Могут ли 300 миллионов человек ожидать так многого от одного человека и при этом считать себя вовлеченными в то, что можно охарактеризовать как самоуправление».

Здесь останавливаются деньги. не должно было означать, что президент несет ответственность за все, что происходит в исполнительной власти.

Реагирование на стихийные бедствия на сегодняшний день является такой предпосылкой, что если президент бездействует — и его никто не видит, — это может разрушить его президентство. «Раньше президентам советовали позволить женщине-директору и губернатору заниматься реагированием на стихийные бедствия», — говорит Энди Кард, который руководил ликвидацией последствий урагана Эндрю для Джорджа Х. У. Буша в августе 1992 года и выполнял обязанности Джорджа У.Глава администрации Буша во время урагана «Катрина» в 2005 году. «Теперь ожидается, что, если президент не говорит об этом все время, он спит у выключателя, или Мария-Антуанетта».

Президентство Джорджа Буша так и не восстановилось после фотографии, на которой он смотрел вниз с Air Force One на обширную территорию, пострадавшую от урагана Катрина. В 2010 году, когда взрыв на морской буровой платформе Deepwater Horizon привел к 87-дневному выбросу нефти в Мексиканский залив, критики назвали это «Катриной Обамы».Типичная критика была резюмирована заголовком в колонке Пегги Нунан в The Wall Street Journal : «Он должен был быть компетентным».

Отряд Эйзенхауэра больше не был жизнеспособным. На фоне обвала рейтингов Обама прервал свой отпуск, чтобы совершить поездку по заброшенным, залитым нефтью пляжам. «Я в конечном итоге беру на себя ответственность за разрешение этого кризиса», — сказал он. «Я президент, и деньги останутся на мне».

Эта фраза — краткое выражение президентских обязательств — похожа на само президентство: она вылилась из своего первоначального контейнера.Когда Гарри Трумэн повесил на своем столе табличку с указанием «долларовые остановки», это означало, что некоторые решения может принимать только президент. Это не означало, что президент несет ответственность — а значит, виноват — во всем, что происходит в исполнительной власти, не говоря уже о стране.

Линдон Джонсон максимально использовал свое новое президентство, которое транслируется по телевидению, но совместная зависимость от камер началась с его предшественника, Джона Ф. Кеннеди. В 1960 году Кеннеди, молодой сенатор и кандидат в президенты, снял телевизионную рекламу, в которой было показано, как он пожимает руку шахтерам в Западной Вирджинии, прежде чем они упали с высоты 500 футов, чтобы начать свою восьмичасовую смену.Кеннеди не просто вырезал лихую фигуру, чтобы ее можно было увидеть в гостиных; он спорил о президентских кампаниях. «Я считаю, что любой кандидат от Демократической партии на эту важную кандидатуру должен быть готов представить избирателям свои взгляды, послужной список и компетентность в серии первичных конкурсов», — сказал Кеннеди, объявляя о своей кампании. Он утверждал, что только после такого первичного конкурса кандидат сможет понять заботы людей и доказать свою готовность действовать в соответствии с ними.Объявление кампании, размещенное в газете Западной Вирджинии, ясно дало понять предложение Кеннеди: голоса за его оппонента, Хьюберта Хамфри, были показаны приземлившимися в мусорном баке. Было показано, как голоса за Кеннеди падают из урны для голосования через крышу Белого дома.

Мнение Кеннеди о том, что кандидаты должны излагать свои доводы напрямую народу, вряд ли может показаться спорным по современным стандартам, но оно было частью радикального изменения на пути к президентству. При проектировании офиса основатели опасались, что исполнительный директор будет руководствоваться страстями людей, а не разумом и хорошим характером.Из-за этого страха основатели не хотели, чтобы кандидаты участвовали в избирательной кампании, полагая, что попытки добиться голосов исказят их приоритеты. Избирательный процесс может поднять людей, которые просто играли на сторону толпы; придя к власти, такой президент может потворствовать народу, а не проводить разумную политику. По мнению основателей, без постоянной необходимости ухаживать за избирателями президенты могут спокойно преследовать интересы страны.

Целое столетие система работала, как и предполагалось.Кандидаты «баллотировались» на выборах, но не соизволили набрать голоса на митингах. Такие люди, как Эндрю Джексон, выступали за более тесную связь между народом и президентом, но табу на агитацию оставалось устойчивым. Партии по-прежнему выбирали своего кандидата в президенты в задымленных комнатах легенд. В начале 20 века реформаторы, такие как Вудро Вильсон, утверждали, что современная эпоха требует, чтобы президенты были более отзывчивыми к избирателям. Президент, сформированный избирательной системой с избирателями в центре, не оставит их после прихода к власти и будет знать, как вызвать то, что Уилсон назвал «общим смыслом общего голоса».

Успешное использование Кеннеди ранее малоизвестной первичной системы помогло превратить штурмовой штурм в устоявшийся путь к выдвижению партии и, в конечном итоге, в Белый дом. И, как и предполагали Основатели, длительное общение с людьми имело мощный эффект. Первым распоряжением Кеннеди было увеличено количество продуктов, распределяемых среди нуждающихся американцев в экономически неблагополучных районах, что является прямым результатом его времени, проведенного в Западной Вирджинии. голосов привели к тому, что получили право на Белый дом.

Если президент слишком много думает о своих вдовах, он может оказаться не в состоянии выполнять роль главнокомандующего.

Забота об интересах бедных может звучать беспримесно. Но партийные реформы в последней четверти 20 века подтолкнули процесс выдвижения кандидатов к прямым выборам делегатов. Это побуждало кандидатов давать еще более щедрые обещания и рекламировать свою исключительную способность выполнять их. «Более продолжительные и продолжительные кампании способствовали затяжной войне предложений кандидатов, которые давали все больше и больше обещаний относительно того, что будет делать правительство в случае их избрания», — говорит Роджер Портер, который работал в администрациях Рейгана и Форда, а сейчас преподает в Гарвардской школе Кеннеди. .

Праймериз поощряет кандидатов делать все, что держит толпу в ярости, как объяснил Говард Дин, вспоминая свой печально известный «крик» после партийных собраний в Айове 2004 года. «Я выходил и говорил о политике, и не было никакого выброса адреналина», — сказал он FiveThirtyEight. «Люди вроде как говорили« ага, ага », и я действительно хотел получить этот огромный заряд, который позволил бы им всех взволновать, снова поверить в себя и получить энтузиазм, и я бы уступил этому». Трамп довел эту тенденцию до логического завершения, пообещав избирателям все благоприятные исходы и провозгласив на своем съезде проблемы, с которыми столкнулась Америка: «Я один могу это исправить.”

Нынешняя система ставит квалификацию, доставляющую удовольствие толпе, над всеми остальными и устанавливает ожидания в отношении того, что президент может делать хорошо, помимо того, что на самом деле возможно на посту. Тем временем освещение в СМИ поддерживает шоу и удерживает его в центре внимания. Кабельные сети продвигают дебаты с увеличивающимся светом и дикторами «голоса Бога», как если бы кандидаты были за кулисами, обматывая руки лентой и расслабляясь с набивным мячом. Освещение дебатов по большей части похоже на театральное представление, и оно начинается до того, как опустится занавес.Как показал Питер Хэмби, бывший репортер CNN и нынешний руководитель отдела новостей Snapchat в статье для Гарвардского центра Шоренштейна за 2013 год, в эпоху социальных сетей впечатления избирателей во время дебатов формируются в первые минуты.

Кандидаты играют на поспешные решения, отрабатывая стандартные выходы. В 2012 году, когда было сочтено, что Обама проиграл первые дебаты, его команда подчеркнула, что ему нужно быть лучше. Он должен был быть «быстрым и упрямым». Когда он давал длинный и сухой ответ на практических занятиях, ему напоминали: Быстро и аккуратно!

По мере того, как кампания стала больше ориентироваться на результативность, навыки, необходимые для того, чтобы быть президентом, стали в большей степени определяться талантом на пне, что почти полностью противоречит тому, что планировали Основатели.Нынешняя система настолько сосредоточена на убеждении, а не на политике, утверждает Джеффри К. Тулис, автор книги Риторическое президентство , что он считает, что страной управляет вторая Конституция, которая находится в противоречии с оригиналом. Вторая Конституция ставит во главу угла активное и постоянное ухаживание президента за общественным мнением, а не холодное обсуждение. «Как президент мог не быть актером?» — спросил Рональд Рейган. Или, если это не так, звезда реалити-шоу?

Уилсон хотел, чтобы кандидаты поддерживали связь с общественностью, но он рассматривал агитацию как «серьезное препятствие для рационального рассмотрения общественных вопросов.«Сейчас мы живем в эпоху постоянной кампании, в которой риторический талант рассматривается как показатель управленческих способностей. В 1992 году, после того как Билл Клинтон победил Джорджа Буша, вице-президент Дэн Куэйл сказал: «Если он будет управлять так же хорошо, как и проводил кампанию, в стране все будет в порядке». Республиканцы утверждали, что недостатки характера Клинтона лишили его права занимать пост. Потерпев поражение, Куэйл сформулировал общепринятую современную точку зрения, одобренную избирателями, о том, что быть одаренным участником кампании было более важным качеством.

Когда грань между кампанией и управлением размыта, новоизбранные президенты чрезмерно уверены в своей способности выполнять свою работу.Ричард Нойштадт, историк президентства, описал образ мышления команды-победителя кампании:

Повсюду чувствуется перелистывание страниц, новая глава в истории страны, новый шанс тоже. И вместе с этим непреодолимо возникает ощущение, что «они» не могли, не хотели, не сделали, но «мы» будем. Просто мы сделали самое сложное в политике. По сравнению с этим управление должно быть удовольствием: мы победили, значит, можем!

Современные президенты, которые только что пришли к власти благодаря своей риторике и зрелищности, поощряются и дальше полагаться на эти навыки.«Они разговаривают два года, и это почти все, что они делают. Когда они побеждают, они приходят к выводу, что могут убедить людей во всем », — говорит политолог из техасского агентства A&M Джордж К. Эдвардс III. «Отзывы довольно сильные».

Однако управление — это больше, чем просто разговоры. «Первое, что нужно понять президенту, — говорит Макс Стир, генеральный директор Partnership for Public Service, — это то, что для управления правительством им понадобятся возможности, отличные от тех, которые необходимы для получения права управлять правительством.

Продажа избирателей, убежденных в том, что вы лучше, чем ваш оппонент, требует другого набора навыков, чем достижение желаемого результата по законодательству в области здравоохранения, где нет одной альтернативы, а есть серия альтернатив по ряду аспектов политика. Кампания требует атаки и сравнения. Управление требует обдумывания, сотрудничества, переговоров. Кандидат в президенты имеет один избирательный округ: избиратели. Президент должен руководствоваться интересами многих партий: избирателей, Конгресса, иностранных лидеров.Атрибуты, которые привели его к власти — юношеская энергия Кеннеди, ностальгическое видение Рейгана, напыщенность Трампа — лишь отчасти помогают в работе, требующей множества других навыков.

В идеальной системе у новых президентов были бы месяцы ориентации, чтобы изучить веревки и сломать свою риторическую зависимость. Для президентов такой школы не существует. Есть переходный процесс, но он недостаточно подготовит президента или его команду.

Смена президента — более серьезное мероприятие, чем любая передача власти частному сектору.В бизнесе крупные слияния и поглощения обычно занимают год или больше, и в них участвуют сотни сотрудников. Dow Chemical и DuPont объявили о слиянии на 130 миллиардов долларов в декабре 2015 года и закрылись в сентябре 2017 года. У избранного президента и его команды есть два с половиной месяца между победой и инаугурацией, чтобы выяснить, как управлять правительством на 4 триллиона долларов с гражданским лицом. 2 миллиона сотрудников, не говоря уже о военных. Федеральное правительство США — самый сложный конгломерат на планете.

В отличие от приобретения бизнеса, когда новый руководитель может сохранить персонал из целевой компании, а также привлечь своих доверенных лиц, президент должен начинать практически с нуля. У него есть целых 4000 новых политических назначений, в том числе более 1000 высших руководителей, которые потребуют утверждения Сенатом.

Быстрое создание команды имеет решающее значение для принятия правильных решений. Некоторыми временными задержками можно обойтись в промежуточный период, но они могут доставить вам только пока.«Вы не воспринимаетесь как обладающий властью; вы как замещающий учитель, — говорит Макс Стир о пережитках. «И трудно координировать свои действия, не имея полномочий и времени на построение отношений». При таком большом количестве рабочих мест немногие команды получают шанс работать вместе до того, как начнется естественная убыль.

Спешка с набором кадров побуждает новых президентов заполнить администрацию людьми, которые в первую очередь помогли им завоевать этот пост, что еще больше укрепляет менталитет кампании в Белом доме.Президентский ученый Ширли Энн Уоршоу, которая преподает в Геттисбергском колледже, обнаружила, что 58 процентов руководящих постов в администрации Обамы были заняты сотрудниками избирательной кампании. Некоторые из них могли быть приспособлены к уникальным задачам исполнительной власти, но система не дает достаточно времени, чтобы убедиться в этом. Новым президентам остается только надеяться на лучшее.

Таким образом, президенты вступают в должность, обремененные предвыборными инстинктами, а не руководящими инстинктами; с командой, которой может не хватать опыта в решении поставленных задач; и с длинным списком обещаний, которые нужно выполнить избирателям.Казалось бы, в такой ситуации потребуется терпение. Это был совет Эйзенхауэра: «Вы не ведете, ударяя людей по голове. Это может сделать любой дурак, но обычно это называют «нападением», а не «лидерством». Я скажу вам, что такое лидерство. Это и убеждение, и примирение, и образование, и терпение. Это долгая, медленная, тяжелая работа. Это единственный вид лидерства, который я знаю, верю или буду практиковать ».

За исключением того, что, как предупреждал Линдон Джонсон, у новых президентов есть только год, прежде чем Конгресс начнет думать о промежуточных сроках, что затрудняет смелые или двухпартийные действия.Дэвид Бродер из The Washington Post охарактеризовал неистовство Джонсона за первые 100 дней как «полубезумный, полупьяный техасский кадриль, в котором Джонсон, скрипач и звонящий, неуклонно увеличивал темп, ускоряя ритм». Это было до эпохи гиперпартийности, которая сделала президентские медовые месяцы короткими или вовсе прекратила их существование. Ни один президент не захочет хвастаться в своем интервью 100-го дня: «Мы действительно добились определенных успехов в овладении организационным потенциалом и создании потока в наших линиях власти.”

Стремление оправдать ожидания, установленные во время кампании, поощряет безумное поведение. Беспощадные помощники готовят распоряжения, даже если президент ведет против них кампанию, и даже если они на самом деле мало что делают. Первые дни Трампа были шквалом таких действий. Были вызваны камеры и музыкальная тема, но некоторые из его исполнительных действий просто предписывали агентствам смотреть на проблемы и выпускать отчеты. Я один могу PowerPoint это! Другие, такие как запрет на поездки, исключение трансгендеров из армии и тарифы на сталь и алюминий, были плохо проверены и вызвали массовую реакцию.

Все мы знаем, как это желание исполнить выглядит в нашей жизни. Президент — нервный мужчина, который нажимает кнопку лифта во второй раз, затем в третий — зонтиком. Это хорошо. Похоже на действие. Но лифт быстрее не движется.

III. Непостижимое психологическое давление

Книга бывшего фотографа Белого дома Пита Соуза, коллекция из более чем 300 фотографий президентства Барака Обамы, представляет собой экскурсию по психологическому ландшафту офиса.Президент Обама стоит у постели раненых солдат, которых он послал в бой, и в руинах, оставленных стихийными бедствиями. Он советует своей дочери сидеть на качелях на заднем дворе, пока по телевизору из разлива Deepwater Horizon сочится нефть. Он сидит, наклоняется и шагает по бесконечным встречам. Он принимает у себя президента Китая, премьер-министра Израиля Брюса Спрингстина, Боно, детей в костюмах на Хэллоуин, афроамериканских мальчиков и девочек.

Мозг президента должен обрабатывать более широкий спектр острых ощущений, чем, возможно, любой другой мозг на планете.Между тем президент живет в весьма своеобразной нереальности. Его фотография висит почти на каждой стене его рабочего места. На других стенах изображены люди, добившиеся успеха в своей работе, а также те, кто не справился. Это похоже на прохождение теста, где вокруг вас вывешивают результаты своих конкурентов.

Обама сказал своему помощнику, что ему снова приснился сон. В нем он наслаждался мирной прогулкой. Вдруг его заметили. Сон превратился в кошмар. (Пит Соуза / Белый дом)

Когда президент путешествует, у него есть собственный врач, охрана, тренажеры и вода.Все это перемещается на его самолетах. Если секретная служба считает, что ванная в чужой стране может привести к тому, что президент поскользнется, агенты сложат защитные ленты, чтобы он почувствовал тягу, когда он вылезет из ванны. Гровер Кливленд обычно открывал свою входную дверь. Теперь президенты трогают дверные ручки только в своих личных покоях. Их жизнь защищена от детей.

В то же время американский президент постоянно подвергается строжайшей проверке извне.Это давняя традиция. The New York Times посвятила 500 слов расстройству желудка Кэлвина Кулиджа. (Это была дыня.) Президент — самая большая знаменитость в мире. Глаза всегда смотрят, готовые наполнить гримасу смыслом.

Все машут — и все ждут взамен волны. Если президент находится достаточно близко, люди ждут селфи. Фотографы могут записать заметку о необходимости перерыва в ванной, которую он делает на встрече, и кто-то всегда стоит за клавиатурой, готовый сделать культурный момент из мысли, ускользающей от его подсознания.Обама сказал своему помощнику, что ему снова приснился сон. В нем он наслаждался мирной прогулкой. Он был один, и его никто не беспокоил. Вдруг его заметили. Сон превратился в кошмар, и он проснулся.

Во время эмоций в любое подходящее время и всеми подходящими способами президент должен также носить маски, чтобы скрыть свои намерения — от мировых лидеров, политических противников и союзников. Это дает ему возможность вести переговоры. Сенатор Хью Лонг жаловался на Франклина Рузвельта: «Когда я разговариваю с ним, он говорит:« Хорошо! Отлично! Хорошо! »Но [сенатор] Джо Робинсон идет к нему на следующий день и говорит:« Хорошо! Отлично! Хорошо! »Может быть, он всем говорит:« Хорошо! ».Губернатора Нью-Йорка Эла Смита однажды спросили, получил ли он обязательство от Рузвельта, и он ответил: «Вы когда-нибудь прибивали пирог с заварным кремом к стене?» Гибкость Рузвельта считалась большим и необходимым президентским навыком. Но мужчина, который носит маски, должен много работать, чтобы они не поскользнулись.

Сможет ли со всем этим справиться один человек? В 1955 году бывший президент Герберт Гувер завершил свой второй обзор эффективности исполнительной власти и предложил добавить вице-президента по административным вопросам, чтобы помочь перегруженному президенту.(Существующий вице-президент, очевидно, был уже слишком занят.) Отчет Гувера был опубликован за несколько месяцев до того, как у президента Эйзенхауэра случился первый сердечный приступ. Это был пятый сердечный приступ или инсульт, поразивший нынешнего или бывшего президента с тех пор, как в 1921 году закончилась администрация Вильсона. Это заставило обозревателя Вальтера Липпманна задуматься, не слишком ли трудна эта работа для одного человека. Обращаясь к «невыносимой нагрузке» на президента, Липпманн писал: «Бремя стало настолько большим … из-за войн этого столетия, из-за огромного роста американского населения, американской экономики и американской ответственности.”

С тех пор работа стала еще тяжелее. Фотография Соузы, которая знаменует день, который Обама описывает как самый тяжелый за время своего президентства, показывает, что он стоит с одной из 26 семей, которые он утешал после резни в начальной школе Сэнди-Хук. В тот день, когда мать сломалась, президент вручил ей салфетку.

Президентов не обучают как пастырей, но им тоже навязывают эту роль. Они должны утешить нацию в тени трагедии. Горе президенту, который выбрал не ту проповедь для данного случая.«Теперь этого недостаточно, — говорит Митч Дэниелс, бывший губернатор Индианы и главный помощник Рейгана, о выполнении роли пастора. «Вы должны делать это правильно и чутко». И чем лучше вы это делаете — чем лучше вы понимаете, что женщине рядом с вами нужен платяной платок, — тем сильнее он истощает вашу душу.

Еще есть мужчины и женщины, которые могут погибнуть в результате указа президента. Его вскоре могут попросить утешить и их семьи. Помощник Джорджа Буша-младшего говорит, что, когда президент решал, вводить ли дополнительные войска в Ирак в 2007 году, в то время, когда общественность и члены его собственной администрации хотели, чтобы U.Чтобы уйти, он стал носить капу на ночь, потому что во сне он так сильно скрежетал зубами.

Трумэн сказал, что решение начать войну в Корее было самым трудным решением его президентства. Письмо, отправленное ему отцом солдата, погибшего на той войне и вернувшего Пурпурное сердце своего сына, показывает, насколько это было тяжело:

Мистер Трумэн,

Поскольку вы несете прямую ответственность за потерю нашего жизни сына в Корее, вы могли бы также выставить эту эмблему в своей комнате трофеев, как память об одном из ваших исторических подвигов.

В настоящее время мы очень сожалеем о том, что вашей дочери не было там такого же обращения, как с нашим сыном в Корее.

Трумэн хранил письмо в ящике своего письменного стола еще долгое время после окончания срока его полномочий, что свидетельствовало о том, какой вес оставался на нем даже после того, как он покинул Овальный кабинет. Если президент слишком много думает о вдовах, которых он делает, или о детях, которые никогда не узнают свою мать из-за его приказов, он, возможно, не сможет выполнять роль главнокомандующего.Для президентов необходимо научиться разделять на части. Некоторые отсеки заперты так плотно, что даже ближайшие советники президента не видят их содержимого.

На заключительном этапе планирования операции по убийству Усамы бен Ладена весной 2011 года Обама пять раз председательствовал в Совете национальной безопасности. Эти пять дней рассказывают историю того, как быстро президент должен переключаться между своими общественными и частными обязанностями. События, которые произошли непосредственно до и после этих секретных встреч с бен Ладеном, включали: речь о политике в области образования; встречи с лидерами Дании, Бразилии и Панамы; встречи, чтобы избежать закрытия правительства; обед по сбору средств; бюджетная речь; молитвенный завтрак; встречи по иммиграционной реформе; объявление новой команды национальной безопасности; планирование его кампании по переизбранию; и военная интервенция в Ливии.27 апреля, за день до того, как Обама председательствовал на своем последнем заседании Совета национальной безопасности по поводу рейда бен Ладена, его Белый дом опубликовал его полное свидетельство о рождении, чтобы ответить на настойчивые вопросы о месте его рождения, поднятые человеком, который станет его преемником.

За два дня до рейда Обама вылетел в Алабаму, чтобы навестить жертв торнадо, и во Флориду, чтобы навестить конгрессмена Габриэль Гиффордс, которая выздоравливала от огнестрельного ранения. В субботу, 30 апреля, когда операция уже началась, но ее исход не определен, он присутствовал на ужине корреспондентов Белого дома, где ему пришлось развлекать журналистов комедийным спектаклем.В процессе написания анекдота он удалил замечание о бен Ладене. Его помощникам не объяснили, почему.

Военная операция с высокими ставками сделала этот отрезок психологически тяжелым, но не совсем необычным. Денис Макдонаф, который служил Обаме в качестве главы администрации, говорит, что темп обычно был таким, что стало «редкой возможностью узнать, какой сегодня день». Кажется, что каждую ночь — вторник.

Неустанная работа истощает сдерживающие способности президента, и тем не менее сдержанность имеет решающее значение для принятия мудрых решений.«Вы должны хорошо переносить боль», — говорит Джей Карни, один из пресс-секретарей Обамы. «Иногда это означает, что вы позволяете себя неправильно понимать», отказываетесь от возможности набрать легкие баллы в дебатах в пользу долгосрочной перспективы.

Иногда возможность получить быстрый выигрыш приходится откладывать на более позднюю, более крупную победу. Сосредоточение внимания на краткосрочном успехе может понравиться экспертам, но это удерживает администрацию от выполнения сложной, непонятной и скучной работы, необходимой для решения надвигающихся национальных проблем, которые будут слишком серьезными для решения, когда они станут чрезвычайными ситуациями — сокращающийся средний класс, меняющиеся климат, рост расходов на здравоохранение напрягает федеральный бюджет.Даже самый превыше всего президент постоянно испытывает искушение отдавать предпочтение малому перед большим и настоящему перед будущим.

Как выразился Линдон Джонсон, иногда президент оказывается не более чем «ослом в ливне с градом».

Действующий президент поддается таким искушениям. Это может быть эффективность — какое облегчение дать выход каждому моменту вашей досады. Но Трамп служит с исторически низкими рейтингами одобрения, и даже его сторонники не любят его постоянные реплики и жалобы на самые незначительные мелочи.Риск импульсивности касается не только собственной репутации президента. Это также ставит под сомнение престиж офиса, когда президент возмущается последним сегментом из Fox & Friends .

Успешные президенты учатся сохранять порошок сухим, даже если это может сделать их слабыми. У президента есть власть определять, кто выживет, а кто умрет — иногда тысячами, но он также часто оказывается бессильным, что привело политического теоретика Ханну Арендт к определению президента Соединенных Штатов как одновременно самого сильного и самого слабого из всех. национальные лидеры.Президент должен быть готов пережить этот парадокс. Как выразился Линдон Джонсон, иногда президент оказывается не более чем «ослом в ливне с градом».

IV. Исторический разрыв между партизанами

«Любое обсуждение того, насколько сложно управлять президентством, должно начинаться со слабости Конгресса», — говорит Денис МакДонаф. «Нельзя, чтобы президент решал проблемы, которых нет у законодательной ветви власти».

30 сентября 1990 года президент Джордж Буш стоял в Розовом саду Белого дома перед банкой костюмов Brooks Brothers с лидерами Конгресса.В тот день у правительства кончились деньги, что было знакомо современным ушам. Но то, что сказали эти люди, покажется менее знакомым. Президент-республиканец похвалил лидеров демократов, и они сразу же похвалили его. Лидеры обеих партий в Конгрессе похвалили друг друга.

Президент и собравшиеся законодатели анонсировали Соглашение о Саммите по бюджету — сочетание сокращения расходов и повышения налогов, предназначенное для укрощения дефицита. Соглашение ограничило пять месяцев ожесточенных споров, которые закончились спринтом переговоров.В течение 11 дней и ночей на базе ВВС Эндрюс люди с мясным кормом (понедельник был самым жарким вечером) спорили, пока не добрались до места проживания. Результат был тот, который разработчики одобрили бы: законодатели с твердым мнением пошли на компромисс, а не прибегли к открытому конфликту. Результаты были несовершенными, но они предпочтительнее бездействия.

По крайней мере, так это можно было увидеть. Альтернативная точка зрения заключалась в том, что лидеры обеих партий пошли на компромисс со своими принципами, и никто не сделал этого больше, чем сам Буш, отказавшись от обещания «не платить новые налоги», которое он дал во время кампании 1988 года.Это мнение проявилось во второй половине телеэкранов CNN в тот пасмурный день. Рядом с Бушем были кадры, на которых представитель Ньют Гингрич покидает Белый дом. Республиканец, занимающий второе место в Палате представителей, отказался присоединиться к празднованию или последовать за президентом своей партии. «Это было предательство его обещания и предательство рейганизма», — сказал Гингрич биографу Буша Джону Мичему. Гингрич направился обратно в Хилл, где консерваторы ждали, чтобы поприветствовать его как героя-мятежника.

Победа Буша в тот день посеяла семена его поражения на выборах 1992 года.«Это действительно уничтожило меня», — сказал Буш Мичему. После этого было принято за правду, что ни один политик-республиканец не сможет выжить, разочаровав консервативное ядро.

Разделенный экран в тот день инкапсулировал дилемму для современных президентов: работать с другой стороной и называться предателем или отказаться работать с ними и ничего не делать. Через несколько дней после церемонии в Розовом саду сделка, о которой было объявлено, сорвалась. Либерал-демократы проголосовали против своих лидеров, потому что хотели увеличить государственные расходы.Консервативные республиканцы проголосовали против своих лидеров, потому что они выступали против повышения налогов и хотели большего сокращения расходов. Республиканцам, баллотирующимся на переизбрание в 1990 году, для победы нужна была база. Если бы они сплотились за сделку по бюджету, они бы рисковали лишиться своего поста. «То, что хорошо для президента, вполне может быть хорошо для страны, но не обязательно хорошо для республиканцев в Конгрессе», — сказал The Washington Post представитель Миннесоты Вин Вебер, союзник Гингрича. «Нам нужны клинья, чтобы победить действующих демократов.

За 27 лет, прошедших с момента объявления обреченного Соглашения о Саммите по бюджету, стороны стали только более пристрастными. В частности, в Республиканской партии основные проблемы ждут законодателей, которые осмелятся пойти на двухпартийный компромисс. За служением чистоты следят радиоведущие, хорошо финансируемые сторонние организации и бесчисленные воины в социальных сетях.

Рост партийности означает, что когда дело доходит до основных дел правительства, президент и Конгресс находятся в постоянном смятении.Выключения и тупиковые ситуации в федеральном бюджете стали обычным явлением. Конгресс не принимал вовремя законопроект о расходах за 20 лет. Надзор со стороны Конгресса, который когда-то использовался для выявления будущих рисков и контроля за исполнительной властью, теперь надежен, главным образом, когда дело доходит до связывания шнурков оппозиции.

Когда президенты работают с Конгрессом, достижения носят пристрастный характер. Обама подписал реформу здравоохранения при поддержке только демократов. Трамп отпраздновал свой закон о снижении налогов только с республиканцами.

Двухпартийные церемонии в Белом доме стали более редкими, с низкими ставками или последними в своем роде. Одним из последних случаев, когда республиканцы появлялись в Белом доме Обамы, было продвижение свободной торговли — проблема, которую Трамп использовал, чтобы победить своих соперников из Республиканской партии. Республиканцы больше не являются сторонниками этой идеи. «Политическая система противодействует успеху президента», — говорит Митч Дэниэлс, который также был директором Управления управления и бюджета при Джордже Буше. «Новый трайбализм стоит прямо там, где государственный долг является самой большой угрозой для нашей нации.Министр обороны Джеймс Мэттис соглашается: самая большая угроза, с которой сталкивается Америка, сказал он мне, — это «отсутствие политического единства».

Когда отношения между Конгрессом и Белым домом рушатся, ученые мужи любят ссылаться на Линдона Джонсона. Они полагают, что благодаря простой силе воли президент может снова запустить машину, подтолкнув Конгресс к действиям.

Но Джонсон не модель. У него было уникальное резюме как бывшего лидера большинства и меньшинства в Сенате, и он мог воспользоваться наследием президента-мученика, чтобы заручиться поддержкой своей политики.Его партия также имела подавляющее большинство в обоих домах.

Тем не менее, идея о том, что президенты могут выйти из тупика, если они просто будут достаточно стараться, сохраняется. «Президент должен начать приглашать людей на обед», — советовал Майкл Блумберг, бывший мэр Нью-Йорка, во время президентства Обамы. «Он должен поиграть с ними в гольф. Он должен взять трубку, позвонить и сказать: «Я знаю, что мы не согласны по этому поводу, но я просто хочу сказать: я слышал, у вашей жены день рождения» или «Ваш ребенок только что поступил в колледж.«Он должен найти друзей».

Кандидаты в президенты покупаются на миф о Джонсоне, потому что он позволяет им позиционировать себя как уникальное решение проблем Вашингтона. «Одна из вещей, в которых я хорош, — это собрать в комнату людей с кучей разных идей, которые иногда резко расходятся во мнениях друг с другом, и найти точки соприкосновения и чувство общего направления», — сказал Обама Стиву Крофту по телефону 60 Протокол в 2008 году.

К концу первого срока Обамы президент и его помощники полностью отказались от идеи заключения сделки.Эксперты регулярно советовали ему просто сесть и выпить с лидером меньшинства в Сенате Митчем МакКоннеллом, как Трумэн делился бурбоном с лидерами Конгресса. « Вы, , выпейте с Митчем МакКоннеллом», — пошутил Обама в ответ. Спустя два года после того, как Обама был у власти, МакКоннелл сказал, что самая важная задача Республиканской партии — обеспечить, чтобы президент отбыл один срок. В частном порядке Обаму раздражало немного больше, чем заявление о том, что он должен делать больше для работы с оппозицией, которая не желает работать с ним.

Призыв к президентам сесть вместе с лидерами противостоящей партии — это пережиток времени, когда президенты и законодатели были менее связаны со своей партией и когда партии были более идеологически и географически разнородны, чем сегодня. Они могли апеллировать к специальным коалициям в Конгрессе, которые формировались на основе убеждений по конкретным вопросам. В качестве лидера сенатского меньшинства Джонсон, демократ, помог Эйзенхауэру победить консервативных республиканцев, которые продвигали поправку Брикера, которая ограничила бы президентскую власть во внешних делах.В качестве президента Джонсон полагался на республиканца Эверетта Дирксена, чтобы добиться принятия закона о гражданских правах над оппозицией консервативных демократов. Еще в 1978 году лидер меньшинства в сенате-республиканце Говард Бейкер был готов рискнуть своими президентскими стремлениями, чтобы помочь президенту-демократу Джимми Картеру получить 67 голосов, необходимых для передачи Панаме контроля над Панамским каналом.

Избирательная карта когда-то поощряла компромисс и межпартийные коалиции. Во время правления Никсона и Рейгана более половины сенаторов в штатах, которые они возглавляли, были демократами.У этих сенаторов были избиратели, которым нравился президент, даже несмотря на то, что он принадлежал к другой партии, что давало этим сенаторам возможность заключать с ним сделки. Около 80 процентов сенаторов от выигранных Обамой штатов были из его партии. То же самое и с Трампом.

Эти законодатели должны отвечать перед избирателями, которые так же далеки друг от друга по политическому спектру, как и предыдущие поколения. Исследовательский центр Pew Research Center изучает партийные позиции с 1994 года, проверяя взгляды на фундаментальные политические вопросы — приносят ли правила больше вреда, чем пользы, сталкиваются ли чернокожие американцы с системным расизмом, являются ли иммигранты обузой и получают ли корпорации разумную прибыль.В 1994 году разница между членами двух основных партий составляла в среднем всего 15 процентных пунктов. Теперь они разделяют в среднем 36 очков. Этот партийный разрыв намного больше, чем различия во мнениях мужчин и женщин, черных и белых американцев и других слоев общества. Президент не может создать коалицию в поддержку законодательства в области здравоохранения, если две стороны принципиально не согласны с тем, должно ли правительство вообще участвовать в здравоохранении.

Партизанский разрыв в том, как люди относятся к президентам, также велик, как никогда.В среднем за два срока Эйзенхауэр пользовался одобрением 49% демократов. Обаму за время своего президентства поддержали 14 процентов республиканцев. Прошлым летом Трампа одобрили всего 8 процентов демократов. В этой среде, сколько бы ни выпил президент с лидерами оппозиции, он не собирается менять их мнение. «Я не понимаю, как вы управляете людьми в Конгрессе, принадлежащими к той или иной партии, чтобы увидеть, что определенный уровень приспособления отвечает их интересам», — говорит Болтен, бывший Джордж У.Буш начальник штаба. «Президенты не могут вести переговоры, как Линдон Джонсон, потому что у членов нет причин бояться президента». Но избиратели не хотят оправданий. Они хотят действий. Когда Конгресс не может действовать, он ставит больше пунктов в список дел президента, хотя ему часто не хватает инструментов и полномочий, чтобы действовать самому.

V. Как это исправить

Чтобы восстановить современное президентство, политики, общественность и пресса должны изменить свои ожидания в отношении офиса и сосредоточиться на том, что реально.Президент не супергерой. Он человек, склонен ошибаться, способен на очень многое. Итак, что мы хотим, чтобы он сделал — и как мы можем ему в этом помочь?

приступил к работе

«Проект готовности Ромни» — самый ценный вклад в современное президентство человека, который не выиграл этот пост. Это 140-страничный сборник работы переходной группы Митта Ромни, шестимесячный процесс подготовки к работе в 2012 году. Том заполнен организационными диаграммами, матрицами приоритетов и таблицами, которые сопоставляют должности с обязанностями.Шестьсот человек были вовлечены в планирование перехода Ромни к концу его кампании, участвуя в упражнениях, в которых они практиковали продвижение идей и законодательства через федеральную систему. Когда люди говорят о преимуществах присутствия бизнесмена в Белом доме, этот пример внимательного отношения, несомненно, является тем, чего они ожидают.

Бизнесмен, добившийся успеха там, где потерпел неудачу бывший губернатор Массачусетса, не привнес такой же строгости в процесс перехода.Команда Дональда Трампа следовала инструкции, которая временами казалась начертанной на салфетке. При переходе были обнаружены все типичные недостатки — распри, скептицизм по отношению к тем, кто имел опыт предыдущей администрации, потраченная впустую работа — и несколько новых на всякий случай. Ветераны предыдущих Белых домов подчеркнули команде Трампа ценность построения систем для управления информацией и помощи в принятии решений. Они сообщают, что их либо потешали, либо игнорировали разъяренные сотрудники, пытающиеся не отставать от требований босса.

Макс Стир из Партнерства государственной службы посвятил свою карьеру попыткам повысить эффективность работы федерального правительства. Он подтолкнул Конгресс к принятию Закона о переходном периоде между президентскими выборами, который вводит некую структуру, чтобы помочь новому президенту подготовиться. И он предлагает, чтобы Конгресс попытался формализовать переходный процесс, подобный тому, который намеревался осуществить Ромни.

Согласно новому плану Стира, кандидат от каждой партии предпримет шаги по формированию будущего правительства и изучит обычаи федеральной системы.«Это несправедливо по отношению к американскому обществу, — говорит он, — когда кандидат говорит:« Знаете что, я собираюсь пройти через этот Что теперь? момент, когда я вступлю в должность, и вы все будете страдать вместе со мной по этому поводу ».

Избиратели и средства массовой информации могут внести свой вклад, отказавшись от идеи, что любой кандидат, который думает о гайках и болтах президента перед первым вторником ноября преждевременно измеряет шторы Овального кабинета. Мы должны делать наоборот: оценивать кандидатов на основе их приверженности переходу, используя это как признак серьезности.То, как они думают о переходе, дает представление о том, как они подойдут к работе: могут ли они сосредоточиться на важной долгосрочной задаче, одновременно выполняя повседневную срочность кампании? Могут ли они поставить на место нужных людей?

«Мы обычно выделяли время в его графике, чтобы он мог подумать», — сказал Леон Панетта о Билле Клинтоне. (Diana Walker / Liaison / Getty)

После выборов 2016 года общественное внимание по понятным причинам было сосредоточено на фейковых новостях, вмешательстве России и том, как предотвратить повторную дестабилизацию выборов.Но подверженность иностранным манипуляциям — далеко не единственный недостаток нашей избирательной системы. Американская общественность и пресса также должны устранить разрыв между офисом, который обсуждается во время кампаний, и его реальными требованиями. Нам необходимо лучше использовать кампанию для проверки качеств, которые будут служить президенту на посту: управленческий талант, эффективность руководства и темперамент. На работе с таким психологическим напряжением мы должны уделять больше внимания нраву и характеру кандидатов.«Одна вещь в президентстве заключается в том, что оно не укрепляет характер; он обнаруживает это », — говорит Дэн Бартлетт, директор по коммуникациям Джорджа Буша.

Но давайте не будем обманывать себя. Такой сдвиг в общественном отношении был бы чудесным, учитывая нынешний трайбализм, преобладание горячей журналистики и отток социальных сетей. Репортеры и ученые мужи тяготеют к легким повествованиям, а кандидаты, партии, группы с особыми интересами и финансовые короли — все извлекают выгоду из грубых, предсказуемых битв за ценности и идентичность.Когда так много преимуществ можно получить, разжигая эмоции, зачем останавливаться и учитывать причину кандидата?

Джозеф Калифано, бывший помощник Линдона Джонсона по вопросам внутренней политики, предполагает, что один из возможных способов прервать существующую систему — это штурм центристов праймериз. В настоящее время в процессе выдвижения кандидатов на пост президента участвует небольшой процент членов партии. Большинство из тех, кто это делает, являются идеологически крайними, их больше интересуют лакмусовая бумажка, чем проверка опыта и характера.Если к ним присоединятся люди с меньшим количеством фиксированных мнений, они могут выбрать кандидатов, которые продемонстрируют готовность и открытость к управлению.

Elevate Experience

Хотя мы находимся в сфере маловероятного, нам также следует перестать думать о опыте в Вашингтоне как об обузе. Это не новое напряжение в американской политике. Гувер отмечал: «Когда мы больны, нам нужен необычный врач; когда у нас есть строительные работы, нам нужен необычный инженер; а когда мы в состоянии войны, нам нужен необычный генерал.Только когда мы входим в политику, мы довольны обычным человеком ».

Сегодня кандидаты, не знакомые с Вашингтоном, имеют явное преимущество; тех, кто это делает, считают обитателями болота. Эта предвзятость гарантирует, что у президента нет навыков и отношений, отточенных годами службы, которые могли бы дать ему шанс вырваться из партизанского тупика.

Избиратели — особенно республиканцы — имеют тенденцию романтизировать решительность корпоративного генерального директора.Но мы не участвуем ни в чем подобном процессу выбора генерального директора, когда нанимаем нашего главнокомандующего. Гаутам Мукунда, политолог из Гарварда и профессор организационного поведения, изучил, как избиратели могут лучше определять командные качества кандидатов в президенты. Он указывает, что компании полагаются на систему фильтрации, которая пытается пропустить только тех кандидатов на руководящие должности, которые обладают основными атрибутами, необходимыми для работы. «Мы не должны верить, что хороший генеральный директор [обязательно] становится хорошим президентом, — говорит Мукунда, — но мы должны заметить, что генеральные директора выбираются посредством гораздо более тщательного, осознанного и рационального выбора кандидатов, которые соответствуют требованиям. работа.Американцы, которые заявляют о своей любви к эффективности делового мира, могли бы применить некоторую мудрость делового мира к собственному принятию решений, выбирая лидеров так же, как и компании: отдавая предпочтение, а не наказывая кандидатов с соответствующим опытом.

На борту президента

Пособие для вновь избранных президентов может включать следующие советы:

Предыдущий успех не предвещает будущего успеха. Фактически, предыдущие достижения могут препятствовать прогрессу на посту президента.«Естественный инстинкт новоизбранного президента состоит в том, чтобы подходить к работе так, как они действовали на своих предыдущих должностях, — говорит Майк Ливитт, бывший губернатор штата Юта и председатель переходной группы Ромни. Но президентство не похоже ни на одну предыдущую работу. Чем раньше президенты поймут, что им придется овладеть новыми навыками, чтобы эффективно управлять Белым домом, тем лучше. По словам Ливитта, каждый президент должен этому научиться. «Они знают, как быть избранными, но они должны научиться управлять».

Действия говорят громче, чем слова — или, по крайней мере, они важнее. Поскольку риторика была монетой королевства во время кампании, новые президенты попадают в ловушку, полагая, что они могут решить любую проблему по-своему. «Современное президентство не невозможно», — пишет политолог Элейн Камарк в своей книге « Почему президенты терпят поражение» . «Но для этого требуется переориентация самого президентства — на сложный и скучный бизнес правительства и от озабоченности общением».

Если вы хотите двигаться быстро, сначала нужно двигаться медленно. Это лекарство особенно сложно принять, потому что президенты так охвачены новой властью. В рождественское утро никто не хочет ждать, пока мама и папа встанут, чтобы открыть подарки. Большинство новых президентов агитировали за то, чтобы не стать жертвой медлительности и отсутствия воли действующего президента. Все будет по-другому, когда я приеду в город , — сказали они своей обожаемой толпе. Но на посту президента не бывает легких вызовов. Система принятия президентских решений должна быть методичной, потому что президентские решения исключительно трудны.«На мой стол не приходит ничего, что можно было бы идеально решить», — сказал Обама Майклу Льюису, написав для Vanity Fair . «В противном случае, кто-то другой решил бы это. Таким образом, вы сталкиваетесь с вероятностями. Любое принятое вами решение с вероятностью 30-40% не сработает. Вы должны признать это и чувствовать себя комфортно с тем, как вы приняли решение. Вас не может парализовать тот факт, что это может не сработать «.

Во многих случаях президент принимает решение без уверенности, исходящей от выполнения всей работы, ведущей к нему.«Что президенты делают каждый день, так это принимают решения, которые в основном навязаны им, сроки слишком часто выходят за рамки их контроля, а варианты, в основном, сформулированы другими», — написал Ричард Нойштадт, чьи меморандумы о президентстве руководят поколениями в офисе. Чтобы принять эти решения, президенту нужно иметь место для размышлений. «Мы обычно выделяли время на его график, чтобы он мог подумать», — сказал мне Леон Панетта, имея в виду Билла Клинтона.

Обнимите мыльный пузырь. Обама в конце концов осознал, что он должен рассматривать обсуждаемого в прессе «Барака Обаму» как совершенно другого человека, чтобы не подвергаться критике лично.Президенты должны игнорировать отзывы и постоянную болтовню; его слишком много, и слишком много неосведомленности. Если он не может игнорировать болтовню, ему нужно найти безопасный способ дать выход: когда до него доходила критика, Гарри Трумэн писал «длинные судороги рук», вспышки раздражительности, от которых его сотрудники были уполномочены избавиться должным образом. Между тем, чтобы избежать потери связи, президент должен назначить кого-то, кто скажет ему правду, а затем верить этому человеку, когда он сообщает неприятные новости.Откровенность будет неуловима в Овальном кабинете, где каждый инстинкт — льстить боссу. «Подчиненный должен быть готов рассказать правду власти, — сказал мне бывший министр обороны Роберт Гейтс в эфире телеканала Face the Nation в мае прошлого года, — но босс должен быть достаточно большим, чтобы понять, что этот человек на самом деле пытается им помочь. . »

Доверьтесь своим сотрудникам. С учетом веса каждого решения и того факта, что даже хорошие президенты могут принимать плохие, система, которая предоставляет набор вариантов для Resolute Desk, должна быть как можно более надежной.Альтернативы должны быть представлены штатными сотрудниками, которые обладают опытом, понимают мнение президента и могут быть уверены, что их работа будет справедливо поставлена ​​перед президентом. «Я думаю, что в первую очередь американскому народу следует искать кого-то, кто сможет создать команду и создать культуру, которая знает, как организовать и продвигать мяч по полю», — сказал мне Обама перед выборами 2016 года. «Независимо от того, насколько вы хороши в качестве президента, вы руководите… крупнейшей организацией на Земле. И вы не можете сделать все в одиночку.

Рецепт Обамы аналогичен «дорожной карте», составленной Х. Р. Холдеманом, главой аппарата Никсона для большей части его администрации, который создал шаблон для современной организации Белого дома. Используя свой опыт работы в рекламе, он разработал тщательно продуманную систему укомплектования президентским персоналом. «К президенту не идет ничего, что не было бы полностью укомплектовано персоналом в первую очередь для обеспечения точности и формы, для горизонтальной координации, проверки на наличие соответствующих материалов, проверки компетентным персоналом, занимающимся этой областью, и всего, что необходимо для внимания президента», — написал он.

Халдеман знал, что в офисе этого комплекса не может быть импровизационных сотрудников или импровизационного президента. (Парадоксальная мудрость, учитывая его судьбу и судьбу администрации Никсона, но не менее значимая для этого позора.) Президент, конечно, может отвергнуть свою команду или изменить свое мнение. Но должен быть процесс и базовый уровень согласованности. «Непредсказуемость иногда может быть полезной», — говорит Кеннет Дуберштейн, который был главой администрации Белого дома при Рейгане.«Но это не может быть операционным стилем управления».

Следующий успешный президент, говорит один из главных помощников Рейгана, будет неустанно концентрироваться на нескольких хорошо выбранных целях.

«Это как диспетчерская вышка, управляющая сотней самолетов, которые думают, что у них возникла чрезвычайная ситуация и им необходимо приземлиться», — говорит Ливитт, который также был министром здравоохранения и социальных служб при Джордже Буше. «Чтобы работать хорошо, президентство должно иметь порядок и структуру. Для человека, в высшей степени уверенного в своей способности инстинктивно знать ответ на каждый вопрос, это могло показаться излишне бюрократическим.Однако, когда процесс не работает, это приводит к множеству сбоев ».

Сбои могут произойти не сразу, но они неизбежны, и когда они случаются, система для эффективной работы не может быть создана задним числом. Это, пожалуй, самая серьезная угроза для администрации Трампа, которая подвергает стресс-тестированию все, что мы знаем об упорядоченной работе Белого дома. «Эффективное правительство похоже на подушку безопасности», — говорит Мукунда из Гарварда. «Вы не замечаете этого большую часть времени, но когда что-то идет не так, вы действительно хотите, чтобы это было.”

Расширьте возможности вашего кабинета. Даже если его операция в Белом доме безопасно приближается к межгосударственной автомагистрали, президент не может принимать каждое решение из Овального кабинета. Слишком много дел. Вместо этого президенты должны следовать модели Кэлвина Кулиджа. «Возможно, одним из самых важных достижений моей администрации было то, что я занимался своим делом», — сказал он.

В современной исполнительной власти это означает, что секретарям Кабинета нужно дать некоторый поводок. Джордж Шульц посоветовал Дональду Трампу не позволять Белому дому доминировать над всем.«Это стало тенденцией передавать принятие решений и даже оперативные вопросы в Белый дом», — говорит бывший госсекретарь при Рейгане и министр финансов при Никсоне. «Поэтому я надеюсь, что президент скажет что-то вроде этого:« Я считаю, что мой кабинет и его подчиненные — это мои сотрудники. Это люди, с которыми я буду работать над разработкой политики. И именно они собираются его исполнить под моим руководством. Но они собираются его выполнить ». Когда вы это сделаете, у вас появятся хорошие люди, вы получите всех людей, утвержденных Сенатом, и вы получите лучшую политику, и вы получите лучшее исполнение.

Однако, чтобы позволить такое делегирование состояться, американцам придется отказаться от своих представлений о том, где остановиться. Если чиновник кабинета министров принимает плохое решение, президент должен исправить это, а система должна адаптироваться. Но президент не должен нести ответственность за каждое решение, принятое в каждом уголке его администрации, или он должен делать то, что сделал Картер, и пытаться принимать каждое решение сам — невыполнимая задача. СМИ, со своей стороны, должны будут освещать чиновников кабинета по существу, а не только как источник дворцовых интриг.Есть лучшие способы использования кожи для обуви, чем выяснять, где именно сидел Рекс Тиллерсон, когда узнал, что его уволили.

Радикально упростите офис

Однако одного делегирования будет недостаточно. Митч Дэниэлс утверждает, что перегрузку работы можно решить, только радикально избавившись от нее. Для этого может потребоваться разрыв между функциональной ролью работы (защита нации и достижение консенсуса в отношении важного законодательства, места, где может быть применен президентский мозг и только президентский мозг) и церемониальной частью работы (посещение мест бедствий, приветствуя чемпионов NCAA).Последнюю категорию невозможно было бы полностью потерять, но, вероятно, ее можно было бы передать на аутсорсинг вице-президенту. Будущий президент может также пересмотреть роль первой супруги, поручив ей — или ему — больше посещать и принимать гостей. В своей книге « Невозможное президентство » 2017 года историк из Техасского университета Джереми Сури заходит так далеко, что предлагает добавить премьер-министра в европейском стиле, который мог бы избавить президента от работы. «Следующим успешным президентом, скорее всего, станет тот, кто неустанно концентрируется на нескольких хорошо выбранных целях», — говорит Дэниелс.«Кто-то, кто ясно дает понять, что« меня так много, а дней мало ». У нас большие проблемы. Дело не в том, что мне все равно. Я глубоко забочусь, но ты не увидишь, как я делаю такие вещи. Вы наняли меня для другой работы ».

Трудно представить, чтобы американский президент так резко обращался к американскому народу. С другой стороны, это может быть еще одним способом, которым Трамп, хотя и случайно, возможно, дал стране возможность решить проблему, которую она долгое время игнорировала.Некоторое пренебрежение нормами Трампа доставило ему неприятности. В других случаях он делал то, что раньше было невообразимо, и мир продолжал вращаться. Возможно, это могло бы вдохновить следующего президента выступить с необычной инаугурационной речью:

Мои сограждане-американцы, на протяжении поколений президенты стояли там, где я стою сейчас, и строили башню разочарования. Они сложили обещание за обещанием. Мы не будем судить их сердца. Эта великая страна призывает всех нас быть щедрыми. Но учреждениям, созданным нашими Основателями, не великодушно расширять их пределы.Поэтому я посвящу свое президентство двум важным целям: обеспечению вашей безопасности и вашего процветания. Я не буду участвовать ни в одной церемонии, которую устраивали мои предшественники, если она не будет соответствовать этим целям. Вместо этого Америка будет иметь удовольствие познакомиться с моим вице-президентом, членами кабинета министров и мужем. Конгресс тоже получит возможность продемонстрировать свой щедрый темперамент, вернувшись в американское правительство в качестве активного и равноправного участника.

Циники в СМИ закатили бы глаза.Противоборствующая сторона обвинит президента в уклонении от исполнения своих обязанностей. Но американский народ может оценить искренность, смирение и обещание сосредоточиться на той работе, которая имеет значение.

разбудить конгресс от дремоты

Еще одна работа, с которой президент мог бы отказаться, — это его практическая законодательная роль. Разработчики не задумывались об этом, и это делает его менее, а не более эффективным стимулом для Конгресса. «Законодательный процесс настраивает вас на провал», — говорит Дэн Бартлетт.«Пособие таково: вы начинаете с палаты представителей, но это отталкивает вас [от центра], и тогда законодательство определяется таким образом. Если вы попытаетесь принять только «процесс», а не действующий закон, члены Палаты представителей расстроятся. Затем он поступает в Сенат, и закон становится более умеренным, и тогда президента обвиняют в беспринципности ». Если бы президенту не приходилось вмешиваться на каждом шагу, Конгресс был бы вынужден взять на себя законодательную инициативу, ослабив давление на исполнительную власть и вернувшись к модели, задуманной основателями.Президент может сохранить свою политическую валюту до конца процесса, когда будет продумано множество важных вопросов. Он больше не будет участвовать в качестве одного из многих грязных переговорщиков, но сохранит статус голоса нации.

Пусть поиграют в гольф

Как бы ни были реорганизованы обязанности президента, общественность и даже политические оппоненты президента должны позволить ему расслабиться. Нет ничего глупее, чем зацикленность на национальном графике президентских отпусков.Президентство никогда не покидает президента. Даже когда он находится на поле для гольфа, у него в голове крутится работа. Моменты побега полезны.

Президенты были лишены права на отпуск, часто претендентами на работу. И снова Эйзенхауэр знал, что правильно. В письме своему брату, написанном до того, как он стал президентом, Эйзенхауэр сказал, что он «тщательно испытал и доказал достоинства полного и абсолютного отдыха», пообещав, что он возьмет не менее 10 недель отпуска в год, чтобы сохранять от болезни «переутомление».(Он был близок к достижению своей цели, часто посещая Геттисберг и Денвер.)

Никсон, напротив, расспрашивал своего начальника штаба о том, как мало он может спать и все еще функционирует. Никто не хочет следовать модели Никсона в управлении здоровьем. Напряжение на работе и его демоны заставляли его пить и бродить по территории Белого дома и Национальной аллеи, звоня друзьям и противникам поздно ночью. Дневники Холдемана заполнены ежедневными показаниями температуры непостоянного президента, психологического упадка, который настигла администрация.

Реформирование президентства необходимо и сложно, потому что Создатели не уточняли, как будет работать офис. Вот почему Джордж Вашингтон так осознавал тот факт, что каждое его действие будет создавать прецедент для офиса. Это работа по управлению. Со времен Вашингтона президенты придерживались традиций и обязательств, установленных их предшественниками, и передали их следующим президентам. Это способствует единству, преемственности и стабильности. Это также способствует вздутию живота.

Вашингтон никогда бы не узнал офис сейчас, хотя он мог посочувствовать его современному обитателю. «Я очень опасаюсь, что мои соотечественники будут ожидать от меня слишком многого, — писал он своему другу Эдварду Ратледжу в 1789 году. Он слишком велик, и пришедшие после него президенты сталкиваются с противоположной проблемой: как не показаться слишком маленьким для офиса, который стал настолько большим.

Легенда о лепреконе | Исследуйте | Потрясающие мероприятия и забавные факты

Фото Craig, лицензия CC BY-SA 2.0

В чем правда легенды о лепреконах? Вот что мы знаем об этом загадочном ирландце.

---

Что такое лепрекон?

Легенда гласит, что лепрекон — это тип феи, ростом с трехлетнего ребенка.

Лепрекона обычно называют бородатым мужчиной в зеленом костюме и шляпе. Считается, что лепреконов женского пола не водится.

Согласно легендам, лепрекон — сапожник, который большую часть своего времени тратит на изготовление и починку обуви. Фактически, некоторые говорят, что когда лепрекон находится рядом, вы можете услышать, как он вбивает гвозди в обувь, как его крошечный молоток.Также говорят, что эти маленькие человечки очень озорные и любят подшучивать над теми, кого они встречают.

---

Существуют ли лепреконы?

Лепрекон считается мифическим существом. Но старые ирландские сказки говорят, что этот маленький озорник реален и впервые был замечен еще в 700-х годах.

Истории о лепреконах передаются из поколения в поколение. Что касается его названия, некоторые предполагают, что слово лепрекон происходит от старого ирландского слова luchorpán , что означает маленькое тело.Другие говорят, что оно произошло от ирландского слова, означающего сапожник.

---

А что насчет горшка с золотом?

Фото отца Лоуренса Лью, O.P., лицензия CC BY 2.0

Говорят, что у каждого лепрекона есть горшок с золотом, который он прячет в глубине ирландской деревни.

Согласно легенде, лепрекон должен отдать это сокровище тому, кто его поймает. Но этот малыш не позволит своему сокровищу легко ускользнуть.

История гласит, что подлый лепрекон может заставить человека на мгновение отвести взгляд.И вот так он исчезает в своем лесном доме и забирает с собой свое сокровище.

---

Они всегда носят зеленое?

До 1800-х годов гномы описывались как носящие красные костюмы вместо зеленых. Но все изменилось в конце 1700-х годов, когда ирландский поэт Уильям Аллингем написал о лепреконе, одетом в зеленое.

Этот образ стал тем, который прижился, и с ним мы больше всего знакомы по сей день.

Фото kris krug по лицензии CC BY-SA 2.0

---

Лепреконы: вымирающий вид?

Фотография Craig, лицензия CC BY-SA 2.0

В небольшом ирландском городке Карлингфорд лепреконы являются официально охраняемым видом.

После того, как местный житель заявил, что видел в этом районе лепрекона, в 2009 году был принят закон, чтобы держать маленьких существ в безопасности. По словам местных жителей, последние живые лепреконы — всего 236 — живут в этом районе.

---

Тсс … мы ищем лепреконов

Фотография Майка Магуайра по лицензии CC BY 2.0

Несмотря на то, что здесь они находятся под защитой, в городе Карлингфорд каждую весну проводится охота на гномов.

Но вместо того, чтобы искать настоящих лепреконов, люди ищут керамических и чучел, которые были спрятаны на близлежащей горе. Те, кто найдет лепрекона, выиграют денежный приз.

---

Где я могу увидеть лепреконов?

Мы ничего не можем обещать, но в мире есть несколько мест, посвященных лепреконам:

Парк Лепреконов

Парк Милл Эндс в Орегоне — самый маленький парк в мире.По правде говоря, парк — это просто цветочный горшок с растениями посреди дороги. Но, кроме того, говорят, что в парке проживает колония лепреконов. История обитающих здесь лепреконов восходит к 1947 году. Именно тогда местный репортер начал писать рассказы о главном лепреконе парка по имени Патрик О’Тул. Парк был объявлен единственной колонией лепреконов к западу от Ирландии. И по сей день здесь проходят празднования Дня Святого Патрика.

Пещера лепреконов

В городе Карлингфорд, Ирландия, есть подземные пещеры, по которым посетители могут пройти.Гид объясняет историю лепреконов и рассказывает истории о лепреконах, которые, как говорят, путешествуют по этим подземным туннелям.

Фотография Уильяма Мерфи, лицензия CC BY-SA 2.0

Музей лепреконов

Этот музей, расположенный в Дублине, Ирландия, предоставляет информацию о лепреконах с момента их первого появления в восьмом веке до наших дней.